[ГАРУДА ОСВОБОЖДАЕТ ВИНАТУ ОТ РАБСТВА]

 В то время, исполнены смутной тревоги, 
 Увидели страшные знаменья боги: 

 Громов громыханье, и веянье бури, 
 И пламя таинственных молний в лазури; 

 Кровавые ливни и рек наводненье, 
 Средь ясного дня метеоров паденье; 

 Величье богов приходило в упадок, 
 Венки их поблекли, настал беспорядок, 

 И сам Громовержец, с душевною раной, 
 Дождил не дождями, а кровью багряной. 

 Явился он к Брахме, сказал властелину: 
 «Внезапной беды назови мне причину». 

 Ответствовал Брахма: «Причина смятенья - 
 Подвижников малых дела и моленья. 

 Над кроткими ты посмеялся в гордыне, - 
 Отсюда явились и бедствия ныне. 

 От Кашьяпы мудрого, чистой Винаты 
 Рожден исполин, повелитель пернатый, 

 Отважный, стремительной мысли подобный, 
 Менять свою силу и облик способный, 

 Он взял себе Солнце и Месяц в охрану, 
 Задумал он: «Амриту ныне достану». 

 Отвагой с Гарудой никто не сравнится. 
 Свершит невозможное мощная птица!» 

 К богам, охранявшим напиток, с приказом 
 Пришел Громовержец, и мудрые разом, 

 С мечами из остро отточенной стали. 
 В кольчугах, готовые к битве, предстали. 

 Огнем пламенели их светлые лики, 
 Рождали огонь их трезубцы и пики. 

 Железные копья прижались к секирам. 
 Крылатые стрелы сверкали над миром, 

 И поле сражения сделалось тесным. 
 И плавилось, мнилось, на своде небесном. 

 На войско бессмертных, что высилось и латах, 
 Нагрянул внезапно владыка пернатых. 

 Гаруда могучие крылья расправил 
 И крыльями ветер подняться заставил, 

 Вселенную черною пылью одел он, 
 Незримый во тьме, над богами взлетел он. 

 Когтями терзал он богов без пощады. 
 Он клювом долбил их, ломая преграды. 

 Обрушились ливнем и копья и стрелы. 
 Но грозный Гаруда, могучий и смелый, 

 Ударов не чувствовал копий железных. 
 А боги бежали и падали в безднах. 

 Бежали премудрые, страхом объяты. - 
 Волшебной воды домогался пернатый. 

 Увидел он: пламя неслось отовсюду, 
 Казалось, - сожжет оно мир и Гаруду! 

 Гаруде служили крыла колесницей. 
 Он стал восьмитысячеклювою птицей. 

 На реки текучие взор обратил он, 
 И восемь раз тысячу рек поглотил он. 

 Он реками залил огромное пламя, 
 Свой путь продолжая, взмахнул он крылами, 

 За труд принимаясь великий и тяжкий. 
 Помчался он в облике маленькой пташки. 

 Кивая вода колесом охранялась, 
 И то колесо непрестанно вращалось, 

 Могуче, как пламя, ужасно, как битва, 
 А каждая спица - двуострая бритва. 

 Меж грозными спицами был промежуток, 
 А вход в промежуток и труден и жуток. 

 Но где тут преграда для маленькой птицы? 
 Ее не задели двуострые спицы! 

 На страже сосуда, в глубинах подподпых, 
 Увидел Гаруда двух змей превосходных. 

 Они подчинялись божественной власти. 
 Огонь извергали их жадные пасти. 

 Глаза их, наполнены гневом и ядом, 
 Смотрели на всех немигающим взглядом: 

 Такая змея на кого-нибудь взглянет. - 
 И пеплом несчастный немедленно станет! 

 Гаруда расправил могучие крылья, 
 Змеиные очи засыпал он пылью. 

 Незримый для змей, он рассек их на части, 
 Сомкнулись огонь извергавшие пасти. 

 Тогда колеса прекратилось вращенье, 
 Разрушилось крепкое сооруженье. 

 Похитил он амриту, взмыл он оттуда, 
 И блеском соперничал с солнцем Гаруда. 

 Настиг его Индра за тучей широкой, 
 Стрелою пронзил его, тысячеокий. 

 Но тот улыбнулся властителю грома: 
 «Мне боль от стрелы громовой незнакома. 

 С почтеньем к тебе обращаюсь теперь я, 
 Но грома и молний сильней мои перья». 

 Пришла Громовержцу пора убедиться, 
 Что это великая, мощная птица! 

 «Но в чем твоя сила? - спросил он Гаруду, - 
 Скажи мне, и другом твоим я пребуду». 

 Гаруда ответил: «Да будем дружны мы. 
 Отвага и мощь моя - неодолимы. 

 Хотя похвальбы добронравному чужды 
 И речь о себе не заводят без нужды, 

 Но если ты друг мне, то другу я внемлю. 
 Узнай же: вот эту обширную землю, 

 Со всеми живыми ее существами, 
 С морями, горами, лугами, лесами, 

 На каждом из перьев своих пронесу я, 
 Усталости в теле своем не ночуя». 

 Сказал Громовержец Гаруде с испугом: 
 «Похитивший амриту, будь моим другом, 

 Но влагу бессмертья верни мне скорее, 
 Чтоб недруги наши не стали сильнее». 

 Воскликнул Гаруда: «Желанную влагу 
 Теперь уношу я, к всеобщему благу. 

 Вовеки ее никому не отдам я, 
 Верну ее скоро премудрым богам я». 

 Сказал Громовержец: «Я рад нашей встрече, 
 Твои принимаю разумные речи. 

 За амриту дам все, что хочешь, о птица!» 
 Гаруда промолвил: «Хотя не годится 

 На то соглашаться владыке пернатых, 
 Но знай, что я змей ненавижу проклятых, 

 Да станут мне змеи отныне едою!» 
 Ответствовал бог: «Я согласен с тобою». 

 Помчался Гаруда к Винате-рабыне, 
 И змеям сказал он: «Принес я вам ныне 

 Напиток бессмертья, что радует душу, 
 Сосуд на траву я поставлю, на кушу. 

 Вкушайте же, змеи, желанную воду, 
 Но бедной Винате верните свободу!» 

 «Согласны!» - ответили змеи Гаруде, 
 Они устремились, ликуя, к запруде, 

 Хотели они совершить омовенье, 
 Но Индра низринулся в это мгновенье, 

 Схватил он бессмертья напиток чудесный 
 И сразу в обители скрылся небесной. 

 Увидели змеи, исполнив обряды: 
 Похищена амрита, нет им отрады! 

 Но куша-трава стала чище, светлее, 
 Лизать ее начали тихие змеи, 

 И змеи, траву облизав, поразились, 
 Тогда-то у них языки раздвоились. 

 А куша травою священною стала, 
 А слава Гаруды росла и блистала. 

 Винату он радовал, змей пожирая, 
 Свободу вернула ей влага живая. 

 Блаженны познавшие волю созданья... 
 На этом главу мы кончаем сказанья.