Вольный стих

Вольный стих [freie Verse, vers libere], как и белый стих, представляет собою модификацию силлабо-тонического стиха (см.), принципиально от него не отличающуюся, но дающую частные отклонения. Такие модификации возникают внутри данной общей стиховой системы благодаря выключению из нее какого-либо компонента, что определяет некоторое их своеобразие как частных стиховых систем внутри общей. Так белый стих является (у нас) силлабо-тоническим стихом, из которого выключена рифма, В. С.- тем же стихом, из которого выключена равносложность и следовательно "равностопность": его ритмические единицы состоят из одинаковых "стоп" (т. е. распределяют ударения по слогам в определенных отношениях: через слог, как "ямбы" и "хореи", или через два слога, как "дактили", "анапесты", "амфибрахии"), но число "стоп" в каждой единице различно. Это между прочим резко отличает В. С. от "свободного стиха" (см.), с которым его часто путают и который хотя и неравносложен, но не делится на "стопы". Т. к. из системы выключен один из компонентов ритма, то равновесие остальных нарушается и восстанавливается на измененной основе - создающаяся таким образом модификация используется обычно (в пределах данного стиля) для прикрепления к тому или иному жанру (см.), и своеобразие ее является не только формальным, но и по существу; она и возникает потому, что данный жанр приспособляет к своим нуждам общую систему стиха и выделяет те ее особенности, которые особенно для него подходят. Сам по себе стих является системой выразительных средств (см.), определенной в своем строении стилем и - уже - жанром. Установив связь стиховой системы с жанром, мы тем самым приходим к возможности социологического объяснения характера данной стиховой системы (через жанр), т. е. вопреки формальному стиховедению рассматриваем стих не изолированно, а в связи со всем литым стилем и социальными условиями, его определившими. В. С. (как и белый стих) тем и интересен, что на нем можно отчетливо проследить как особенности его

формального строения определяются указанными причинами. B.C. чаще всего пишется ямбом, причем строки его не равны друг другу по числу слогов, а колеблются от 1 до 15, чаще от 2 до 13 слогов (т. е. от одностопного до шестистопного ямба), напр.:

 
 "Какого дерева почесть ее не знают,	(13) 
 Кто говорит,	(4) 
 Что палка та кленова,	(7) 
 Другой твердит	(4) 
 Дубова,	(3) 
 И ощупью слепцы хотят о том судить"	(12) 

 и т. д.	(Хемницер). 

Эта разновеликость строк в В. С. очень ослабляет его ритмичность - главнейшие показатели этого: отказ от закономерного чередования рифм и клаузул (что видно из очень высокого процента тройных, четверных и более рифм, появляющихся случайно, а не закономерно; у Хемницера их, например - 27,0%), отсутствие членения на строфы; включение в ямб хореических и односложных строк ("Минерва / напилась, как стерва" - Сумароков; "Где сборы / Там и воры"- Хемницер; "Но что родилось бишь / Мышь" - Сумароков и т. п.) и т. д. В то же время гораздо большее значение получает в В. С. смысловая нагрузка его единиц, рифма становится преимущественно глагольной (Хемницер, 67,0%), чрезвычайно растет значение синтаксического членения стиха (выражающееся в почти полном отказе от enjambement и в появлении "ритмического enjambement", т. е. в разрыве ритморяда, по требованиям смысла и синтаксиса, например: "Я эту ношу / Сброшу" - Хемницер, где трехстопный ямб разорван ради смысловой выразительности), строфа заменяется периодом, к которому подгоняется рифмовка, и т. д. Короче, детальный анализ B.C. позволяет его определить как стих с повышенной смысловой нагрузкой, которая деформирует его ритм и усиливает синтаксис, приближая его к разговорному языку, развивая в нем сказовую, выразительную интонацию, выделяя при помощи коротких строк наиболее выразительные места. Например:

 "Ты, роза, хороша в едином только лете, 
 А мой 
 Приятен вкус и летом и зимой"

(Майков).

Все эти и ряд других особенностей В. С. делают его наиболее пригодным для такого жанра, который нуждался бы в стихе, максимально передающем малейшие смысловые оттенки. Этим жанром был жанр дидактический, в первую очередь басенный, т. е. именно такой жанр, который всегда имеет определенный сюжет и, главное, нравоучительную установку, выражающуюся в тех или иных кратких сентенциях, изречениях и т. п. (см. "Басня"), и к-рый именно в В. С. нашел подходящую для себя систему выражения. Вернее, он ее создал, потому что исторически в России В. С. возникает и развивается параллельно басне, которая постепенно приспособляет к своим нуждам лирический стих и обращает его в В. С.

Частично В. С. употреблялся и другими жанрами, тяготевшими к разговорному яз. (эпическим - "Душенька" Богдановича, драматическим - "Горе от ума" Грибоедова, "Маскарад" Лермонтова), но основная линия его развития - это басня: одновременно с ее развитием в XVIII в., снижением в XIX в. и возрождением в XX в. в творчестве Д. Бедного - развивается, снижается и возрождается В. С. Он таким образом и в своем строении и в своем развитии не самостоятелен, а тесно слит с жанром, им определен. Следовательно причины, вызвавшие его развитие, нужно искать в тех социальных условиях, которые определяли развитие жанра; мы здесь уже целиком отрываемся от узко формальной трактовки стиха и переходим к социологическому его объяснению (которое при данном состоянии стиховедения не может еще, конечно, претендовать на исчерпывающую полноту). Плеханов ("История русской общественной мысли") в особенности подчеркивает тот "просветительский" характер русской литературы XVIII века, который определялся своеобразными общественными условиями того времени; это просветительство особенно сказалось в той струе дидактики, которая играла в XVIII в. очень крупную роль, - отсюда понятен рост басни, которую вначале пытались писать лирическим стихом (Кантемир, Тредьяковский, Ломоносов), к-рый не был приспособлен, благодаря своей оторванности от разговорного языка, для дидактического выражения; он постепенно и был переработан басней в В. С. В XIX в. дидактика теряет почву, - соответственно вырождается и В. С. (Апухтин), теряющий наиболее яркие свои черты. В XX веке у истоков пролетарской поэзии опять подымается агитационная, дидактическая волна-в творчестве Д. Бедного и его школы (Батрак, Благов, авторы сатирических журналов) - и снова развертывается В.- С.

