Полет железной птицы

Ствол у дерева серый, 
Свечи в желтой листве, 
А в стихах о Гэсэре - 
Битва в каждой главе. 
Нам за ястребом в тучах 
Почему б не погнаться, 
Родословной могучих 
Почему б не заняться?

В поединках побеждены, 
С многооблачной вышины 
Наземь сброшены были три сына - 
Три опоры Атай-Улана. 
Утвердились три злобных хана, 
Шарагольских три властелина, 
Там, где Желтой реки долина.

Самый старший был стар и бел, 
Прозывался Саган-Гэрэл, 
Табунами коней владел, 
Что светились белою мастью. 
Черный люд, подневольный люд, 
У него находился под властью. 
Средний сын, тот Шара-Гэрэл, 
Что соловым конем владел,
Был для мира людского напастью. 
Черный люд, подневольный люд, 
Под его находился властью. 
Самый младший, Хара-Гэрэл, 
Сероцветной кобылой владел, 
На расправу был крут и лют. 
Под его находился властью 
Черный люд, подневольный люд.

Вот подумал Саган-Гэрэл: 
"Не пора ли свату отправиться, 
Чтоб для первенца-сына красавицу 
На просторной земле присмотрел?" 
Стали хитрым трудом трудиться 
Три владыки, три колдуна. 
Сотворили огромную птицу, 
Что, казалось, земле равна. 
Хан Саган-Гэрэл белолицый 
Создал голову этой птицы 
Из белейшего серебра, 
Чтоб возвысилась, как гора. 
Желтоликий Шара-Гэрэл 
Отлил грудь из желтого золота, 
Чтоб сверкала жарко и молодо. 
Черноликий Хара-Гэрэл 
Из железа выковал тело, 
Чтобы черным блеском блестело. 
Сын Сагана, Эрхэ-тайжа, 
Чародействуя, ворожа, 
Сделал крылья и оперенье 
И вдохнул в нее душу живую 
Для полета и для паренья.

Рукотворную птицу большую, 
Что была, как земля, велика, 
Угощают мясом быка, 
И тогда существо рукотворное, 
Непомерное, туловом черное, 
Шевельнуло клювом по-птичьи 
И сожрало все мясо бычье. 
Дали целого ей жеребца - 
Съела птица мясо и сало 
И еще еды пожелала, 
Чтоб насытиться до отвала.
Дали целого ей верблюда, 
Чтоб насытилась птица-чудо. 
Клюв у птицы как мощный молот - 
Кое-как утолила голод!

Три владыки, три злобных брата,
Наставляют разбойного свата:
"Троекратно ты облети
Землю круглую, нежную, юную,
Осмотри все дороги-пути,
Ибо девушку надо найти,
Чтоб сияла прелестью лунною,
Ты четырежды осмотри,
Чтоб сияла светлей зари,
А потом уже отбери
Ту, чьи щеки алее дня,
Ту, чьи губы жарче огня,
Ту, чье сердце - пахучий цветник,
Ту, чьи думы - кипучий родник!"

С этим твердым ханским наказом 
Рукотворная птица разом 
На высокое небо взлетела - 
Как земля, велико ее тело! 
Распростертые мощные крылья 
И луну и солнце закрыли, 
Расширялась когтистою тучею, 
В небе тварь пожирая летучую.

Троекратно она облетела
Ширь и даль земного предела,
Выполняя слово наказа,
Облетела четыре раза
Землю круглую, нежную, юную,
Но нигде с красотою лунною
Не находит она невесты
Совершенной и наилучшей,
Той, чье сердце - цветник пахучий,
Той, чьи думы - родник кипучий.

Над вселенною пролетая, 
Увидала железная птица: 
На просторах счастливого края, 
Где река Мунхэ, закипая,
По долине Морэн струится, 
Расстилается величаво 
Ранних жаворонков держава. 
Опустилась птица большая, 
Землю крыльями закрывая, 
Посреди благодатных трав, 
Распростершихся без предела, 
И на лиственницу присела, 
Ветви красные обломав.

