Глава XXXIII. Касси

Том вскоре же понял, чего следует опасаться и на что можно надеяться, живя у такого хозяина, как Легри. Любая работа горела у него в руках, а по складу своего характера он был человек старательный и добросовестный. И со свойственным ему миролюбием Том решил, что усердный труд хотя бы в какой-то мере оградит его от преследований и мучений, а там - кто знает, может быть ему удастся спастись отсюда.

Легри не мог не оценить своего нового невольника, но он испытывал к нему то смутное чувство неприязни, которое обычно возникает у всякого дурного человека к человеку хорошему. От Легри не укрылось, что Том осуждает его жестокое обращение с беззащитными рабами, а осуждение, хоть и молчаливое, неприятно чувствовать, даже когда оно исходит от подвластного существа. К своим товарищам Том относился с непривычными для них лаской и участием, и Легри злобствовал, видя это. Он купил Тома с тем расчетом, чтобы сделать из него впоследствии нечто вроде надсмотрщика и поручать ему все хозяйство на время своих отлучек. Но от невольника, занимающего такую должность, прежде всего требуется жестокость. Легри решил выработать в нем это ценное качество и через несколько недель приступил к выполнению своего замысла.

Как-то утром перед выходом в поле Том с удивлением заметил в поселке новую женщину, которая сразу обратила на себя его внимание. Высокая, стройная фигура, изящные руки и ноги, хорошее платье резко выделяли ее в толпе невольников. Ей могло быть лет тридцать пять - сорок, а лицо ее, которое, раз увидев, трудно было забыть, говорило о бурной, полной горя жизни. Чистый лоб, резко очерченные брови, правильный нос, прекрасная линия рта, горделивая посадка головы - все свидетельствовало о том, что когда-то эта женщина была очень красива. Теперь же лицо ее бороздили глубокие морщины, проведенные на нем страданиями и муками уязвленной гордости. Черты его заострились, кожа, обтягивавшая резко обозначенные скулы, отливала нездоровым, желтоватым оттенком. Но заметнее всего были в этом лице глаза - большие, сумрачно-темные, опушенные длинными черными ресницами и полные безысходного отчаяния. Дикая гордость и надменность сквозили в уголках губ, в каждом движении незнакомки, только подчеркивая страшный контраст, который являл собой ее взгляд, выражавший бесконечную душевную муку.

Кто она была, откуда взялась, Том не знал. Она выросла рядом с ним в серых предрассветных сумерках и, гордо подняв голову, зашагала в поле. Но остальные невольники, видимо, знали ее. Они оборачивались, поглядывали на эту женщину, явно взбудораженные ее появлением среди них.

- Нашлась и на нее управа! И поделом! - сказал кто-то.

- Хи-хи-хи! - послышался другой голос. - Теперь, небось, хлебнешь горя, белоручка!

- Посмотрим, как она будет работать!

- Глядишь, вечером всыпят ей горячих заодно с нами!

- Вот бы посмотреть, как ее будут пороть!

Незнакомка не обращала внимания на эти издевки, словно не слыша их, но надменная, злобная усмешка не сходила с ее лица. Том сразу почувствовал, что эта женщина знавала лучшие времена. Но каким образом она очутилась теперь в таком унизительном положении, он не мог понять. Незнакомка ни разу не взглянула на него, не сказала ему ни слова, хотя всю дорогу шла рядом с ним.

Вскоре они пришли в поле, но Том и здесь то и дело оглядывался на свою соседку. Ему сразу стало ясно, что благодаря врожденной ловкости и сообразительности ей легче справляться с работой, чем другим. Она собирала хлопок быстро, аккуратно и продолжала все так же надменно усмехаться, словно презирая и эту работу и унизительность своего положения.

В середине дня Том перешел ближе к мулатке, которую Легри купил вместе с ним. Люси, видно, совсем выбилась из сил, еле волочила ноги и все время стонала и охала. Он улучил минуту и, не говоря ни слова, переложил несколько горстей хлопка из своей корзины в ее.

- Зачем? Не надо! - сказала она, растерянно взглянув на него. - Тебе за это попадет.

И тут откуда ни возьмись около них вырос Сэмбо, у которого был зуб против этой несчастной женщины. Он крикнул свирепым гортанным голосом:

- Ты что это, Люси? Мошенничать вздумала? - и ударил ее тяжелым башмаком, а Тома хлестнул бичом по лицу.

Том. не промолвив ни слова, снова принялся за работу, а Люси, и без того еле державшаяся на ногах, замертво упала на землю.

- Ничего, сейчас очухается! - со злобной усмешкой сказал Сэмбо. - Мое лекарство лучше всякой камфоры. - С этими словами он вытащил из обшлага булавку и по самую головку вонзил ее в ногу женщины. Та охнула и приподнялась с земли. - Вставай, подлая! Слышишь? Не то хуже будет!

