XI

Прошло 18 лет семейной жизни. Это было для Толстого переходное время, самые ответственные годы, наиболее напряженные. - В первые же дни после женитьбы началась коренная ломка, и работа протекала то в тиши, с чувством внутреннего удовлетворения, то бурно, в смятении, страстно. Временами активность уступала место пассивному отчаянию. На протяжении этих долгих лет душевное состояние Толстого менялось не раз. Многое откидывалось, иное коренным образом перестраивалось, возникали новые стремления, новые понятия.

В области духа происходила сложная работа. Она порождала различные настроения, и эти настроения переносились в семью. Но они задевали ее только внешне, и основной тон, взятый с первого года, оставался неизменным. Тот принцип, на котором семья бцла создана, ни разу не подвергся серьезному сомнению. И лишь в последние годы, когда возникал общий вопрос о жизни и ее конце, вопрос этот частично задевал и семью. Но стержень, на котором семья держалась, не колебался даже и тогда. Смысл семьи, ее назначение были бесспорны. В годы напряженных исканий и многих перемен, в одной этой области Толстой ничего нового не ищет, ничего не хочет изменять.

В чем же состоит бесспорная сущность брака, проявившаяся в жизненном опыте Толстых?

Она была очевидной при зарождении его. На фоне прежних увлечений самый процесс влюбления показал, какие формы примет и к каким результатам приведет эта любовь. Ее стихийность противоречила теоретическим пожеланиям Толстого, и, осуществляя мечту своей юности, он выполнил ее без всякой мысли в том идеале, который юность создала. В идеале жена представлялась ему не столько женщиной, сколько другом, помощником в работе. Но сердце его беспокойно забилось лишь тогда, когда его задела женщина. С этим непосредственным чувством он подошел к ней и отдал ей свою мужскую страсть.

Эмоциональные силы достигли высшего напряжения, они требовали разряда, и Толстой надеялся получить его здесь. В этом инстинктивном выборе он не ошибся. - На протяжении 18 лет личная жизнь была заполненной, душевное удовлетворение подтверждало правильность взятого пути, и путь этот был творческим в самом себе, создавая кроме того исключительно благоприятные внешние и внутренние условия для творческой работы иного порядка.

Характер отношений между мужем и женой, т. е. формы этого брака были не случайны. Они явились результатом логического развития душевных склонностей Толстого, его жизненного опыта. - Практика молодости, когда примитивное половое влечение приносило столько огорчений Толстому, привела к полному, решительному осуждению чувственных проявлений инстинкта и усилила склонность к такой семейной жизни, в какой физическая связь супругов должна играть служебную роль, должна явиться подготовительным периодом для настоящей брачной жизни. Смысл ее не в удовлетворении личных влечений, а в создании семьи, в детях.

На этом принципе была построена семейная жизнь Толстых. Все было сведено к этому естественному основанию. Никаких сложных разветвлений, взлетов или провалов, чего бы можно было ожидать от эмоциональной жизни художника, - ничего этого не было. Беспрерывное оплодотворение, рождение, воспитание - вот весь законченный круг.

Этот характер отношений определился с первых же дней. Выше бьщд показано, какую положительную роль сыграла семья в духовной жизни Толстого. Но ее влияние было иррационально. Семья принимала непосредственное участие в коренной ломке его духовной жизни, хотя внешне оставалась от нее в стороне. По свидетельству Льва Николаевича, Софья Андреевна бессозг нательно преобразовывала его, сама того не подозревая. В первое время ей было тяжело ограничение их отношений семейными эмоциями, но она смиряв лась, понимая, что большего дать не может. Так ей казалось. В действительности она давала очень много.

Через год после замужества, в грустную минуту, она отметила в дневнике;, "Я - удовлетворение, я - нянька, я - привычная мебель, я женщина" (Дневник. 13 ноября 1863 г). - "Мне хотелось бы всего его охватить, понять, чтоб он был со мною так, как, был с Alexandrine, а я знаю, что этого нельзя, и не оскорбляюсь, а мирюсь с тем, что я для этого и молода, и глупа, и не довольно поэтична. А чтоб быть, такой, как Alexandrine, исключая врожденных данных, надо быть и старше, и бездетной, и даже незамужней" (Дневник. 17 октября 1863 г).

