Как нарт Ёрюзмек убил красноликого рыжебородого Фука
Ёрюзмек, сын Схуртука, - всем нартам глава.
Обладал он отвагой и силою льва.
Был он рода простого, но, правдой ведом,
С детских лет он становится нартским вождем.
Большеглазый, с усами, что цвета каштана,
Верный слову и враг лицемерья, обмана, -
Вот каков Ёрюзмек, этот нартский уздень!
В детстве много невзгод он терпел каждый день,
И он понял, что самая тяжкая мука -
Безграничная власть красноликого Фука,
Что для нартов страшней притеснителя нет!
Стал он с Фуком бороться с двенадцати лет,
А с двенадцати лет мальчик стал чабаном.
Фук приехал на пастбище, вспомнив о нем.
"Дай баранов!" - потребовал у мальчугана.
Ёрюзмек ему выбрал худого барана.
Поднялась красноликого Фука рука,
Дважды плетью своей он огрел смельчака,
И увел он двенадцать баранов из стада,
И решил мальчуган: "Отомстить ему надо!"
Глубоко, до поры, он таил свою месть,
И росли его сила, бесстрашье и честь.
Сатанай многомудрую выбрал он в жены,
Рассказал ей однажды, врагом возмущенный:
"Фук приехал, внезапно и злобно нагрянув,
У меня он потребовал много баранов.
Я и выбрал худого, притом - одного,
Отказался жестокий мой враг от него,
По спине отхлестал меня плетью сердитой,
А на пастбище прибыл он с дьявольской свитой,
Был я молод, ему я казался в забаву,
Учинил надо мной, над мальчишкой, расправу,
Он двенадцать баранов увел у меня, -
Не забуду я этого черного дня!
И язвит он, и жалит меня, краснолик,
И насмешками жарит меня, как шашлык.
Не прощу красноликому Фуку обиду, -
С нартской местью на битву с противником выйду!
Скачет недруг верхом на свирепом драконе, -
Не догонят крылатого ветры и кони:
Как рассердится, пламя взметнется в глазах,
Как встряхнется, - обрушит утесы в горах!"
Ёрюзмеку совет подала Сатанай:
"Чтобы месть совершить, в камыши ты ступай.
Там живет алмосту, безобразна лицом,
Каждый день она зайца съедает живьем.
Яму вырой глубокую в тех камышах,
Вслед за зайцем направь свой внимательный шаг,
И, поймав, привяжи возле ямы косого.
В той же яме ты спрячься до часа ночного.
Как придет алмосту, - ты ее задуши,
И чудовища шкуру надень ты в тиши,
И ступай к завидущему Фуку в сарай,
Там его ты схвати, там его покарай".
Принял этот совет Ёрюзмек и в тиши
Осторожно отправился в те камыши.
Там он выкопал яму, - упорный, упрямый,
Там и зайца поймал, привязал возле ямы,
Да и спрыгнул, и спрятался в яме глубокой.
Стал высматривать чудище нарт сильноокий.
Всюду рыскало чудище сквозь темноту, -
Запах зайца почуяла вдруг алмосту,
И на зайца набросилась, жадная, сдуру, -
Тут возник Ёрюзмек и содрал с нее шкуру!
Облачившись в ту шкуру, пошел он в сарай,
Поступил, как велела ему Сатанай.
Он в Сарае засел, у врага во дворе.
В свой сарай понаведался Фук на заре, -
Тут схватил его нарт, полон силы великой,
И утратил сознание Фук красноликий,
В прах зарылось багряного цвета лицо.
Золотое, с печатью, носил он кольцо, -
Ёрюзмек снял кольцо, что так ярко лучилось,
Рассказал Сатанай обо всем, что случилось...
Вместе с джиннами двигался Фук красноликий,
С нартов дань собирал он по праву владыки:
Каждый год шестьдесят изобильных столов,
Столько ж валухов, столько ж коров и волов.
Ёрюзмек, рассердившись, затеял с ним спор:
"Тяжкой дани от нас не возьмешь с этих пор.
Много нартам принес ты невзгод и страданий,
Нартской клятвой клянусь: не получишь ты дани!"
Ёрюзмек был могуч, хоть незнатной породы.
Перед ним, красноликий и рыжебородый, -
Перед гневом его грозный Фук трепетал.