Мулатка сделала нечеловеческое усилие, встала и начала с лихорадочной быстротой собирать хлопок.

- Больше не отлынивай! - крикнул Сэмбо. - Жизни будешь не рада, если что замечу.

- А зачем мне жизнь? - сказала женщина, и вскоре до Тома снова донесся ее голос: - Сколько еще можно терпеть? Господи, помоги нам, что же ты оставил нас?

Не думая о том, чем это грозит ему, Том подошел к Люси и переложил в ее корзину весь свой хлопок.

- Не надо! Не надо! Ведь с тобой бог знает что сделают.

- Что бы ни сделали, мне будет легче это перенести, чем тебе, - ответил Том и вернулся на свое место. Все это заняло у него не больше минуты.

И вдруг незнакомка, которая работала неподалеку и слышала их разговор, устремила на Тома тяжелый взгляд своих темных глаз, взяла охапку хлопка из стоявшей перед ней корзины и переложила к нему.

- Не стал бы ты так делать, если б знал здешние порядки, - сказала она. - Поживешь у нас с месяц, тогда забудешь, как другим помогать. Лишь бы своя шкура была цела.

- Да хранит меня от этого бог, миссис! - воскликнул Том.

- Бог в наши места ее заглядывает, - с горечью ответила ему женщина, принимаясь за работу, И губы ее снова искривились в презрительной усмешке.

Но Сэмбо с другого конца поля видел, что она сделала, и зашагал прямо к ней, размахивая бичом.

- Это что такое! - закричал он торжествующим голосом. - И ты туда же! Мошенничать! Ну, берегись! Теперь я над тобой хозяин.

Словно молния сверкнула в черных глазах женщины. Она выпрямилась, круто повернувшись к Сэмбо, губы у нее задрожали, ноздри расширились, во взгляде, устремленном на него в упор, вспыхнули ярость и презрение.

- Посмей только тронуть меня, мерзавец! Да мне стоит слово сказать, и затравят тебя собаками, сожгут заживо, разорвут на клочки! Это еще в моей власти!

- Зачем же ты в поле вышла? - пробормотал Сэмбо, явно струхнув, и нехотя отступил от нее. - Да разве я что плохое хотел сделать, мисс Касси?

- Тогда отойди подальше, чтоб духу твоего здесь не было! - прикрикнула она на него.

И Сэмбо покорно отправился в дальний конец поля, где у него сразу нашлись какие-то дела.

Женщина снова принялась собирать хлопок, и работа шла у нее так быстро, что это казалось настоящим колдовством. К вечеру ее корзина была набита верхом, а за день она ухитрилась еще несколько раз подбросить хлопка и Тому.

Уже совсем затемно измученные невольники, неся корзины на голове, потянулись к сараю, где взвешивался и хранился собранный хлопок. Там их ждал Легри, деловито переговаривавшийся о чем-то со своими подручными.

- С этим Томом никакого сладу нет: все время подкладывал Люси хлопок. Если хозяин не даст ему хорошей острастки, он у нас всех негров перемутит, - сказал Сэмбо.

- Вот чорт! - возмутился Легри. - Hу что ж, ребята, придется нам образумить этого прохвоста.

Оба негра свирепо осклабились.

- Уж будьте спокойны! Мистер Легри кого хочешь образумит. В этих делах ему сам дьявол в подметки не годится, - сказал Квимбо.

- Ну берегись! Теперь я над тобой хозяин, - закричал Сэмбо

- Так вот, я решил - поручу Тому порку негров. Это лучшее средство выбить у него всякую дурь из головы. Небось, образумится!

- Нелегкое дело вы задумали, хозяин.

- Ничего, я своего добьюсь, - сказал Легри, заправляя языком табак за щеку.

- А уж эта Люси! Вот дрянь-то! Второй такой твари на всей плантации не найдется, - ввернул Сэмбо.

- Что ты на нее взъелся, Сэм? Подозрительно!

- Да ведь она вашего же приказания ослушалась, не пошла ко мне в жены.

- Выпороть ее, так послушалась бы, - сказал Легри сплевывая. - Да сейчас не до этого, очень уж время горячее. Сейчас каждый работник на счету. На рид-то она хлипкая, а такие самый упрямый народ. До полусмерти придется запороть, пока не образумится.

- Она лодырничает да вдобавок дерзкая такая, только и знает, что брюзжать. Том за нее всю работу делает.

- Вот как? Ну что ж, пусть он сам собственноручно Люси и высечет. Во-первых, ему надо привыкать, а во-вторых, он все-таки не переусердствует. Не то что вы, дьяволы!

- Ха-ха-ха! - загоготали оба негодяя, подтверждая своим злобным хохотом отзыв, который дал им Легри.

- Вот увидите, хозяин, как Том и мисс Касси постарались. Корзина-то у Люси будет полная.

- Я сам ее взвешу, - многозначительно сказал Легри.

