Эпилог

  На прибрежье Гитчи-Гюми, 
Светлых вод Большого Моря, 
Тихим, ясным летним утром 
Гайавата в ожиданье 
У дверей стоял вигвама.
  Воздух полон был прохлады, 
Вся земля дышала счастьем, 
А над нею, в блеске солнца, 
На закат, к соседней роще, 
Золотистыми роями 
Пролетали пчелы, Амо, 
Пели в ярком блеске солнца.
  Ясно глубь небес сияла, 
Тихо было Гитчи-Гюми; 
У прибрежья прыгал Нама, 
Искрясь в брызгах, в блеске солнца; 
На прибрежье лес зеленый 
Возвышался над водою, 
Созерцал свои вершины, 
Отраженные водою.
  Светел взор был Гайаваты: 
Скорбь с лица его исчезла, 
Как туман с восходом солнца, 
Как ночная мгла с рассветом; 
С торжествующей улыбкой, 
Полный радости и счастья, 
Словно тот, кто видит в грезах 
То, что скоро совершится, 
Гайавата в ожиданье 
У дверей стоял вигвама.

Гайавата

  К солнцу руки протянул он, 
Обратил к нему ладони, 
И меж пальцев свет и тени 
По лицу его играли, 
По плечам его открытым; 
Так лучи, скользя меж листьев, 
Освещают дуб могучий.
  По воде, в дали неясной, 
Что-то белое летело, 
Что-то плыло и мелькало 
В легком утреннем тумане, 
Опускалось, подымалось, 
Подходя все ближе, ближе.
  Не летит ли там Шух-шух-га? 
Не ныряет ли гагара? 
Не плывет ли Птица-баба? 
Или это Во-би-вава 
Брызги стряхивает с перьев, 
С шеи длинной и блестящей?