Коль хотел Ёрюзмек, то по небу летал,
Разгонял, словно ветер, небесные тучи,
Рассекал он булатом гранитные кручи,
В сердце скал прорубал он ворота с размаху.
Фук не выдержал, скрылся на небе со страху,
В жажде мести раскрыл он со злобою рот,
Проклиная весь нартский воинственный род:
"Да не выпадет с неба ни капли воды,
Да сожжет солнце мира поля и сады!"
Как сказал - так свершилось. Горела земля.
От жары высыхали сады и поля.
Без воды на лугах погибали стада,
Перестало живое родиться тогда.
От беременных женщин, кобыл и овец
Ничего не рождалось. Иль скоро конец.
Нарты думают думу: "Как биться со злом?
Ёрюзмека, - решили, - мы к Фуку пошлем".
Поклонились они мудрым женам селенья:
"Как нам быть? Посоветуйте без промедленья!"
Помогли эти женщины в скорби великой:
"Пушку старую прячет семейство Алика
Глубоко под землей. Откопайте орудье, -
Да не будет бесплодье, не будет безлюдье,
Да низвергнется влага из туч и туманов!
В пушку пороха сорок насыпьте батманов,
Пусть ее зарядит молодой Джамболат,
А в жерло пусть войдет Ёрюзмек - нартский брат.
Пушка выстрелит, - выпустит нарта в полет,
Ёрюзмек попадет на заоблачный свод,
Долетит до гнезда красноликого Фука, -
И на этом да наша окончится мука".
Ёрюзмек, как велели те женщины, влез
В старый ствол. Грянул выстрел до самых небес -
И взлетел Ёрюзмек на заоблачный свод,
В то гнездо, где - он знал - красноликий живет.
Он воскликнул: "Твой день да пребудет благим!
Слушай, Фук, помириться с тобой мы хотим.
Как покинул ты нас - солнце землю спалило,
Ни одна жеребиться не хочет кобыла,
Ничего не растет - ни цветок и ни колос,
И в селеньях младенца не слышится голос:
Перестали-то женщины наши рожать!
Долго ль будешь ты нартский народ обижать?
Да не знаешь ты горя, - однако, взгляни,
Как страдает народ в эти трудные дни!"
Фук ответствовал нарту: "Будь проклят вовек.
О, пусть день твой пребудет плохим, Ёрюзмек!
О, на трупе твоем пусть воссядут орлы!
Я бежал от тебя до заоблачной мглы,
Ты не дал мне приюта на тверди земной,
Ты не дал мне господства над нартской страной!"
Так ответив, на землю глаза он уставил.
Вынул меч Ёрюзмек и его обезглавил.
И тогда супостат покорился безглавый,
До полудня в тот день лился ливень кровавый,
Но полился потом чистый дождь, светлый дождь, -
В сердце нарта умножил он радость и мощь.
Стала ярче земля, плодороднее, чище.
Ёрюзмек находился в небесном жилище,
Но воздушному, преданному скакуну
Сатанай приказала взлететь в вышину.
Гром гремит, - Ёрюзмек на воздушном коне
Приближается к нартской желанной стране.
От насилия Фука людей он избавил,
И его нартский род благодарно восславил.
Дочь Солнца и Луны Сатанай
Сатанай рождена милоокой Луной,
Солнце, неба властитель, - отец ей родной.
Джелмауз, бог морской, отнял дочь у Луны
И на остров унес, в дальний край тишины.
Много лет он держал ее в крепком плену,
Он в отчаянье Солнце поверг и Луну.
У Луны потускнели от горя глаза,
Выжигала их солью печали слеза.
Потому-то на небе и шум, и волненье,
И Луны происходит и Солнца затменье,
Потому-то порою все небо во мгле,
Недостаточно света на нашей земле.
Кличут звезды они, чтоб наплакаться вволю,
И на землю взирают с надеждой и болью.
Всем вопрос задают: где их дочь Сатанай?
Где ее заточенья неведомый край?
Но не знает никто, где сокрыта девица,
А спросить Джелмауза - не могут решиться.
Вот и плачет Луна день за днем, день за днем,
Низвергаются слезы на землю дождем,
В сердце Солнца - палящее пламя смятенья,
От него на земле высыхают растенья.
Но пылает ли Солнце, Луна ль горько плачет, -
Их дитя похититель на острове прячет,
Возвратить не желает родителям дочь,
Этот остров окутал он темным, как ночь,
Непроглядным туманом, а сам, в глубине,
На морском, на просторном покоится дне.
