Детство Гайаваты

  В летний вечер, в полнолунье, 
В незапамятное время, 
В незапамятные годы, 
Прямо с месяца упала 
К нам прекрасная Нокомис, 
Дочь ночных светил, Нокомис.

Нокомис, дочь ночных светил

  Как дитя, она играла, 
На ветвях на виноградных 
Меж подруг своих качалась, 
И одна из них, сгорая 
Злобой ревности и мести, 
Эти ветви подрубила, 
И на Мускодэ упала, 
На цветущую долину, 
Замирая от испуга, 
Летним вечером Нокомис. 
"Вон звезда упала с неба!" - 
Говорил народ в селеньях.
  Там, на мягких мхах и травах, 
Там, среди стыдливых лилий, 
В тихой Мускодэ, в долине, 
В звездном блеске, в лунном свете, 
Стала матерью Нокомис, 
Назвала дочь первородной - 
Назвала ее Веноной. 
И, как лилия в долине, 
Расцвела ее Венона: 
Стала гибкой, стала стройной, 
Точно лунный свет, прекрасной, 
Точно звездный отблеск, нежной.
  И Нокомис часто стала 
Говорить, твердить Веноне: 
"О, страшись, остерегайся 
Мэджекивиса, Венона! 
Никогда его не слушай, 
Не гуляй одна в долине, 
Не ложись в траве меж лилий!"

Ночной мотылек

  Но не слушалась Венона, 
Не внимала мудрой речи, 
И пришел к ней Мэджекивис, 
Темным вечером подкрался, 
С тихим шепотом склоняя 
На лугу цветы и травы. 
Там прекрасная Венона 
Меж цветов одна лежала, 
Там нашел ее коварный 
Ветер Западный - и начал 
Очаровывать Венону 
Сладкой речью, нежной лаской - 
И родился сын печали, 
Нежной страсти и печали, 
Дивной тайны - Гайавата.
  Так родился Гайавата; 
А коварный Мэджекивис, 
Бессердечный Мэджекивис 
Уж покинул дочь Нокомис, 
И недолго после билось 
Сердце нежное Веноны: 
Умерла она в печали.
  Долго с криками рыдала, 
Долго плакала Нокомис: 
"О, зачем жестокий Погок 
Не меня унес с собою? 
Лучше б мне лежать в могиле
Вагономин, вагономин!"
  На прибрежье Гитчи-Гюми, 
Светлых вод Большого Моря, 
С юных дней жила Нокомис, 
Дочь ночных светил, Нокомис. 
Позади ее вигвама 
Темный лес стоял стеною - 
Чащи темных, мрачных сосен, 
Чащи елей в красных шишках,
А пред ним прозрачной влагой 
На песок плескались волны, 
Блеском солнца зыбь сверкала 
Светлых вод Большого Моря. 