В. С. дает три модификации: основную - неурегулированный В. С. (басенный) и две побочных: а) урегулированный строфический В. С. (Тредьяковский, Кострорв и др., типа "Воспоминаний в Царском се. е" Пушкина или "Лиро-эпического гимна". Державина) и б) медитативный В. С. с ослабленной сказовой интонацией (Апухтин, Есенин). Урегулированный В. С. впервые дает у нас Тредьяковский, неурегулированный - Сумароков ("Притчи", 1763), после которого его культивирует ряд баснописцев XVIII и начала XIX веков (А. Майков, Аблесимов, Хемницер, Измайлов. Дмитриев, Крылов и ряд других), у которых В. С. в основной своей модификации и достигает полного развития. Таким образом на примере В. С. особенно отчетливо видны те обусловливающие строение стиха причины, которые обычно упускаются из виду при изолированном его изучении, благодаря чему формалисты и пытаются обосновывать явно неверное положение об "имманентном" развитии стиха.

Аналогичным образом обнаруживает свою связь с жанром и такая стиховая система, как белый стих - стих без рифмы. Если оставить в стороне"античный и народный стихи, вообще не знающие рифмы, и их имитации в новой поэзии, то белым стихом (reimlose Verse, vers blanc, blank verse, versi sciolti) явится стих, из к-рого рифма устранена сознательно и только иногда употребляется в той или иной композиционной мотивировке (концовка и т. п.). Устранение из системы одного из ее компонентов влечет ее перестройку. Рифма сама по себе очень связывает стих - она ограничивает лексику, т. к. запас рифмующих слов в яз. невелик, она ограничивает свободу в расположении стиховых клаузул (см.), воздействует на интонацию, делая ее однообразной, подчиняет синтаксис ритмическому движению, наконец разбивает стих на замкнутые строфические единицы и т. д. Устранение рифмы освобождает стих от всех этих ограничений (итальянское название белого стиха - versi sciolti - и значит "несвязанные стихи"), особенно в области синтаксиса, что видно из резкого роста в белом стихе enjambements (напр. у Пушкина пятистопный ямб с римфмой - "Гаврилиада" - дает 3,1% enjambements, а пятистопный ямб белый-"Борис Годунов", - 16,3%) и из членения белого стиха уже не по строфам, а по синтаксическим периодам, что осуществляется благодаря свободному расположению стиховых клаузул. Эти два момента - игра клаузулами' и enjambements и определяют в основном ритмическое своеобразие белого стиха, который, с одной стороны, благодаря своей равное ложности близок к лирическому стиху (белый стих пишется чаще всего пятистопным ямбом), а с другой - благодаря свободному синтаксису близок к разговорному яз. Белый стих получает своеобразный разговорно-патетический оттенок, благодаря чему его и культивируют такие жанры, которые нуждаются в разговорном яз., но в то же время и в известной приподнятости тона, прежде всего драматический (и отчасти и эпический) жанр. Таким образом основные причины развития белого стиха нужно искать в тех общественных условиях, которые вызывают к жизни драматический жанр. Эту связь с жанром легко показать на примере русского белого стиха; именно в начале XIX в. с развитием русской драмы начинаются поиски стиха, "свойственного" трагедии, где поэзия облекается в язык разговорный (Одоевский). Обычный стих становился "оболочкой, тесной не для одного счастливого изречения, но и для полноты чувств и для непрерывной связи мыслей... белые стихи необходимы в трагедии для изложения сильных чувств во всей их обнаженной простоте" (он же). Это ощущение современника очень верно отражало тот процесс, к-рый шел в литературе; Жуковский ("Орлеанская дева", 1818), Катенин ("Пир Иоанна Безземельного"), Кюхельбекер, Жандр - дают ряд опытов драматического белого стиха, пока Пушкин ("Борис Годунов", 1824 - 1825) его окончательно не закрепляет за драмой. Этот же процесс свойственен и западной литературе, где белый стих возникает (Италия - 1515, у Триссино в трагедии "Софонисба") и развивается (в Англии - Марлоу, Шекспир, в Германии - Лессинг, "Nathan der Weise" и т. д.) параллельно драматическому (и отчасти эпическому) жанру. Здесь явно выступает связь стиха с определяющим его жанром, а через него с теми социальными условиями, к-рые определили самый жанр. См. "Выразительные средства", "Ритмика", "Силлабо-тоническое стихосложение".

Библиография: II. "Ученые записки Ин-та яз. и ли-ры", Ранион, II, 1928; Тимофеев Л., Из истории и теории русского стиха, "Ars poetica", II, ГАХН, 1929, ст. о вольном стихе Тимофеева Л. и Штокмара М. О западном вольном стихе: Grammont M., Le vers francais, P., 1913; О белом стихе см. Simo nd, Blank verse, 1895; Сб. "Поэтика Пушкина", Берлин, 1923, ст. Томашевского "Пятистопный ямб Пушкина".

Л. Тимофеев