Лишь богиня воды лаской девушку тешит
И волос ее золото пальцами чешет,
Но сжимается пленницы сердце тоской,
Ей отрады рассвет не приносит морской.
А слезами легко ль каждый год провожать?
И надумала ночью однажды бежать.
Вот, покрасив лицо, эта узница горя
По земле островной вышла на берег моря.
Увидала она сквозь счастливые слезы,
Что плывет ей навстречу доска из березы.
Села, стала грести, и на влажной дороге
Послужили ей веслами руки и ноги.
Ветер гнал ее к суше, придав быстроту, -
На земле подобрали ее алмосту.
Увели Сатанай, - в темной чаще густой
Угостили обильной и вкусной едой.
Ей высокий почет оказали при встрече,
Только чудища дара не ведали речи.
Занялись они как-то игрой-беготней, -
И увидели холм на поляне лесной.
Исходила тяжелая вонь от холма,
Унесла от чудовищ остатки ума,
Алмосту без сознанья упали мгновенно:
Этот холм дряхлолетнею был эмегеной.
В темной чаще она прожила семь столетий.
Алмосту от нее убежали, как дети.
Сатанай растерялась, на месте осталась,
И все ближе чудовище к ней придвигалось,
Одноглазая к ней приближалась беда!
Сатанай на нее посмотрела тогда,
Красота Сатанай светозарно зажглась,
Ослепив эмегены единственный глаз.
Стала камни кидать она с местью горячей,
Стала глину глотать она в злобе незрячей,
На скалу поднялась и с обрыва свалилась,
О подводные острые камни разбилась.
Сатанай сквозь листву побрела поутру.
Ей одной-одинешенькой страшно в бору.
Листья, звери со всех обступают сторон, -
Не пойти ли ей к богу земли на поклон?
Проходила она сквозь глухие места, -
Камни гор озаряла ее красота,
Ветры, встретив ее, замедляли свой бег,
Перед ней замирало течение рек.
Устремит она вдаль светоносные очи, -
И становятся яркими темные ночи.
Но безлюдны и лес, и гора, и равнина,
Чтоб поесть, не найдется и крошки гарджына.
Шла и шла и неделям не знала числа,
Наконец до селения нартов дошла.
На окраине встретилась с женщиной мудрой, -
Эта женщина сжалилась над златокудрой,
И в кладовке своей Сатанай поместила,
И, от нартов скрывая, кормила, растила.
Ёрюзмеку о девушке весть принесла, -
Сатанай за отважного замуж пошла,
И, уму-разуменью учась у жены,
Ёрюзмек превратился в опору страны.
Сатанай стала матерью нартского рода,
Ёрюзмек стал отцом и вожатым похода.
Сатанай спасает Ёрюзмека от гибели
Жил у нартов сын Фука, бесчинства творя.
Зложелатели в нем обрели главаря.
Он решил умертвить, уничтожить отравой
Ёрюзмека со всей его громкою славой.
Сатанай догадалась о замысле злобном
И пришла к Ёрюзмеку с рассказом подробным.
Ёрюзмеку она продырявила горло,
Хитроумная, трубочку вставила в горло
И сказала: "Тебе не опасен злодей,
Только помни, - бузу через трубочку пей".
Собрались зложелатели в доме Алика.
Ёрюзмек их от мала страшил до велика,
И боялся позвать его недругов круг.
"Я пойду! - закричал мальчуган Сосурук. -
Приведу его, ваши обрадую души,
Если ушки да ножки дадите от туши".
Он пришел, передал приглашение-зов:
"Если хочешь, иди, но поклясться готов,
Что тебя не добро ожидает, а зло".
Закричал Ёрюзмек: "До чего же дошло,
Коль посмели за мною прислать малыша!"
У могучего нарта вскипела душа.
Он явился на пир, что возглавил сын Фука.
"Испытаем, кто лучше стреляет из лука, -
Он сказал. - Цель - подпорка железная дома".
Всем была его нартская меткость знакома,
Испугались и стали стрелять, но вошла
В ту мишень одного Ёрюзмека стрела.
Хоть старается каждый, усилия множит, -
А никто ее вытащить, право, не может.
"Я попробую!" - крикнул малыш Сосурук,
И стрелу без усилий он выдернул вдруг.