А Гэсэра вторая жена, 
Дорогая Урмай-Гохон, 
Светоносная, как луна, 
Озарившая небосклон, 
Блеском правой своей щеки 
Затмевая закат высокий, 
Блеском левой своей щеки 
Затмевая свет на востоке, 
Как трава степная, звеня, 
В это время зарей-восходом 
Засияла перед народом, 
Возвестив наступление дня.

В это время дядя Гэсэра, 
Многомудрый нойон Саргал, 
Все измерив, чему есть мера, 
Дальновидным умом познал, 
Что за птица вдруг прилетела, 
Распластав железное тело. 
И, с обличьем обеспокоенным, 
Он сказал Гэсэровым воинам - 
Храбрецам тридцати и трем: 
"Прилетела к нам не с добром 
Рукотворная эта птица. 
В ней опасность большая таится. 
Надо справиться с ней, с проклятой, 
А не то беда разразится. 
К нам проникла, как соглядатай, 
На разведку примчалась птица!

У нее голова бела, 
Голова блестит серебром, 
Пусть взлетит стальная стрела, - 
Эту голову разобьем.
Пусть стрела засвистит, взлетая, 
Чтоб разбилась грудь золотая, 
Пусть и третья взлетит стрела, 
Чтоб разбились оба крыла!"

Но Гэсэровы тридцать и три - 
Эти грозные богатыри - 
Стали робки, стали несмелы, 
Не метнули проворные стрелы 
В эту птицу величиной 
В необъятный простор земной. 
И тогда по хребту земли 
Поднялась огромная птица, - 
На восток, на восток стремится, 
Уменьшаясь все время вдали: 
То в пылиночку сокращается, 
То в былиночку превращается.

На летунью Алма-Мэргэн
Посмотрела с видом расстроенным:
Ведь Гэсэра третья жена
Родилась настоящим воином!
Тетиву натянула она
И пустила стрелу Хангая, -
От большого пальца большая
Сила этой стреле дана!
Восемь верхних высот пронзая,
Сотрясла их до самого дна,
Семь глубин и низин потрясая,
Их стрела пронзила насквозь.
Говорит воитель-красавица:
"На ладони отозвалось,
И в ушах моих отдалось.
Пусть вдвоем верховые отправятся,
Пусть посмотрят, что там стряслось".

По верхушкам трав луговых 
Двое двинулось верховых: 
Там, где зелень светом дышала, 
Там, простреленное, лежало 
Из крыла, что было остро, 
Быстро выпавшее перо.

Двое славных и сильных бойцов 
Пятьдесят притащили возов,
Пятьдесят возов запрягли, 
На возах поместили перо 
Из крыла, что было остро, 
Из крыла, что скрылось вдали, 
Из крыла той птицы, чье тело - 
Словно ширь земного предела.

На пятидесяти возах 
Кое-как притащили перо. 
Вспыхнул гнев у Саргала в глазах. 
Он, всегда защищавший добро, 
Убеленный годов серебром, 
Так сказал тридцати и трем:

"Далеко-далеко на востоке, 
Желтоцветной долиной владея, 
Пребывают, хитры и жестоки, 
Три владыки, три хана-злодея, 
Ненавистники рода людского. 
Зависть, злоба и месть - их основа, 
Ложь и мерзость - их клятва и слово, 
А разбой и грабеж - ремесло. 
Чтоб узнать, что у нас творится, 
Чтоб людей победило зло, 
Ими послана эта птица 
Рукотворная, величиной 
В необъятный простор земной.

Жаль, что мой племянник Гэсэр
О державе мало заботится,
Где-то в дальнем краю охотится,
Жаль, что наша Алма-Мэргэн
Не сразила стрелой соглядатая
И разведчица эта пернатая
За далекими скрылась пределами.
Жаль, что вы, тридцать три храбреца,
Растерялись - и стали несмелыми
И беспечными ваши сердца,
Жаль, что в птицу я сам не стрелял:
Постарел, ослабел ваш Саргал..."