Спустя три года Софья Андреевна пишет: "Мои все ресурсы, орудия, чтоб стать с ними наравне - это дети, энергия, молодость и здоровая хорошая. жена" (Там же, 20 марта 1865 г).

Софья Андреевна была совершенно права. Именно таким путем, откинув все постороннее, отвлекающее, сделавшись только женою и матерью, она ответила запросам мужа, и здесь ее огромное значение. - В первое время, семья вдохновляла Толстого к творчеству, в последующие годы спасла его от отчаяния. И эту роль сыграла не столько жена, сколько мать. - Семья тем была дорога Толстому, что он находил в ней жену-мать, и детей, а не только жену-любовницу.

Чувственные проявления личной близости супругов должны быть допущены только как средство и никогда, как цель. Это было одно из самых твердых, незыблемых убеждений Льва Николаевича. Когда Софья Андреевна, физически измученная родами, пыталась протестовать, мы видели, какой гнев это вызывало. - Нет никаких причин для отступлений, никаких смягчающих обстоятельств. И Толстой не толькосам проводил все это в жизнь, но с тревогой следил за близкими. По поводу предполагавшейся свадьбы его свояченицы и А. М. Кузминского, он говорил жене: - "Больше всего я в них боюсь чувственности и не люблю, а я подметил ее. Ну, да не нам судить" (Письмо жене, 20 июня 1867 г). А через несколько лет, когда у Кузминских затянулся промежуток времени между последним ребенком и следующим, Лев Николаевич писал Татьяне Андреевне: - "Я очень рад, что ты беременна. Это по-Божески. А то мне что-то было неприятно" (Письмо Т. А. Кузминской, 1871 г).

Угроза чувственности идет со стороны мужчины. Ужасное свойство начинает проявляться в нем почти с детского возраста, и Толстой по личному опыту это хорошо знал. Годы рокового перелома, когда мальчик, предоставленный самому себе, начинает сгорать от смертельного яда, всегда волновали Толстого, и образ нездорового унылого юноши с синевой под глазами неотступно предовал художника ("Отрочество", гл. XXII. "Этьен был мальчик лет 13-ти... с испитой физиономией, впалыми, посинелыми внизу глазами... точно такой, какой мог быть по моим понятиям мальчик, которого секут розгами. Синеватые впадины под глазами по неопытности своей я приписывал другой причине". "Анна Каренина", VI, гл. XXX. "Проходя через сени хор, он [Левин] встретил ходившего взад и вперед унылого гимназиста с подтекшими глазами". "Смерть Ивана Ильича", гл. VIII. "[Вошел сын Ивана Ильича], гимназистик... с ужасною синевой под глазами, значение которой знал Иван Ильич". Из письма к жене (январь 1877 г.): "Дети были хороши и веселы, кроме Илюши, которого лицо гадкое меня поразило с утра. Я целый день был в мрачном духе, и нездоровилось, и мысль об Илюше меня мучила... Сию минуту, после долгих колебаний, я решился еще раз говорить с Илюшей. Он плакал, и я плакал. И, Бог даст, останутся следы". Такой разговор отца с сыном записан И. Л. Толстым. - "Мои воспоминания", гл. XII, стр. 203). - Здесь начало зла, оно с каждым годом усиливается, и вредные проявления инстинкта прекращаются только в нормальной семье, где чувственным проявлениям отведена лишь служебная роль.

Но даже в такой семье ужасно начало ее, первые месяцы, быть может, первый год, когда мужская страсть себя не ограничивает и своею грубостью оскверняет душу невинной девушки. Левин-Толстой медовый месяц считал "самым тяжелым и унизительным временем их жизни". Он старался "вычеркнуть из своей памяти все уродливые, постыдные обстоятельства этого нездорового времени". А впоследствии, когда его семейная жизнь пошла по нормальному, естественному руслу, Толстой не мог без горечи думать о тех, кому еще предстояло пройти этот неизбежный постыдный этап.

