2

Зарождение и развитие литературы средневековья определяется взаимодействием трех основных факторов: традиций народного творчества, культурных воздействий античного мира и христианства.

Варварские народы, получившие после "великого переселения народов" господство в Западной Европе, имели к этому времени свою уже весьма развитую поэзию, послужившую основой позднейшей европейской литературы. О форме и содержании этой поэзии мы можем составить себе лишь весьма приблизительное представление по рассказам античных и затем средневековых латинских историков, на основании анализа древнейших литературных памятников Западной Европы, содержащих следы этой первичной поэзии, а также путем изучения поэтического творчества других народов, переживающих соответствующую ступень развития.

Древнейшей формой поэзии являются трудовые песни, связанные с работой и возникшие из звуков, сопровождающих и регулирующих своим ритмом трудовые процессы, в особенности коллективные. Из трудовых песен развиваются обрядовые, воспроизводящие в мимике и жестах трудовую деятельность человека и другие моменты жизни общественного коллектива, в связи с верой первобытного человека, что символическое воспроизведение желаемого (успех на охоте, победа над врагами, хороший урожай и т. п.) является магическим средством, способствующим его достижению. Соответственно этому исполнение обрядового действия является не индивидуальным, а коллективным (хоровод),- в нем участвует вся заинтересованная в успехе предприятия община.

Видное место в первобытной хоровой поэзии занимают так называемые календарные песенно-игровые действа, отмечающие поворотные моменты в жизни природы, например наступление весны. С последним моментом тесно связана эротическая тематика весенней обрядовой поэзии, поскольку половой акт символизировал плодородие земли и должен был способствовать урожаю.

В обряде трудовая песня частично освобождается от своей узкоутилитарной, технической функции и наполняется идеологическим содержанием, делающим возможным ее дальнейшее художественное развитие.

Теория "первобытного хорового синкретизма" была выдвинута русским ученым акад. А. Н. Веселовским на основе широкого сравнительного изучения исторического, фольклорного и этнографического материала. Согласно этой теории в начале всякого поэтического развития элементы лирики, эпоса и драмы существуют в слитном, еще не обособленном ("синкретическом") виде. Хоровая песня-пляска, иногда под аккомпанемент какого-нибудь примитивного инструмента, сопровождается мимикой и телодвижениями, которые в развернутом виде переходят в танец или драматическую игру. Первоначально наиболее устойчивыми и организующими элементами этого художественного действия являются ритм и напев, а сам текст играет второстепенную роль, сводясь к ряду отрывистых, эмоциональных восклицаний, из которых впоследствии разовьется "припев" хороводной песни. Содержание тексту, как и всему описанному синкретическому действу, дает обряд, воспроизводящий различные моменты общественной жизни коллектива. Первобытный хоровой и обрядовый синкретизм типичен для патриархально-родового строя в период его расцвета. Вместе с началом его разложения и появлением социальной дифференциации в первобытном обществе, приводящей к выделению личности из родового коллектива, происходит разложение синкретизма. Песня постепенно отделяется от обряда, и начинается дифференциация поэтических жанров. Вместе с тем запевала хора, игравший лишь роль вожака коллективного действа, превращается в профессионального певца и поэта; зарождается понятие личного творчества, хотя и подчиненного коллективно-поэтическим нормам, возникает взгляд на поэзию как на искусство.

Из синкретического действа последовательно выделяются: сначала - лирико-эпическая песня с содержанием, заимствованным из мифа или легендарного исторического предания, затем - собственно лирическая песня, хоровая или сольная, позже всего - драма народно-обрядового или культового характера. Однако пережитки первобытного синкретизма еще долго наблюдаются в народной поэзии. До наших дней сохраняется в ней связь с музыкой. Лирико-эпические песни некоторое время сопровождаются пантомимой или пляской. Еще устойчивее черты синкретизма в лирике, столь тесно связанной с пляской, музыкой, хоровым началом. Наконец, в драме синкретизм, можно сказать, до сих пор живет полной жизнью, хотя и в существенно изменившихся формах.

Теория первобытного синкретизма и трудовых основ поэзии устанавливает народные корни всей средневековой литературы и вместе с тем освещает основные пути ее развития как в период разложения родового строя, так и в собственно феодальную эпоху. Однако в исторических условиях европейского средневековья процесс этот с самого начала осложняется воздействием двух других названных выше культурно-исторических факторов.

Христианизация народов Европы носила вначале очень поверхностный, формальный характер, сводясь к официальному исповеданию основных догм и соблюдению главнейших обрядов. Однако с течением времени христианское учение глубоко проникло в моральное сознание и быт не только верхушки общества, но и народных масс.

