[ВТОРОЙ ПОЖАР ЛАНКИ] (Часть 75)

 Дневное светило обильно лучи расточало, 
 Но к вечеру скрыло свой лик за горой Астачала. 
 Во тьму непроглядную мир погрузился сначала. 

 Зажгли просмоленную паклю бойцы обезьяньи 
 И в город пустились бегом в грозновещем сиянье. 

 Тогда сторожившие Ланки врата исполины 
 Покинули входы, страшась огненосной дружины. 

 Пришельцы с горящими факелами, с головнями 
 По кровлям дворцовым запрыгали, тыча огнями. 

 Они поджигали огулом, еще бесшабашней, 
 Оставленные караулом ворота и башни. 

 Пожарное пламя неслось от жилища к жилищу 
 И всюду себе находило желанную пищу. 

 Вздымались дворцы, словно гор вековые громады. 
 Огонь сокрушал и обрушивал их без пощады. 

 Алмазы, кораллы и яхонты, жемчуг отборный, 
 Алоэ, сандал пожирал этот пламень упорный. 

 Пылали дома и дворцы обитателей Ланки, 
 С обильем камней драгоценных искусной огранки, 
 С оружьем златым и сосудами дивной чеканки. 

 Добычей огня оказались шелка и полотна, 
 Ковры дорогие, одежды из шерсти добротной, 

 Златая посуда, что ставят в трапезной, пируя, 
 И множество разных диковин, и конская сбруя, 

 Тигровые шкуры, что выделаны для ношенья, 
 Попоны и яков хвосты, колесниц украшенья, 

 Слонов ездовых ожерелья, стрекала, подпруги, 
 Мечи закаленные, луки и стрелы, кольчуги. 

 Горели украсы златые - изделья умельцев, 
 Жилища одетых в кирасы златые владельцев, 
 Что Ланки внезапный пожар обратил в погорельцев, 

 Обители ракшасов буйных, погрязнувших в пьянстве 
 С наложницами в облегающем тело убранстве. 

 Оружьем бряцали иные, охвачены гневом, 
 Другие уснули, прильнув к обольстительным девам, 

 А третьи младенцев своих, пробудившихся с криком, 
 Несли из покоев горящих в смятенье великом. 

 Дворцы с тайниками чудесными были доныне 
 Дружны с облаками небесными, в грозной гордыне, 

 Округлые окна - подобье коровьего ока - 
 В оправе камней драгоценных светились высоко. 

 С покоями верхними, где, в ослепительном блеске, 
 Павлины кричали, звенели запястья, подвески, 

 С террасами дивными в виде луны златозарной 
 Сто тысяч домов истребил этот пламень пожарный. 

 Горящий портал и ворота столичные - тучей 
 Казались теперь в опояске из молнии жгучей. 

 И слышались в каждом дворце многоярусном стоны, 
 Когда просыпались в огне многояростном жены, 

 Срывая с себя украшенья, что руки и ноги 
 Стесняли и нежным телам причиняли ожоги. 

 И в пламени дом упадал, как скала вековая, 
 Что срезала грозного Индры стрела громовая. 

 Пылали дворцы наподобье вершин Химаваты, 
 Чьи склоны лесистые пламенем буйным объяты. 

 Столица, где жадный огонь разгорался все пуще, 
 Блистала, как древо киншуки, обильно цветущей. 

 Казалась пучиной, кишащей акулами, Лайка. 
 То слон одичалый метался, то лошадь-беглянка. 

 Пугая друг друга, слоны, жеребцы, кобылицы 
 В смятенье носились по улицам этой столицы. 

 Во мраке валы океанские бурными были, 
 И, Ланки пожар отражая, пурпурными были. 

 Он выжег твердыню, как пламень конца мирозданья. 
 Не город, - пустыню оставила рать обезьянья!

Индраджит вновь становится невидимым. Он осыпает обезьян тучами стрел и спасает ракшасов от грозящей гибели.

Затем коварный сын Раваны сотворяет призрачный облик Ситы и утром на виду у войска обезьян и медведей отрубает голову Лже-Сите, плачущей, молящей о пощаде. Нет пределов горю прекрасного Рамы. Он без чувств падает наземь. Придя в себя, он плачет. Но мудрый Вибхишана молвит ему: «Вставай, о сын Дашаратхи! Равана никогда не решится убить царевну Митхилы, - ведь именно ради нее он начал великую битву! Индраджит убил не Ситу, но волшебное виденье! А ныне в священной роще он приносит жертву богу огня, чтобы твое оружие не смогло сразить его. Надо скорее убить Индраджита, иначе не миновать беды!»

Рама посылает Лакшману и Вибхишану расправиться с Индраджитом...

Сражаясь не на жизнь, а на смерть с могучим хитрым сыном Раваны, Лакшмана сносит ему голову стрелою - страшным оружием повелителя богов Индры.

Гибель сына повергает Равану в скорбь и рождает в нем ужас. Затем неистовый гнев охватывает царя. Он жаждет убить Ситу и отправляется совершить злодеянье, но прямой сердцем добрый советник Супаршва смело предостерегает царя от безумного поступка. «Не лучше ли, - убеж­дает он десятиглавого владыку, - убить Раму и завладеть прекрасною дочерью Джанаки?!»

Равана, сопутствуемый преданнейшими ракшасами, выезжает на поле битвы. Один за другим гибнут его лучшие воины. Но сам Равана непобедим. Царь Ланки и Рама с Лакшманой выпускают тысячи стрел. От копья Раваны падает наземь сын Сумитры. Джамбаван, предводитель медведей, советует Хануману полететь в Гималаи: там на горе Махбдая растут чудесные травы, возвращающие дыхание жизни. Хануман мгновенно пере­носится в Гималаи и находит гору, но травы прячутся при его появленье.

Тогда он вырывает всю гору, приносит ее на Ланку, а Джамбаван оты­скивает волшебные травы и подносит их к лицу бездыханного Лакшманы. Запах трав возрождает Лакшману к жизни.

Рама, а с ним все войско, вновь начинает битву с похитителем Ситы.