По поводу замужества племянницы Лев Николаевич писал А. А. Толстой: "Варя, моя любимица, выходит замуж за Нагорнова, и я в первый раз испытал чувство жестокого отца, какие бывают в комедиях. Хотя в молодом человеке нет ничего дурного, я бы убил его, если б он мне подвернулся на охоте. И я своею мрачностью расстроил их ребяческое, так называемое, счастье; а не могу иначе. Избави Бог дожить до невесты-дочери. Это чувство жертво приношения, заклания на алтаре какого-то страшного и цинического Божества" (Письмо А. А. Т-ой, 12 января 1872 г. Тогда же С. А-на писала сестре (18 января 1872 г.): "У нас ужасная новость, Варя выходит замуж за Нагорнова... Левочка ездил в Москву, видел жениха, выразил всем им свое крайнее неудовольствие и сказал жениху, что нечестно жениться прежде, чем он получит место в 2.000". Как видите, этот брак вообще был нежелателен родственникам, в том числе и Л. Н-чу. Этим можно объяснить такой открытый и решительный его протест. Но основной причиной протеста явились не материальные соображения, не осуждение выбора, а гнев прот"ив безжалостного "цинического божества").

Брак получает бесспорное право на существование лишь тогда, когда кончается его подготовительный период и жизнь семьи сосредоточивается в детской. Вся тяжесть забот тогда ложится на жену, она должна вся раствориться в семье, и такую женщину Толстой прославляет, преклоняется перед ней. Труд ее огромный, и ничто постороннее не должно мешать ей. Особенно следует беречь ее от покушений со стороны посторонних мужчин, не сумевших найти естественного применения своей чувственности. Охранять ее также надо от неразумной страсти собственного мужа и парализовать возможность перенесения его вожделений в чужую семью. Семья - в детях, тот, кто поддерживает такую семью, тот получает право на почетное звание. В своем стремлении создать благоприятные условия для процветания домашнего очага Толстой доходит до самых крайних выводов. Он оправдывает проституцию, и "почетное звание" оставляет за "распутными женщинами" наравне с "повивальными бабками, няньками, экономками" (В первом письме к Н. Н. Страхову (19 марта 1870 г.), правда, оставшемся неотправленным, Толстой прямо так и пишет: "...Эти несчастные всегда были и есть, и, по-моему, было бы безбожием и бессмыслием допускать, что Бог ошибся, устроив это так, и еще больше ошибся Христос, объявив прощение одной из них... Для чего они необходимы, нетрудно понять, если мы только допустим то, что всегда было, что род человеческий развивается только в семье. Семья только в самом первобытном и простом быту может держаться без помощи магдалин, как это мы видим в глуши, в мелких деревнях; но чуть только является большое скопление в центрах... так являются они, и всегда соразмерно величине центра. Только земледелец, никогда не отлучающийся от дома, может, женившись молодым, оставаться верным своей жене и она ему, но в усложненных формах жизни мне кажется очевидным, что это невозможно (в массе, разумеетоя). Что же было делать тем законам, которые управляют миром?.. По закону экономии сил явилось среднее - появление магдалин, соразмерное усложнение жизни. Представьте себе Лондон без своих 70 тысяч магдалин. Что бы сталось с семьями? Много ли бы держалось жен, дочерей чистыми? Что бы сталось с законами нравственности, которые так любят блюсти люди? Мне кажется, что этот класс жизни необходим для семьи при теперешних усложненных формах жизни... Тот, кто жил с женщиной и любил ее, тот знает, что у этой женщины, рожающей в продолжении 10, 15 лет, бывает период, в котором она бывает подавлена трудом... В этом периоде женщина бывает как в тумане напряженная, она должна выказать упругость энергии непостижимую... В этом-то периоде представьте себе женщину, подлежащую искушениям всей толпы неженатых кобелей, у которых нет магдалин").

С. А. Толстая и Т. А. Кузминская с детьми в яснополянском парке. Фотография С. С. Абамелека-Лазарева. 1890 г. Сидят за столом (слева направо): Вера Кузминская, Мария Толстая, Мария Кузминская, Т. А. Кузминская, Саша, Вася и Миша Кузминские, Татьяна Толстая; сидят на земле: Митя Кузминский, Ванечка и Миша Толстые; стоят: В. Н. Нагорное и С. А. Толстая

Толстой прославляет жену-мать. Но особое восхищение вызывает в ней та женщина, которая лишена для него всяких земных форм, в которой осталась одна идея матери. Это - его собственная мать. Он ее никогда не знал, не помнил совсем, но он почти обожествлял ее. Почитание матери достигало cтепени культа.