Посмотрел Ёрюзмек на врагов-силачей:
"А теперь мы начнем испытанье мечей".
Принесли два отчаянных головореза
Толстый вертел, что был сотворен из железа.
Вынул меч Ёрюзмек и сказал сыну Фука:
"Ты вглядись, да вперед тебе будет наука,
Твоего обезглавил отца этот меч,
Но когда голова его падала с плеч,
Я случайно задел его зуб коренной,
С той поры и зазубрился меч мой стальной".
И мечом на две части он вертел рассек,
И, погладив, упрятал свой меч Ёрюзмек.
Предлагают воителю место почета,
Но занять это место ему неохота.
Пьют хмельную бузу всей веселой оравой,
И ему предлагают бузу, но с отравой.
Через медную трубочку пьет он бузу,
Льется наземь буза, - лужа, лужа внизу!
"Пьян старик, под себя он мочиться привык,
Да умрет он сейчас!" - поднимается крик.
Поднял чашу свою злоязычный смутьян, -
Поднял чашу с проклятием Гиляхсыртан:
"У врага, у которого зубы кабаньи,
Да затупятся зубы в тоске и страданье,
Да съедят кабана до кости муравьи!"
Но слова Ёрюзмек возглашает свои:
"Да вовек не затупится зуб кабана,
Муравьиная рать да не будет страшна!"
Как сказал он, - так сразу же дверь на запор
Вынул меч, - да врагов покарает, остер!
Зложелателей кровь заалела вокруг.
"Всех убил, порубил!" - закричал Сосурук.
Вышиб стену ударом, ворвался он в дом,
Ёрюзмека он на руки поднял с трудом,
И отнес его мальчик к воде ручейка,
И от грязи и крови омыл смельчака.
Посадил на коня и отправил домой.
Стал беседовать нарт с многомудрой женой.
Вопросила его Сатанай: "Подобру,
Поздорову ль пришел? Что узнал на пиру?"
"Был там ловкий малыш. Как в года он войдет,
Будет всюду его славословить народ".
"Ты хотел бы, чтоб это был младший твой брат?"
"Не хотел бы: недаром у нас говорят:
Коль сильнее ты брата, - имеешь ты брата,
Коль слабее, - имеешь ты в нем супостата".
"Ты хотел бы, чтоб мальчик был сыном твоим?"
"Я хотел бы, да счастьем богат ли таким?"
"Так узнай: он твой сын. Он - опора-скала,
Чтобы старость твоя опереться могла".
Нартский кузнец Дебет
Сказания о нартах. Худ. Э. Левандовская.
Это было в давнишнее время седое.
Обитало в пещерах все племя людское.
В те года, когда каменным было корыто
И повсюду из дерева делалось сито,
Бог огня стал супругом богини земли.
Загремело вблизи, загремело вдали, -
И земля зачала. Становясь все круглей,
Ожидала дитя девять лет, девять дней.
Вот разверзлась земля, и родился Дебет,
И богиня воды искупала чуть свет,
Напоила водой родникового, звонкой,
И кормить, и воспитывать стала ребенка,
И учила его, и следила сама,
Чтобы нартского мальчик набрался ума.
У Дебета в груди ярко пламя горело,
Было крепким и твердым железное тело,
И растягивались, точно лук, сухожилья
И при этом сжиматься могли без усилья,
А сустав его каждый, круглясь и играя,
Разгибался легко, точно петля дверная.
Были кровь и душа у него из огня.
Как рукою дотронется он до кремня -
Раскален докрасна, расплавляется камень:
Сочетались в Дебете железо и пламень.
Бог огня научил его пламенной речи,
Бог земли научил его каменной речи,
Бог воды ему пищу давал и питье,
И открыл он Дебету наречье свое.
Вот, взобравшись однажды на горный хребет,
Там беседовать начал с камнями Дебет,
Он узнал их совет, услыхал наставленье,
И набрал он камней, и спустился в селенье.
В душу каждого камня он чудно проник,
Потому что камней понимал он язык.
Как лепешкой ячменной, камнями питался
И камней существо он постигнуть пытался.
Бог огня помогал ему, полон веселья,
Из камней всевозможные делать изделья,
А железо, как тесто, покорно, любовно
Подчинялось могучему беспрекословно.
Говорил он с огнем, говорил он с водой,
И наречье земли понял нарт молодой.
