Еды изобильем и пышным убранством довольный,
Мудрец Хануман восхищался палатой застольной.
Вкушай буйволятину, мясо кабанье, оленье!
Любое желанье здесь может найти утоленье.
Павлины и куры нетронуты были покуда,
Под ними блистала, как жар, золотая посуда.
С кабаниной сложены были в огромные чаши
Куски носорожины, выдержанной в простокваше.
Там были олени, козлы, дикобраз иглокожий
И солью сохальской приправленный бок носорожий.
Была куропаток и зайцев початая груда,
И рыба морская, и сласти, и острые блюда.
Для пиршества - снедь, для попойки - напитки стояли.
На снадобьях пряных настойки в избытке стояли.
Повсюду валялась браслетов блистающих бездна!
Пируя, красавицы их растеряли в трапезной.
В цветах и плодах утопая, исполнен сиянья,
Застольный покой походил на венец мирозданья.
Роскошные ложа расставлены были в трапезной.
Она без лампад пламенела, как свод многозвездный.
И эта застольная зала еще светозарней
Сдавалась от яств и приправ из дворцовой поварни,
От вин драгоценных, от мадхвики светлой, медовой,
От сладких настоек, от браги цветочной, плодовой.
Ее порошком насыщали душистым и пряным.
Чтоб вышел напиток пахучим, игристым и пьяным.
Цветами увенчанные золотые сосуды,
Кристальные кубки узрел Хануман крепкогрудый
И чаши, где в золоте чудно блестят изумруды.
Початы, вина дорогого кувшины стояли,
Другие - осушены до половины стояли;
Иные сосуды и чаши совсем опустели.
Неслышно скользил Хануман, озирая постели.
Он видел обнявшихся дев, соразмерно сложенных,
Вином опьяненных и в сладостный сон погруженных.
Касаясь венков и одежд, ветерка дуновенье
В разлад не вступало со зрелищем отдохновенья.
Дыханье цветочное веяло в воздухе сонном.
Сандалом, куреньями пахло, вином благовонным.
Равана в своем дворце на Ланке Фрагмент индийской миниатюры. Пенджабская школа, XVIII в.
И ветер, насыщенный благоухающей смесью,
Носился над Пушпакой дивной, стремясь к поднебесью.
Блистали красавицы светлой и черною кожей,
И смуглою кожей, с расплавленным золотом схожей.
В обители ракшасов, грозной стеной окруженной,
Уснули, пресытясь утехами, Раваны жены.
Тела их расслаблены были питьями хмельными.
Их лица, как лотосы ночи, в сравненье с дневными
Поблекли... И не было Ситы прекрасной меж ними!
...Неожиданно внимание Ханумана привлекла цветущая ашоковая роща, охраняемая грозными ракшасами. Обманув их бдительность, он прокрался к высокой стене, окружавшей это священное место.