Метафизика любви очень проста. В.ней нет ничего расплывчатого, никаких увлекательных надстроек, романтических иллюзий, красивых фраз. Все тревоги нашего сердца, все его победы, весь запас эмоциональных сил - все это только орудия, которые могут быть использованы и на добро и на зло. А добру они служат тогда, когда выполняют волю трезвого божества, имя которого - размножение.

Не столько мужчина, сколько женщина призвана на это служение, и горе той, которая осмелится нарушить закон, приняв средство за цель или подменив, свой долг выдуманной фикцией. Гибель ее предрешена.

Вот в кратких словах тот взгляд Толстого на брак, который существовал у него в эти годы. Этот взгляд не оставался отвлеченным убеждением спокойного исследователя. Толстой не столько рассуждал, сколько жил так. Не от теоретических положений он шел к практике, наоборот, общие утверждения являлись результатом его жизненного опыта (Доказательством может служить автобиографическая канва тех художественных произведе: ний, где затронута идея семьи). Он всем существом своим требовал этих норм. Он не представлял для себя иного положения. И Софья Андреевна, на долю которой выпало проведение в жизнь природных склонностей мужа, в достаточной мере отвечала его запросам. Это и было семейным счастьем Толстого.

Но жизнь не уподобляется алгебраической формуле. В жизни слишком много усложнений и неожиданных скачков, которые иногда идут вразрез со спокойным математическим процессом. Лишь в конечном итоге, в основе своей, формула осуществляется. Супружескую жизнь Толстых не следует представлять каким-то беспрерывным блаженством, бесконечным удовлетворением. Много было тревог, несогласий, охлаждений. Желания не всегда совпадали, бывали угрозы разрыва, но, в конечном итоге, в основе своей, эта жизнь была плодотворной, внутренне оправданной, ибо осуществились заложенные в ней возможности.

На первый взгляд счастье было своеобразным. Все произошло так спешно, суетливо, без логических обоснований, без согласования с общим душевым строем. Таким же мало понятным счастье это может показаться и дальше. Сфера отношений между мужем и женой слишком ограничена. Духовные ресурсы слишком различны. Участие жены в духовной жизни мужа очень скромно. Иногда оно идет ему в помощь, иногда мешает. Даже в ограниченной семейной области влияние Софьи Андреевны порою не могло не быть тяжело мужу. Особенно в последнее время: Софья Андреевна придавала заботам о семье часто слишком шаблонный, наивный характер, и все эти "скелетцы", обновки, домашние маленькие радости - все это на фоне полного непонимания душевного состояния мужа, который был на границе отчаяния, звучало резким диссонансом и не могло не тяготить его.

Так кажется на первый взгляд. Рассуждая, можно прийти к тому же заключению. А Толстой, вопреки всем доводам, был счастлив и бесспорно счастлив. И сфера влияния семьи в действительности не была ограниченной. Так называемая сублимация была огромна, и все творчество Толстого шло под знаком семьи.

Этот яркий жизненный опыт может служить прекрасным примером для изучения законов сексуальной жизни. Своею колоритностью он ставит резкий вопрос и дает на него точный ответ. Он подтверждает полную иррациональность жизненной силы, имеющей свои специальные законы, свою мерку, свое назначение. Это - сила рода, а не сила индивидуума. Благодаря этой особенности, присущей половому влечению, оно вступает порою в конфликт с оформленными склонностями индивидуума или, - что еще парадоксальнее, - создавая условия для неизбежного столкновения, в действительности служит интересам того же индивидуума. Так было у Толстого - с его буйной плодовитостью и великим творчеством.

Этот пример помогает уяснить искусственность различных теорий с общественным или романтическим уклоном, когда мечтают о жене-единомышленнице или расценивают любовь, как особое блаженное состояние человека, в котором потребность размножения играет второстепенную роль. Это не так. Сочетание удачно лишь в том случае, когда оно отвечает мало известным нам родовым законам, когда оно их осуществляет.

