НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ

«Новая Жизнь» № 79,
20 июля (2 августа) 1917 г.

Присяжный поверенный, один из тех, которые при старом режиме, спокойно рискуя личной свободой, не думая о карьере, мужественно выступали защитниками в политических процессах и нанесли самодержавию немало ударов, - человек, прекрасно знающий глубину бесправия и цинизма монархии, говорил мне на днях:

- Так же, как при Николае Романове, я выступаю защитником в наскоро сделанном политическом процессе; так же, как тогда, ко мне приходят плакать и жаловаться матери, жены, сестры заключенных; как прежде - аресты совершаются «по щучьему велению», арестованных держат в отвратительных условиях, чиновники «нового строя» относятся к подследственному так же бюрократически-бессердечно, как относились прежде. Мне кажется, что в моей области нет изменений к лучшему.

А я думаю, что в этой области следует ожидать всех возможных изменений к худшему. При монархии покорные слуги Романова иногда не отказывали себе в удовольствии полиберальничать, покритиковать режим, поныть на тему о гуманизме и вообще немножко порисоваться благодушием, показать невольному собеседнику, что и в сердце заядлого чиновника не все добрые начала истреблены усердной работой по охране гнилья и мусора.

Наиболее умные, вероятно, понимали, что «политик» человек, в сущности, и для них не вредный, - работая над освобождением России, он работал и над освобождением чиновника от хамоватой «верховной власти».

Теперь самодержавия нет и можно показать всю «красоту души», освобожденной из плена строгих циркуляров.

Теперь чиновник старого режима, кадет или октябрист, встает пред арестованным демократом как его органический враг, либеральная маниловщина - никому не нужна и неуместна.

С точки зрения интересов партий и политической борьбы все это вполне естественно, а «по человечеству» - гнусно и будет еще гнусней по мере неизбежного обострения отношений между демократией и врагами ее.

В одной из грязненьких уличных газет (Петроградское «Живое слово» (1916-1917). )некто напечатал свои впечатления от поездки в Царское Село. В малограмотной статейке, предназначенной на потеху улицы и рассказывающей о том, как Николай Романов пилит дрова, как его дочери работают в огороде, - есть такое место:

Матрос подвозит в качалке Александру Федоровну. Она похудевшая, осунувшаяся, во всем черном. Медленно с помощью дочерей выходит из качалки и идет, сильно прихрамывая на левую ногу...

- Вишь, заболела, - замечает кто-то из толпы: - Обезножела...

- Гришку бы ей сюда, - хихикает кто-то в толпе: - Живо бы поздоровела...

Звучит оглушительный хохот.

Хохотать над больным и несчастным человеком - кто б он ни был - занятие хамское и подленькое. Хохочут русские люди, те самые, которые пять месяцев тому назад относились к Романовым со страхом и трепетом, хотя и понимали смутно - их роль в России.

Но - дело не в том, что веселые люди хохочут над несчастьем женщины, а в том, что статейка подписана еврейским именем Иос. Хейсин.

Я считаю нужным напомнить г. Хейсину несколько строк из статьи профессора Бодуэна де Куртенэ в сборнике «Щит»:

«Утащили в вагоне чемодан. Вор оказался поляком. Но не сказали, что украл «поляк», а только, что украл «вор».

Другой раз похитителем оказался русский. И на этот раз обличили в краже не русского, а просто - «вора».

Но если бы чемодан оказался в руках еврея, - было бы сказано, что «украл еврей», а не просто «вор».

Полагаю, что мораль должна быть понятна Хейсину и подобным ему «бытописателям», - напр., Давиду Айзману и т. д. - ведь по поводу их сочинений тоже могут сказать, что это пишут не просто до оглупения обозленные люди, а - «евреи».

Едва ли найдется человек, настолько бестолковый, чтоб по поводу сказанного заподозрить меня в антисемитизме.

Я считаю нужным, - по условиям времени, - указать, что нигде не требуется столько такта и морального чутья, как в отношении русского к еврею и еврея к явлениям русской жизни.

Отнюдь не значит, что на Руси есть факты, которых не должен критически касаться татарин или еврей, но - обязательно помнить, что даже невольная ошибка, - не говоря уже о сознательной гадости, хотя бы она была сделана из искреннего желания угодить инстинктам улицы, - может быть истолкована во вред не только одному злому и глупому еврею, но - всему еврейству.

Не надо забывать этого, если живешь среди людей, которые могут хохотать над больным и несчастным человеком.