Совы лесные

  Там, в тиши лесов и моря, 
Внука нянчила Нокомис, 
В люльке липовой качала, 
Устланной кугой и мохом, 
Крепко связанной ремнями, 
И, качая, говорила: 
"Спи! А то отдам медведю!" 
Так, баюкая, певала: 
"Эва-ия, мой совенок!
Что там светится в вигваме? 
Чьи глаза блестят в вигваме? 
Эва-ия, мой совенок!"
  Много-много рассказала 
О звездах ему Нокомис; 
Показала хвост кометы - 
Ишкуду в огнистых косах, 
Показала Танец Духов, 
Их блистающие рати 
В небесах Страны Полночной, 
В Месяц Лыж морозной ночью; 
Показала серебристый 
Путь всех призраков и духов - 
Белый путь на темном небе, 
Полном призраков и духов. 
  Вечерами, теплым летом, 
У дверей сидел малютка, 
Слушал тихий ропот сосен, 
Слушал тихий плеск прибоя, 
Звуки дивных слов и песен: 
"Минни-вава!" - пели сосны, 
"Мэдвэй-ошка!" - пели волны. 
  Видел мушку, Ва-ва-тэйзи, 
Что, сверкая белой искрой, 
Светит в сумраке вечернем 
Над травою и кустами, 
И тихонько пел ей песню, 
Что Нокомис научила: 
"Ва-ва-тэйзи, Ва-ва-тэйзи!
Крошка, огненная мушка, 
Крошка, белый огонечек! 
Потанцуй еще немножко, 
Посвети мне, попрыгунья, 
Белой искоркой своею: 
Скоро я в постельку лягу, 
Скоро я закрою глазки!"
  Видел, как над Гитчи-Гюми, 
Отражаясь в Гитчи-Гюми, 
Подымался полный месяц, 
Видел тень на нем и пятна 
И шептал: "Что там, Нокомис?" 
А Нокомис отвечала: "Раз один сердитый воин 
Подхватил старуху-бабку 
И швырнул ее на небо, 
Зашвырнул на месяц прямо. 
Так она там и осталась".
  Видел радугу на небе, 
На востоке, и тихонько 
Говорил: "Что там, Нокомис?" 
А Нокомис отвечала: 
"Это Мускодэ на небе; 
Все цветы лесов зеленых, 
Все болотные кувшинки,
На земле когда увянут, 
Расцветают снова в небе".
  Если сов он слышал в полночь 
Вой и хохот в чаще леса, - 
Он, дрожа, кричал: "Кто это?" 
Он шептал: "Что там, Нокомис?" 
А Нокомис отвечала: 
"Это совы собралися -
И по-своему болтают, 
Это ссорятся совята!" 
  Так малютка, внук Нокомис, 
Изучил весь птичий говор, 
Имена их, все их тайны: 
Как они вьют гнезда летом, 
Где живут они зимою;
Часто с ними вел беседы, 
Звал их всех "мои цыплята".
  Всех зверей язык узнал он, 
Имена их, все их тайны: 
Как бобер жилище строит, 
Где орехи белка прячет, 
Отчего резва косуля,
Отчего труслив Вабассо; 
Часто с ними вел беседы, 
Звал их "братья Гайаваты".
  И рассказчик сказок Ягу,
Говорун, хвастун великий, 
Много по свету бродивший,
Верный друг Нокомис старой, 
Сделал лук для Гайаваты: 
Лук из ясеня он сделал, 
Стрелы сделал он из дуба, 
Наконечники - из яшмы, 
Тетиву - из кожи лани.
  И сказал он Гайавате: 
"Ну, мой сын, иди скорее 
В лес, где держатся олени. 
Застрели-ка там косулю 
С разветвленными рогами".
  Гордо взял свой лук и стрелы 
Гайавата и отважно 
В лес пустился; птицы звонко 
Пели, по лесу порхая. 
"Не стреляй в нас, Гайавата!" - 
Опечи пел красногрудый; 
"Не стреляй в нас, Гайавата!" - 
Пел Овейса синеперый.
  На дубу над Гайаватой 
Вниз и вверх скакала белка, 
Меж зеленых листьев дуба 
С кашлем прыгала, смеялась 
И, смеясь, пробормотала: 
"Пощади, о Гайавата!"
  И вприпрыжку белый кролик 
Робко бросился с тропинки, 
Стал вдали на задних лапках 
И охотнику промолвил 
Хоть и в шутку, но трусливо: 
"Пощади, о Гайавата!"
  Но не слушал Гайавата, - 
Точно сонный, брел он лесом, 
Думал только об олене, 
След его искал глазами, 
След, что вел к речному броду, 
По тропе к речному броду.
  За ольховыми кустами 
Сел и выждал он оленя, 
Увидал два глаза в чаще, 
Увидал над ней два рога, 
Ноздри, поднятые к ветру,
Увидал и морду зверя 
Под листвою, в пятнах света, 
И, как легкий лист березы, 
Сердце в нем затрепетало, 
Как ольха, весь задрожал он, 
Увидав над бродом зверя.
  На одно колено ставши, 
Он прицелился в оленя. 
Только ветка шевельнулась, 
Только листик закачался, 
Но олень уж встрепенулся, 
Отшатнувшись, топнул в землю, 
Чутко встал, подняв копыто, 
Прыгнул, точно ждал удара.
  Ах, он шел навстречу смерти! 
Как оса, стрела запела, 
Как оса, в него впилася!
  Мертвый он лежал у брода, 
Меж деревьев, над рекою; 
Сердце в нем уже не билось, 
Но зато у Гайаваты 
Сердце так и трепетало, 
Как домой он нес оленя 
И ему рукоплескали 
Старый Ягу и Нокомис.
  Из оленьей пестрой шкуры 
Внуку плащ Нокомис сшила, 
Созвала соседей в гости, 
Пир дала в честь Гайаваты. 
Вся деревня собралася, 
Все соседи называли 
Гайавату храбрым, сильным - 
Сон-джи-тэгэ, Ман-го-тэйзи!