Он впервые постиг кузнеца ремесло.
Все, что в камне таилось, Дебета влекло,
Извлекал из камней все, что людям потребно,
Ибо в их естество проникал он волшебно.
Он из камня щиты мастерил и кольчуги,
Он искусством прославился в нартской округе
И такого умения даже достиг,
Что из гладких камней делал вкусный шашлык!
На скалистой вершине он кузню поставил.
На земле он впервые железо расплавил,
Он впервые стал каменный уголь сжигать,
Сделал кожаный мех, людям стал помогать.
Добывал он руду, прорубая скалу,
И растягивал, точно густую смолу,
Он железо своими большими руками
И, чтоб нарты расправились быстро с врагами,
Делал стрелы, в кольчуги людей одевал,
Днем и ночью для войска оружье ковал.
Смельчаки восхваляли его мастерство,
И такая гремела молва про него:
Есть в мечах его сила! Возьми что попало, -
Всё резрежут они, как курдючное сало!
Метким стрелам его не преграда - скала,
Не пройдут сквозь кольчугу ни меч, ни стрела!
Он готовил на северном склоне оружье,
Потрясая и громом, и звоном окружье,
А потом, протянув через горы, на юге
Закалял в Черном море мечи и кольчуги.
Не пугала стрелу безграничная даль,
Превращал он железо обычное в сталь.
Для воителей много он выковал стрел,
Скакуна Гемуду он в кольчугу одел,
И кольчугу чудесную эту рассечь
Не могли ни стрела супостата, ни меч,
Ну, а стрелы, которые делал Дебет,
Пробивали насквозь даже горный хребет,
И, надменно с громадою каменной споря,
Достигали просторного Черного моря.
От кузнечного, нужного всем ремесла
Сила нартского войска росла и росла.
Чем хитрее кузнец, тем храбрее боец.
Вот каков был Дебет, первый нартский кузнец:
Он деянья помог совершить боевые,
Из руды раздобыл он железо впервые,
Он железную силу дал нашему телу,
Научил он потомков кузнечному делу.
Клятва коня и юноши
Был прославлен Карашауай, великан.
Был отцом его доблестный нарт Алауган.
Мать младенца была рождена эмегеной.
Ледники были пищей его неизменной.
Он, трехдневный, погнался за белым маралом,
Но по росту казался он трехгодовалым.
Мальчугана скрывали от матери жадной, -
Чтоб не съела, томима алчбою нещадной.
А как только он вырос и силой своей
Эмегеновой дочери стал он сильней,
Посмотрел на него Алауган: юный воин
Впрямь ли сыном его величаться достоин?
Он увидел, что сын - богатырь и храбрец,
И почувствовал сильным себя и отец.
Мальчугана Карашауаем тогда
Он назвал и сказал: "Вот тебе Гемуда.
Если нартом ты станешь, - поскачешь на нем,
Познакомься с бесстрашным и верным конем".
Поклялись конь и юноша клятвою чести:
"Если жить, - так вдвоем. Умереть, - значит, вместе!"
Перешли они реки, ущелья, низины,
Поднялись на вершины, спустились в долины.
Если конь ненароком вздыхал среди луга,
Не выдерживала никакая подпруга.
Попросил удалец, чьей отваге - хвала,
Чтобы кожу сама Сатанай закляла, -
Получилась подпруга булата прочнее!
Скромный юноша бурку надел победнее,
Гемуда еле ходит: скакун-то хромой! -
Опустив свои уши, плетется домой...
Все смеялись над всадником и над конем:
О их мощи не ведали в крае родном.
Но устроило скачки Схуртука-селенье, -
И хромой Гемуда всех привел в удивленье...
Хочет в скачках участвовать всадник забитый,
Но с собой не берут его нарты-джигиты.
Наконец Ёрюзмек разрешил: "Будь смелей,
Да не падай, смотри, под копыта коней".
И Карашауай, средь ущелий и скал,
Всех поздней поскакал, всех быстрей прискакал.
На коня его ставку не делал никто.
Крикнул некто: "Вручить ему дар? Ни за что!
Не достоин такой богатырского счастья:
В наших скачках он даже не принял участья!"
Тут Карашауай вспыхнул жарче огня.
На руках он обидчика поднял коня,
Опустил его около клеветника,
Перед этим помяв ему крепко бока,
И сказал: "И коня и награду возьми!" -
И ушел он, безвестный, обижен людьми.
