Лоухи охотится за Сампо

Мрачной Похьолы служанка, 
белокурая малютка 
с солнышком уговорилась 
просыпаться утром вместе, 
а сама вставала раньше, 
просыпалась до рассвета, 
поднималась до восхода. 

Убрала столы сначала, 
подмела полы большие 
веником из голых плетьев, 
густолиственной метлою. 
Собрала весь мусор с пола, 
в ступу медную сложила, 
вынесла во двор из дома, 
со двора уносит в поле. 
Встав на мусорную кучу, 
вдруг прислушалась, притихнув, 
слышит плач, летящий с моря, 
из-за речки стон донесся. 

Вот она спешит обратно, 
в дом, не мешкая, вбегает, 
дверь открыла и с порога 
обращается к хозяйке: 
"Чей-то плач донесся с моря, 
стон послышался за речкой". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
редкозубая старуха, 
тотчас выскочив из дома, 
очутилась у калитки. 
Напрягает слух колдунья 
и слова такие молвит: 
"Слышу я не плач ребенка 
и не женское стенанье, 
этот голос - голос мужа, 
бородатого пришельца". 

Лодку сталкивает в воду, 
ставит, легкую, на волны, 
направляет прямо к Вяйнё, 
к мужу, плачущему горько. 

Мрачной Похьолы хозяйка 
тут над ним запричитала: 
"Ой ты, старец злополучный! 
Угодил ты на чужбину?" 

Мудрый, старый Вяйнямёйнен 
голову слегка приподнял 
и сказал слова такие: 
"Я и сам про это знаю - 
угодил я на чужбину, 
в незнакомую сторонку: 
я на родине был знатен, 
у себя я был известен". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
снова с ним заговорила: 
"Ты дозволь мне слово молвить, 
дай мне выведать, пришелец, 
из какого края будешь, 
рода, звания какого?" 

Мудрый, старый Вяйнямёйнен 
говорит слова такие: 
"Обо мне молва ходила, 
был по общему согласью 
я душой вечерних игрищ 
и певцом любого дола 
на моей родной сторонке, 
в милом крае Калевалы. 
А теперь я, горемыка, 
сам себя узнать не мог бы". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
подняла его, страдальца, 
и до лодки проводила, 
на корме его устроив, 
а сама взялась за весла, 
на скамью гребца уселась. 
К мрачной Похьоле причалив, 
проводила в избу гостя. 

Накормила до отвала 
и одежду просушила: 
Растирала его долго, 
как умела, ублажала. 
Вскоре выходила старца, 
силы хворому вернула 
и вступила с ним в беседу: 
"Что ты плакал, Вяйнямёйнен, 
там, на берегу угрюмом, 
возле пасмурного моря?" 

Мудрый, старый Вяйнямёйнен 
так старухе отвечает: 
"Оттого всю жизнь до смерти 
мне печалиться и плакать, 
что я бросил край родимый 
и пошел в другие земли, 
к воротам чужого дома, 
к незнакомому порогу. 
Здесь деревья больно жалят, 
колются все иглы хвои, 
все березы отгоняют, 
ольхи здесь наотмашь хлещут. 
Лишь одна отрада - ветер 
да знакомое светило, 
здесь, среди немилых пашен, 
у дверей чужого дома". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
говорит слова такие: 
"Не горюй ты, Вяйнямёйнен, 
не тоскуй, Увантолайнен! 
Заживешь ты здесь на славу 
и в довольстве и в веселье: 
хочешь - лосося отведай, 
хочешь - лакомься свининой". 

Но на это Вяйнямёйнен 
отвечает так старухе: 
"Дома выпьешь из следа, 
вкусной кажется вода, 
горек мед земли чужой 
даже в чаше золотой". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
тут у гостя и спросила: 
"Ты скажи, что дашь мне, Вяйнё, 
коль домой тебя отправлю - 
на межу родимой пашни, 
на порог знакомой бани?" 

Молвил старый Вяйнямёйнен: 
"Что потребуешь в награду, 
коль меня и впрямь доставишь 
на межу родимой пашни, 
где я слышал зов кукушки?" 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
разговор такой заводит: 
"Коль сковать сумеешь Сампо 
от конца пера лебедки, 
молока нетельной телки, 
ячменя зерно прибавив 
и ягнячьей шерсти летней, 
дочь тебе отдам я в жены, 
отплачу тебе девицей 
и домой тебя отправлю, 
на межу родимой пашни, 
где поют родные птицы". 

Мудрый, старый Вяйнямёйнен 
так на это отвечает: 
"Я сковать не в силах Сампо, 
крышку пеструю украсить, 
но в моем далеком крае 
есть кователь Илмаринен - 
вот кто выковал бы Сампо, 
крышку пеструю построил, 
он бы с дочерью поладил, 
деву юную утешил. 

Он кузнец, каких немного, 
он кователь преискусный, 
выковал он крышку неба, 
там воздушный полог сделал, - 
не найти следов кувалды, 
вмятин от клещей железных". 

Лоухи, Похьолы хозяйка, 
напоследок порешила: 
"За того красу-девицу, 
за того я дочку выдам, 
кто сковать сумеет Сампо, 
крышку пеструю украсит". 

Вот она впрягает в сани 
огненного жеребенка, 
в них усаживает гостя, 
Вяйнямёйнена седого, 
и слова такие молвит: 
"Головы поднять не вздумай 
ты до той поры, покуда 
твой скакун не притомится 
или вечер не наступит: 
если на небо посмотришь, 
то тебя беда настигнет 
и плохие дни наступят". 

Мудрый, старый Вяйнямёйнен 
волоки взял, и конь рванулся 
и затряс льняною гривой. 
Едет путник, поспешает 
он из Похьолы угрюмой, 
из туманной Сариолы.