Влияние религии на жизнь усиливалось тем, что в течение V-X вв., являющихся временем особенной разрухи и анархии, а также в продолжение следующего пятисотлетия феодального партикуляризма католическая церковь была огромной международной политической и общественной силой. Обладая строгой иерархией и твердо установленным учением, она располагала могущественными средствами пропаганды и все время расширяла свое влияние. Важным средством укрепления католической церковью своего авторитета было то, что в эту эпоху чрезвычайной языковой и диалектной пестроты, сильно мешавшей культурным связям не только между разными странами, но и между областями одного и того же государства, духовенство обладало единым международным языком, официальным и обиходным,- латынью, которую оно объявило "священным" языком, т. е. языком религиозных текстов, церковной письменности и богослужения. Прелаты были ближайшими советниками и министрами королей и князей, нуждавшихся в них как в лицах, способных дать идеологическое обоснование их власти. Как говорит Энгельс, церковь "...окружила феодальный строй ореолом божественной благодати"^*. В связи с этим находится огромная экономическая сила духовенства, явившаяся результатом бесконечных земельных дарений. Бывали периоды, когда в руках церкви сосредоточивалось до одной трети всей земельной собственности. Церковь обладала своей особой юрисдикцией, своим особым каноническим правом и, образуя нечто вроде "государства в государстве", не признавала над собой и своими "подданными" власти светского суда, хотя сама старалась всячески влиять на него.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 306.)

На протяжении всего раннего средневековья католическая церковь выдвигает идею теократии, т. е. притязает на высшее управление государством. В основу этой доктрины легло рассуждение одного из виднейших "отцов церкви" Августина (IV-V вв.), изложенное им в трактате "О граде божием". По мнению Августина, существуют два государства: государство "земное", основанное на внешней власти, заботах о мирских делах и т. п., и государство "божие", представляющее собой духовную общину всех людей, верующих и живущих праведно. Второе должно быть нормой и образцом для первого. Конечным выводом из этого являлось требование передачи всей власти "духовным пастырям".

В большинстве случаев теория священников и монахов расходилась с их жизненной практикой; часто должно было бросаться в глаза резкое несоответствие между претензиями духовенства на духовное руководство и его собственным невежеством, развращенностью и грубостью. Тем не менее, несмотря на пороки духовенства, почти до XIII в. церковь обладала монополией на образование. Энгельс говорил: "Средневековье развилось на совершенно примитивной основе. Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древнюю философию, политику и юриспруденцию, чтобы начать во всем с самого начала. Единственным, что оно заимствовало от погибшего древнего мира, было христианство и несколько полуразрушенных, утративших всю свою прежнюю цивилизацию городов. В результате, как это бывает на всех ранних ступенях развития, монополия на интеллектуальное образование досталась попам, и само образование приняло тем самым преимущественно богословский характер"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7, С. 360.)

Единственными очагами образования долгое время оставались монастырские и епископские школы, в которых обучались почти исключительно лица, предназначавшиеся к духовному званию. Круг знаний, который преподавался в этих школах, был чрезвычайно ограничен. В V-VI вв. окончательно установлен состав дисциплин, которые церковь считала необходимыми для своих целей. Это были два цикла: тривий, состоявший из грамматики, риторики и диалектики (так называлась в те времена формальная логика), иквадривий - геометрия, арифметика, астрономия и музыка. Однако назначение этих наук было очень специальное. Геометрия включала в себя элементарные знания о фигурах и чертежах, в частности необходимые для "возведения храмов"; арифметика и астрономия в первую очередь обучали способам исчисления дней церковных праздников; музыка сводилась к обучению петь или сочинять церковные гимны. Но еще существеннее этого практического ограничения преподаваемых сведений была та общая тенденция, которая вкладывалась в преподавание. Выше всего ставились "богооткровенные истины", авторитет священного писания и "отцов церкви". Свободное исследование, разум, опыт отрицались как опасный соблазн, путь к заблуждению. Философия объявлялась "служанкой богословия", и если церковное учение оказывалось в противоречии с фактами, то факты без колебания отвергались как иллюзия, как выражение "низшей реальности", которой противопоставлялся мир "высшей реальности", иррациональный мир чудес и благодати. Считалось, что следует именно верить в то, что разум "не вмещает".

Энгельс говорит: "В руках попов политика и юриспруденция, как и все остальные науки, оставались простыми отраслями богословия и к ним были применены те же принципы, которые господствовали в нем. Догматы церкви стали одновременно и политическими аксиомами, а библейские тексты получили во всяком суде силу закона. Даже тогда, когда образовалось особое сословие юристов, юриспруденция еще долгое время оставалась под опекой богословия. А это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 360-361.)

Уже древнейшие "отцы церкви" - Иероним (IV в.), Августин (IV- V вв.),- односторонне толкуя первоначальное христианское учение, разработали аскетическую доктрину равнодушия к мирским благам и покорности всякой земной власти, поскольку земное существование согласно этой доктрине ничтожно по сравнению с вечной загробной жизнью. При этом утверждалось, что чем больше человек безропотно страдает в этой жизни, тем больше у него шансов получить вечное блаженство после смерти. Ясно, насколько аристократической верхушке общества было выгодно это учение, прививавшее народным массам слепую покорность и удерживавшее их от восстания.