Был он сыном воителя и великанши,
Но сильнейшим никто не считал его раньше.
Он с приветом и лаской встречал бедняка.
На богатых и сильных смотрел свысока.
У Карашауая был сладок язык,
Богатырь злоязычных прощать не привык.
Он седло от отца получил с малолетства
Да хромого коня Гемуду - друга детства.
Он не знал, что такое сомненье и страх,
Не боялся преград в чужедальних краях.
Карашауай отправляется в поход
Ёрюзмеку сказал он такие слова:
"Ты возьми и меня, о похода глава".
"Для похода ты мал, - отвечал Ёрюзмек, -
Не под силу тебе смелый нартский набег.
Наш поход - это вихрь, что летит напролом.
По три дня мы без сна и без пищи живем".
А Карашауай: "Не страшусь я невзгод,
Разреши мне отправиться с вами в поход".
Не берут его нарты: "Сам будешь не рад,
Оставайся-ка дома", - ему говорят.
"Пусть идет, - согласился вожатый седой, -
А помехой нам будет - отправим домой".
Нарты скачут в поход урагана быстрей,
И трясется земля под ногами коней.
У людей на виду Гемуда отстает,
Но, отстав, - он стремится, как сокол, в полет
И отряд догоняет опять, хромоногий.
Долго скачут по длинной и узкой дороге.
Впереди - горный лес, позади - перевал.
На поляне устроили краткий привал.
"Табуны мы угоним", - решает отряд,
А Карашауаю остаться велят:
"Возвратимся мы скоро, нам дров заготовь", -
Так сказав, сели в седла и двинулись вновь.
А Карашауай, богатырь крепкостанный,
Стал валить да волочь дерева-великаны,
Кош построил, и дров наломал, и костер
Он развел посреди вечереющих гор,
И пошел на охоту. Вернулся усталый,
А добычей охотника были маралы.
Снял он шкуры, чтоб крыша простерлась над кошем,
Он решил угостить нартов мясом хорошим.
Без коней возвращается поздно отряд.
"Эй, приятель, да чей это кош?" - говорят.
"Здесь людей было много, а нынче их нет", -
Слышат нарты Карашауая ответ.
"А куда эти люди ушли? Отвечай!"
Говорит любопытным Карашауай:
"Я сказал им, что нартами принят я в слуги,
И они от меня разбежались в испуге".
Нарты юноше верят в своем простодушье,
И маралов едят с наслаждением туши,
И, отведав навара, ложатся на отдых,
Вспоминают, бахвалясь, о прежних походах.
Не могло даже в голову нартам прийти,
Что Карашауай - их опора в пути!
Как проснулись - отправились в путь раным-рано,
Чтобы коша хозяев не встретить нежданно.
Перед ними открылась поляна другая.
Ускакали, оставив Карашауая.
Повторил юный всадник свой подвиг вчерашний,
Ибо не было нарта скромней и бесстрашней.
За холмами закатное солнце горит.
Возвращения старших ждет юный джигит.
Прискакали - коней не сумели угнать.
Видят кош, видят шкуры маралов опять.
Удивляются нарты: "Вот чудо так чудо!
Этот кош, эти шкуры маралов - откуда?"
А джигит: "Помогла ваша слава нам снова!"
Вновь польстило отряду обманное слово.
Многократно проделывал так, - наконец
Удаль нартов решил испытать удалец.
Кош построил, на ужин зажарил он мясо
И взмолился к судьбе: "Сделай с этого часа,
Чтобы холод настал, леденя все живое!"
И туманы покрыли пространство земное,
Ураган зашумел, потемнел небосвод,
И замерзла земля, облаченная в лед.
Тускло-тускло мерцает во тьме огонек.
Нарты скачут, угнав небольшой табунок.
Еле живы, качает, шатает их вьюга,
И, сбиваясь с тропы, нарты давят друг друга.
На беспомощных смотрит с насмешкой джигит.
"Гей, сюда! Гей, сюда!" - верховым он кричит.
Нарты крепко примерзли к подушкам седельным,
Слезть не могут с коней в этом вое метельном.
Расстегнул их безвестный соратник подпруги,
В теплый кош, что возник средь туманов и вьюги,
Вместе с седлами нартов занес, и отменно
Накормил их, и дал скакунам вдоволь сена.