Оба надсмотрщика снова расхохотались.

- Так... Значит, мисс Касси полный день работала?

- Да еще как работала! Будто в нее дьявол вселился со всеми своими чертями!

- Они всегда при ней, и дьявол и черти, - сказал Легри и, злобно выругавшись, пошел в сарай.

Измученные, примолкшие люди медленно один за другим входили в сарай и со страхом ставили свои корзины на весы.

Легри отмечал принятый хлопок на грифельной доске, к которой была приклеена сбоку полоска бумаги с именами невольников.

Корзина Тома потянула хорошо, и он отошел в сторону, с тревогой глядя на Люси.

Шатаясь от усталости, она подошла к весам и поставила на них свою корзину. Легри сразу увидел, что придраться не к чему, и все-таки закричал, притворившись разгневанным:

- Ах ты тварь ленивая! Опять недовес! Ну, подожди! Это тебе даром не пройдет!

Люси застонала и в отчаянии опустилась на скамью.

Настала очередь женщины, которую называли мисс Касси. Она выступила вперед и с надменной усмешкой небрежно поставила свою корзину на весы.

Легри насмешливо, но пытливо заглянул ей в глаза. Она ответила ему твердым взглядом и проговорила что-то по-французски, еле заметно шевельнув губами. Никто не понял ее слов, один только Легри, услышав их, изменился в лице. Он занес руку, словно собираясь ударить ее, но она смерила его презрительным взглядом, повернулась и вышла из сарая.

- А теперь, Том, пойди сюда, - сказал Легри. - Помнишь, я говорил, что не затем я тебя покупал, чтобы ты работал наравне с остальными. Ну, так вот, получишь повышение: будешь у меня надсмотрщиком. Сегодня с вечера и приступай к своим новым обязанностям. Возьми вон ту женщину и высеки ее. Ты ведь видал, как это делается.. Справишься?

- Прошу прощения, хозяин, - сказал Том, - увольте меня от этого. Я к такому делу не привык, никогда этим не занимался... и не смогу, рука не подымется.

- Ты у меня к такому привыкнешь, что тебе раньше и во сне не снилось! - крикнул Легри, схватил ремень и ударил им Тома наотмашь по щеке - раз, другой, третий. - Ну! - сказал он, остановившись, чтобы перевести дух. - Все еще отказываешься?

- Отказываюсь, хозяин, - ответил Том и утер рукой Кровь, струйкой сбегавшую по лицу. - Я готов работать день и ночь, работать до последнего вздоха, но против совести своей не пойду, хозяин, никогда не пойду.

Голос у Тома был мягкий, ровный, держался он всегда почтительно, и поэтому Легри считал его покладистым, трусоватым. Последние слова Тома так поразили невольников, что они охнули, как один человек. Несчастная мулатка стиснула руки и прошептала:

- О господи!

Остальные переглянулись между собой и затаили дыхание, готовясь к неминуемой грозе.

Легри оторопел от неожиданности, но быстро пришел в себя и рявкнул:

- Ах ты скотина черномазая! Ему, видите ли, совесть не позволяет выполнить хозяйскую волю! Да вам, тварям, и думать об этом не полагается! Ты что о себе возмечтал? В господа метишь? Мистер Том указывает хозяину, что справедливо и что несправедливо! Так тебе совесть не позволяет высечь эту ведьму?

- Не позволяет, хозяин, - сказал Том. - Она совсем больная, слабая. Разве можно быть таким жестоким?

Я никогда на это не соглашусь. Хозяин, если вы хотите меня убить, убейте, а руки я на нее не подниму. Мне смерть и то легче.

Том говорил тихо, но в этом тихом, мягком голосе слыщалась несокрушимая воля. Легри трясло, словно в лихорадке, его зеленоватые глаза так и сверкали, и он весь ощетинился от ярости.

- Ах ты, святоша! Учить нас, грешников, вздумал? А что в библии написано, забыл? "Рабы, повинуйтесь господам вашим". А кто твой господин? Я! Кто заплатил за тебя, собаку, тысячу двести долларов? Ты теперь мой, и душой и телом! - и Легри изо всех сил ударил Тома сапогом.

Но эти слова пробудили ликующую радость в измученном сердце Тома. Он выпрямился и, подняв к небу залитое слезами и кровью лицо, воскликнул:

- Нет, нет, хозяин! Мою душу не купишь ни за какие деньги! Вы над ней не вольны!

- Не волен? - со злобной усмешкой повторил Легри. - Сейчас посмотрим. Эй, Сэмбо, Квимбо! Всыпать этому псу, да так, чтобы он месяц очухаться не смог!

Оба великана, словно исчадия ада, со злобным ликованием схватили свою жертву. Мулатка в ужасе вскрикнула, остальные невольно поднялись с мест, глядя вслед Тому, который покорно дал вывести себя из сарая.