Гагара

  Нет, не гусь, не цапля это, 
Не нырок, не Птица-баба 
По воде плывет, мелькает 
В легком утреннем тумане: 
То березовая лодка, 
Опускаясь, подымаясь, 
В брызгах искрится на солнце,
И плывут в той лодке люди
Из далеких стран Востока,
Лучезарного рассвета;
То наставник бледнолицых,
Их пророк в одежде черной,
По воде с проводниками
И с друзьями путь свой держит.
  И, простерши к небу руки, 
В знак сердечного привета, 
С торжествующей улыбкой 
Ждал их славный Гайавата, 
Ждал, пока под их пирогой 
Захрустит прибрежный щебень, 
Зашуршит песчаный берег 
И наставник бледнолицых 
На песчаный берег выйдет.
  И когда наставник вышел, 
Громко, радостно воскликнув, 
Так промолвил Гайавата: 
"Светел день, о чужеземцы, 
День, в который вы пришли к нам! 
Все селенье наше ждет вас, 
Все вигвамы вам открыты.
  Никогда еще так пышно 
Не цвела земля цветами, 
Никогда на небе солнце 
Не сияло так, как ныне, 
В день, когда из стран Востока 
Вы пришли в селенье наше! 
Никогда Большое Море 
Не бывало так спокойно, 
Так прозрачно и свободно 
От подводных скал и мелей: 
Там, где шла пирога ваша, 
Нет теперь ни скал, ни мелей!
  Никогда табак наш не был 
Так душист и так приятен, 
Никогда не зеленели 
Наши нивы так, как ныне, 
В день, когда из стран Востока 
Вы пришли в селенье наше!"
  И наставник бледнолицых, 
Их пророк в одежде черной, 
Отвечал ему приветом: 
"Мир тебе, о Гайавата! 
Мир твоей стране родимой, 
Мир молитвы, мир прощенья, 
Мир Христа и свет Марии!"
  И радушный Гайавата 
Ввел гостей в свое жилище, 
Посадил их там на шкурах 
Горностаев и бизонов, 
А Нокомис подала им 
Пищу в мисках из березы, 
Воду в ковшиках из липы 
И зажгла им Трубку Мира.
  Все пророки, Джосакиды, 
Все волшебники, Вэбины, 
Все врачи недугов, Миды, 
С ними воины и старцы 
Собралися пред вигвамом, 
Чтоб почтить гостей приветом. 
Тесным кругом у порога 
На земле они сидели 
И курили трубки молча, 
А когда к ним из вигвама 
Вышли гости, так сказали: 
"Всех нас радует, о братья, 
Что пришли вы навестить нас 
Из далеких стран Востока!"
  И наставник бледнолицых 
Рассказал тогда народу, 
Что пришел он им поведать 
О святой Марии-Деве, 
О ее предвечном Сыне. 
Рассказал, как в дни былые 
Он сошел на землю к людям, 
Как он жил в посте, в молитве, 
Как учил он, как евреи, 
Богом проклятое племя, 
На кресте его распяли, 
Как восстал он из могилы, 
Вновь ходил с учениками 
И с земли вознесся в небо.
  И народ ему ответил: 
"Мы словам твоим внимали, 
Мы внимали мудрой речи, 
Мы должны о ней подумать. 
Всех нас радует, о братья, 
Что пришли вы навестить нас 
Из далеких стран Востока!"
  И, простясь, все удалились, 
Разошлись к своим вигвамам, 
Рассказали на деревне 
Юным воинам и женам, 
Что прислал Владыка Жизни 
К ним гостей из стран Востока.
  От жары, в затишье полдня, 
Тяжким воздух становился; 
В полусне шептались сосны 
Позади вигвамов душных, 
В полусне плескались волны 
На песчаное прибрежье, 
А на нивах, не смолкая, 
Пел кузнечик, Па-пок-кина. 
Спали гости Гайаваты, 
Истомленные жарою, 
В душном сумраке вигвама.
  Тихо вечер приближался, 
Освежая знойный воздух, 
И метало солнце стрелы, 
Пробивая чащи леса, 
В тайники его врываясь, 
Все осматривая зорко. 
Спали гости Гайаваты 
В тихом сумраке вигвама.
  С мягких шкур встал Гайавата 
И простился он с Нокомис, 
Тихим шепотом сказал ей, 
Чтоб гостей не потревожить:
  "Ухожу я, о Нокомис, 
Ухожу я в путь далекий, 
Ухожу в страну Заката, 
В край Кивайдина родимый. 
Но гостей моих, Нокомис, 
На тебя я оставляю:
Сохраняй их и заботься, 
Чтоб ни страх, ни подозренье, 
Ни печаль их не смущали; 
Чтоб в вигваме Гайаваты 
Им всегда готовы были 
И приют, и кров, и пища".
  Так сказав ей, он покинул 
Отчий дом, пошел в селенье 
И простился там с народом,
Говоря такие речи:
  "Ухожу я, о народ мой, 
Ухожу я в путь далекий: 
Много зим и много весен 
И придет, и вновь исчезнет, 
Прежде чем я вас увижу; 
Но гостей моих оставил 
Я в родном моем вигваме: 
Наставленьям их внимайте, 
Слову мудрости внимайте, 
Ибо их Владыка Жизни 
К нам прислал из царства света".
  На прибрежье Гайавата 
Обернулся на прощанье, 
На сверкающие волны 
Сдвинул легкую пирогу, 
От кремнистого прибрежья 
Оттолкнул ее на волны, - 
"На закат!" - сказал ей тихо 
И пустился в путь далекий.
  И закат огнем багряным 
Облака зажег, и небо, 
Словно прерии, пылало; 
Длинным огненным потоком 
Отражался в Гитчи-Гюми 
Солнца след, и, удаляясь 
Все на запад и на запад, 
Плыл по нем к заре огнистой, 
Плыл в багряные туманы, 
Плыл к закату Гайавата.
  И народ с прибрежья долго 
Провожал его глазами, 
Видел, как его пирога 
Поднялась высоко к небу 
В море солнечного блеска -
И сокрылася в тумане, 
Точно бледный полумесяц, 
Потонувший тихо-тихо 
В полумгле, в дали багряной.
  И сказал: "Прости навеки, 
Ты прости, о Гайавата!" 
И лесов пустынных недра 
Содрогнулись - и пронесся 
Тяжкий вздох во мраке леса, 
Вздох: "Прости, о Гайавата!" 
И о берег волны с шумом 
Разбивались и рыдали, 
И звучал их стон печальный, 
Стон: "Прости, о Гайавата!" 
И Шух-шух-га на болоте 
Испустила крик тоскливый, 
Крик: "Прости, о Гайавата!"
  Так в пурпурной мгле вечерней, 
В славе гаснущего солнца, 
Удалился Гайавата 
В край Кивайдина родимый, 
Отошел в Страну Понима, 
К Островам Блаженных, - в царство 
Бесконечной, вечной жизни!