Нарты ожили, пищи отведав горячей, -
Не спросили про кош, смущены неудачей.
А Карашауай говорит: "Неужели
Есть враги на земле, что и вас одолели?
Почему вы так жалко вернулись с похода, -
Иль помехою может вам стать непогода?"
Нартам стыдно, молчат, осрамился отряд,
И Карашауаю в глаза не глядят.
А джигит поутру говорит: "Ёрюзмек,
Вместе с вами пойти я желаю в набег.
Поскачу, посмотрю я, каков белый свет".
"Хорошо!" - нартский вождь произносит в ответ,
Вижу сам, что скучаешь, но будь осторожен".
Был скакун Гемуда в это время стреножен.
Стал седлать его всадник в назначенный день,
Но, видать, Гемуде с места тронуться лень.
Мяса нет на нем; кости виднеются; уши
Обвисают; хромает... В своем простодушье
Нарты были обмануты хитрым конем.
Рассуждали: "Как всадник поедет на нем?"
Ёрюзмеку сказал Сосурук свое слово:
"Отдадим молодому джигиту рябого".
Всадник сел на рябого, а на поводу
Он повел свою клячу - хромца Гемуду.
Но хромца отпустил он, отстав от отряда.
Оказалось: и высь Гемуде не преграда,
Он взлетел, как орел, канул в облачной сини,
И собрал он коней, что паслись на равнине,
И погнал их, и пыль заклубилась густая,
Тех, что были получше, - изранил, кусая.
Так пригнал он к Карашауаю коней
И джнгиту сказал: "Поступи поумней.
Ты возьми тех, кто ранен, Карашауай,
А коней невредимых ты партам отдай.
Ты о раненых скажешь: "Их волки подрали".
Начинай же: построить загон не пора ли?"
Оградил он огромный загон, и без счета
Он загнал всех коней, крепко запер ворота.
Он сподвижникам-нартам навстречу помчался:
"Посмотрите, какой мне табун повстречался!"
Прискакали - табун увидали в загоне.
Удивились: "Отличные, ценные кони!"
Приходило ли нартам на ум, что табун
Угнан тем, кто, казалось, неопытен, юн,
Кто, однако, воистину был смельчаком?
Пожелали забрать весь табун целиком.
Но джигит попросил Ёрюзмека: "Дана
Пусть мне будет хоть малая часть табуна".
Нарты даже и слушать его не хотят:
"Часть получишь свою, как вернемся назад".
Не понравилось юноше грубое слово.
Оседлал свою клячу и сел на хромого,
В лес помчался, - таков был джигита ответ.
С удивленьем глядели воители вслед.
Под копытами сухо трещали чинары,
Как бурьян; топора раздавались удары.
Он построил загон и ворвался в табун:
Был как ветер его хромоногий скакун!
Перебрасывал всадник коней, как овец,
Брал себе только раненых юный храбрец,
Оставляя соратникам крепких, здоровых.
Удивил этот юноша нартов суровых,
Смотрят всадники, - что он еще сотворит?
А Карашауай храбрецам говорит:
"Разделил я табун: вам - здоровых коней,
А израненных - мне, станут долей моей.
Кто из вас недоволен таким дележом?"
Не дождавшись ответа, взмахнул он бичом,
Поскакал, словно вихрь, на хромом скакуне,
С табуном своим скрылся в степной стороне.
Кто он? Нарты не знали о нем ничего.
"Не узнав, отпустить мы не можем его!"
За джигитом посланцев отправили дважды, -
Без ответа вернулся к соратникам каждый.
Поскакал за неведомым сам Ёрюзмек
И, догнав, закричал: "Кто ты есть, человек?
Мы, все нарты, хотим твое имя узнать.
Я Агунду отдам тебе, - будешь мне зять!"
Отвечает Карашауай главарю:
"Да послушают нарты, что я говорю.
Алауган, сын Дебета, - отец мой почтенный,
Мать моя - великанша и дочь эмегены.
На горе Минги-тау я рос в ледяной
Неприступной пещере зимой и весной,
Я провел свое детство поверх облаков,
И не грудь я сосал, а сосцы ледников.
Если нартам угодно, то долю мою
От всего табуна вам теперь отдаю".
Так сказав, он в степной удалился предел,
Как орел, на своем Гемуде он взлетел.
Ёрюзмек с удивленьем смотрел ему вслед,
Поразил его юноши гордый ответ.