Однако наряду с этим учением, господствовавшим в средневековой церкви, развивалась и другая доктрина, противоположная аскетической и отвечавшая уравнительным устремлениям всех угнетенных и обездоленных. Согласно этой доктрине, созвучной неоплатоническим идеям и редко находившей прямое выражение в письменных памятниках и документах, но жившей преимущественно в устной традиции, каждое явление природы есть самораскрытие божества и каждый человек есть "член тела Христова", из чего следует, что весь материальный мир оправдан и что в каждом человеке заключается нечто "священное", делающее последнего бедняка в известном смысле равным королю. Вообще же говоря, эта вторая доктрина постоянно оживает в уравнительных ересях средневековья, в религиозной оболочке ведущих борьбу с феодальным укладом. Ибо, как указывает Энгельс, "...при этих условиях все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные - социальные и политические - доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол святости"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 361.)

На начальное развитие средневековой литературы католическая церковь оказала огромное влияние. Целый ряд весьма популярных в ранний период литературных жанров: религиозные гимны, духовные стихи, жития святых, парафразы библии и т. п.- церковного происхождения. Внутри церкви зародилась культовая драма. Ранняя историография и различного рода дидактика в значительной степени следуют монастырско-латинским образцам. Христианская легенда ввела в обиход средневековой поэзии огромный международный фонд всякого рода сказаний и мотивов новеллистического характера. Не менее значительно то общее влияние религиозного мышления, которое проявлялось в жанрах, по своему характеру вовсе не религиозных, таких, например, как религиозные мотивы в героическом эпосе или мистическая концепция любви в некоторых формах рыцарской лирики. Точно так же католическое учение о "двух реальностях", из которых земная якобы является лишь слабым отражением или подобием небесной, лежит в основе распространенного в средневековой поэзии аллегорического, или символического, восприятия действительности. Реакционное влияние церковного спиритуализма тормозило развитие реалистического мышления и подавляло тягу закабаленных народных масс к борьбе за свое освобождение.

Тем не менее не следует преувеличивать роль церковного или религиозного элемента в средневековой литературе. Мировоззрение как широких масс средневековых людей, так и средних слоев их и даже представителей высших классов отнюдь не было сплошь окрашено аскетическим настроением и мыслями о потустороннем. Тот самый дуализм мысли и чувства, который был отмечен выше, позволял совмещать с церковной догмой страстную жажду жизни и любовь к реальной действительности. Подобно тому как в мышлении широких слоев населения наблюдалось "двоеверие", т. е. примесь к христианскому исповеданию старых народноязыческих верований, так и в чувствах людей того времени с искренней религиозностью уживалось самое непосредственное и радостное отношение к жизни. Средневековая литература в целом отнюдь не окутана черным флером и полна ярких красок, жизнерадостности.

Другим крупным фактором, оказавшим значительное влияние на средневековую литературу, является античность. На первых порах германское завоевание уничтожило из античного наследия все, что можно было уничтожить. Но почти немедленно началось собирание остатков разрушенного как образцов и материала для создания новой культуры. Латинский язык был принят как язык государственных актов и высшей администрации; на латинском языке было записано обычное право германских племен и народов (так называемые варварские "правды"), в латинских хрониках V-VI вв. запечатлены деяния варварских королей. Завоеватель Италии остготский король Теодорик Великий охотно избирал себе министров из числа образованных римлян.

Несмотря на враждебность церкви древней языческой культуре, ей пришлось выступить в роли хранительницы и пропагандистки античного наследия. Сначала римские авторы (греческие до самого Возрождения оставались в подлинниках неизвестны) включались в школьное преподавание очень неохотно. Раньше других был допущен Вергилий, у которого благодаря фантастическому толкованию его 4-й эклоги как предсказания о пришествии мессии создалась репутация "христианина до Христа". Вскоре круг разрешенных писателей пришлось расширить, так как древность являлась в ту пору единственным источником знаний.

Уже Августин указывал на необходимость изучения языческой литературы и науки. Однако древнеримские авторы соответствующим образом обрабатывались с целью парализовать их возможное "вредное" влияние, предпочитали пользоваться выборками, пересказами, комментариями, а не цельными оригинальными текстами. Иероним, Августин и другие занимались "согласованием" древних авторов с "истинами" христианского учения. В средневековой школе такой способ изучения античности применялся тем успешнее, что почти до самого конца раннего средневековья из нее усваивались отдельные сентенции, сведения или поэтические образы, вырванные из контекста, самое большее - некоторые сюжеты, оторванные от породившего их мироощущения, слишком далекого и непонятного людям средневековья.

Несмотря на такое ограниченное понимание античности в средние века, к ней все же беспрерывно обращались за всякого рода знаниями. Богословская мысль использовала схемы философии Аристотеля и Платона, долгое время известной лишь фрагментарно, иногда в искажающих пересказах.

Прямое влияние античности на средневековую литературу было также довольно значительно. Можно найти отклики знакомства с Овидием в ранней рыцарской лирике. В преддверии рыцарского романа и повести стоят обработки сказаний об Александре Македонском и "Энеиды" Вергилия. Отголоски античности можно найти и в большинстве других литературных жанров.