Жизненный опыт Толстого подтверждает будничную теорию, а для исследователя с "сексуальным" уклоном он дает богатый материал для многих частных заключений. Взять хотя бы искания вневременной, бесконечной жизни и упорное стремление к продолжению рода; что есть не что иное, как осуществление бесконечности материи. Но мы не будем останавливаться на этих вопросах. Здесь существенно было выяснить взгляд Толстого на брак, взгляд, который существовал у него в эти годы, и установить совпадение его с самой жизнью. И выше было показано, что душевные склонности Толстого, несмотря на отдельные более или менее серьезные отклонения, реализовались вполне.

Постепенно, исходя из жизни, непосредственные душевные склонности принимали характер объективной истины, бесспорных теоретических положений. И под конец периода счастливой семейной жизни Толстой посвятил этой проблеме свое лучшее художественное произведение.

"Анну Каренину" должно рассматривать как величественную трагедию, в которой перед лицом бесстрастного судьи ведут спор две человеческие силы: любовь как средство и любовь как цель.

Величавым эпиграфом предсказан суровый приговор, но автор в защиту обвиняемой привел все смягчающие обстоятельства. Действующие лица: Долли, Анна и Кити. Долли давно отжила свою счастливую весну, ее личная жизнь безотрадна, но она перенесла центр влечения на детей, ушла к ним и вся растворилась в семье. В этом было ее счастье. Наоборот, Анна никогда не знала любви. Ее замужество было нелепым в самой основе, но она гордо смирялась, спрятав глубоко тоску до тех пор, пока не появился он, не пробудил ее к жизни и эта жизнь стихийно расцвела. Как будто судьба решила исправить свою жестокую ошибку. - Любовь была красивой, сильной. Анна была хорошей подругой новому мужу. Она жила его интересами, умело помогала ему. Анна казалось, имела право на счастье, и никто не мог обвинять ее. Сам автор взял ее сторону, показав ничтожность и лицемерность протестов лживого света.

Но вышло не так. Первое движение сердца было первым шагом к пропасти. Анна нарушила закон. Она перенесла центр тяжести в область личную личные чувства сделала целью, вместо того, чтобы пользоваться ими только, как средством. Она оставила служение роду, она оставила семью и, встав на этот порочный путь, в новых условиях уже не сумела срздать новой семьи; Рождение девочки было случайным эпизодом, оно не играло главной роли, и -такая бесплодная любовь только женщины, а не матери, превратилась в любовь эгоистическую, чувственную, "мрачную, тяжелую любовь".

Анна захотела счастья, но она не знала, где его найти. Оно не в личных радостях, а в радостях семьи. Если путь к ним тернист, то его надо смиренно пройти, - ведь это только путь. Но нельзя принимать его за цель, искать красивого пути, прельститься им и остаться на нем. Этим смысл искажен, корни обрезаны, жизнь неизбежно прекращается. Так было с Карениной. Своеволие погубило ее.

Анна нарушила основной закон жизни. Призванная быть матерью, она, в поисках радости, отказалась от единственной истинной радости, она отказалась от жизни. Ее дальнейшее существование бессмысленно. И, выполняя приговор верховного судьи, она в последние минуты поняла свою ошибку. Она вспомнила о сыне, о любви к нему. Вспомнила свою последнюю любовь. И это последнее воспоминание вызвало в ней отвращение. Но было поздно - она" была отравлена.

На мрачном фоне бодро звучит финальная мелодия. Если, Анна была обреченной, а Долли и счастливой и несчастной, то Кити была счастлива вполне. Путь ее светлый, и дом радостный. Будущее в ней.

Они встретились в последний раз: Анна, жалкая, мешающая, смиренно-радостная Долли и торжествующая Кити. Анна погибала, Кити училась у Долли кормить. Эта молодая женщина, от избытка счастья все прощающая, сливалась с природой, и в ней ликовала вечная жизнь.

Левины - это Толстые. Автор воспел свое счастье. Он показал добро и зло. Описывая добро, рассказал о себе. Но в жизни были перебои, они оставили след. Его жена также порою восставала против закона. Хотя бы на словах только, но восставала. И возможно, что эта страшная, дилемма подсказала художнику тему его романа. Он вывел себя победителем. И был таким в эти годы. Но откроется новая книга жизни, все пойдет по-иному, скрепы ослабнут, дилемма снова возникнет. Она обострит другие вопросы и сама станет болезненнее благодаря им.

Счастье семейное кончилось.