Контуры Ойкумены

Эта книга не имеет начала; не имеет она и конца, как не имеют их вся история человечества и история географических открытий. То, что сегодня считается началом, завтра пересматривается в свете новых находок археологов, новых открытий ученых самых разных специальностей.

Перемещения дат, и порою весьма значительные, - норма в древней истории, и это лишний раз подчеркивает несовершенство наших знаний о юности человечества. Время гибели Критского царства, Троянской войны или основания Карфагена, путешествия аргонавтов или Ганнона - все это известно куда более приблизительно, чем хотелось бы. А ведь это не просто течение времени - это иногда качественно иные ступени цивилизации, разные миры. Что такое двести или пятьсот лет? Мы довольно свободно оперируем такими числами и считаем, что это вполне естественно. Но представим на минуту, что наши потомки станут восстанавливать историю Руси, руководствуясь лишь указаниями былин и летописей и разрозненными материальными памятниками. О каком-нибудь событии или предмете они скажут: "Это примерно 1480-й год". Другие их поправят: "Нет, пожалуй, 1680-й". А третьи будут утверждать: "Это наверняка 1980-й год". Для них это будут сухие числа, одинаковые звенья в длинной цепи Хроноса. Для нас это - Русь Ивана III, Россия Петра I, Страна Советов атомного века и освоения космоса. Вещи несопоставимые. И какую же картину могли бы составить эти гипотетические историки? Вероятно, они утверждали бы, что Русь управлялась боярами, воевала со шведами и время от времени запускала в космос ракеты. Наверняка было бы много споров, гипотез, диссертаций, толстых ученых трактатов. Все они были бы правы - и все неправы, ибо без учета временного фактора нет истории, нет науки, есть лишь исторические эпизоды. Но этого, конечно, не произойдет. На помощь историкам придут многочисленные документы, книги, архивы, где зафиксированы важнейшие события с точностью до секунд (например, запуски космических кораблей).

Трудно сказать, как выглядели бы учебники древней истории, будь в нашем распоряжении фонды Александрийской, Карфагенской, Пергамской и сотен других погибших библиотек. К сожалению, огонь не расстается со своей добычей, и историкам приходится довольствоваться тем, что есть.

Не в лучшем положении и историко- географы. Выражаясь словами Маяковского, здесь "в грамм - добыча, в год - труды". Причин тому несколько.

Отсутствие надежных источников заставляет искать обходные пути, заниматься порою "дешифровкой" туманных намеков и иносказаний, рассеянных у разных авторов, обладавших неодинаковой эрудицией, индивидуальным видением мира и его толкованием, различно относившихся к непроверенным слухам и россказням. А ведь все эти черты присущи и их современным исследователям. Отсюда - множество взаимоисключающих реконструкций карт древней ойкумены, якобы принадлежащих одному и тому же автору. Особенно это относится к Гомеру и Гесиоду - поэтам, а не ученым. Их географические воззрения известны лишь в самых общих чертах, и историко-географы не рискуют вдаваться в детализацию, хотя прекрасно понимают, что отсутствие, например, у Гомера топонима "Тир", а у Геродота - "Рим" не может служить основанием для вывода о том, что этих городов в то время не существовало.

Другая трудность прямо противоположна. При взгляде на географический указатель к Страбону, от обилия топонимов кружится голова, но отыскать многие из них на современной карте - дело более безнадежное, чем найти жилище Эола. Скрупулезное описание побережий сведено на нет бесчисленными изменениями береговой линии, а мелких городов и поселений - двадцативековой деятельностью человека.

Вдобавок ко всему этому древние авторы сплошь и рядом по-разному называют одни и те же объекты и имена, воспринимаемые большей частью на слух от людей разных национальностей и образования.

В первом случае исследователь оказывается в положении, как если бы ему пришлось реконструировать карту Древней Руси, руководствуясь указаниями былин; в другом - составлять карту Европы, пользуясь чрезмерно подробными, но узконаправленными мемуарами полководца времени второй мировой войны; в третьем - получить представление, например, о Полинезии, выслушивая путешествовавших там китайца, англичанина и бушмена - людей с разным языком, разным видением мира, разным уровнем и направленностью образования. Именно так, большей частью по слухам, писали свои сочинения Геродот, Плиний и многие другие. Таков был метод работы древних. Если верить, например, Страбону (33, С 58), острова Фарос и Тир были превращены землетрясением (!) в полуострова. А между тем Фарос никогда не был полуостровом, а лишь соединялся с материком шоссейным мостом Гептастадионом, чья средняя часть лежала на ранее сооруженной короткой дамбе, разделявшей гавани Эвност и Большую и оставлявшей свободные проходы у материка и острова (их перегораживали цепями в случае опасности, как это делали и во многих других гаванях, например карфагенской). Тир же превратил в полуостров в 332 г. до н. э. Александр Македонский, не сумев захватить его штурмом с моря. Возможно, Страбон об этом попросту не знал, но зато знали Плутарх, Арриан и другие. Кому же верить, чьими текстами руководствоваться в своих поисках и построениях?

И все же относиться с пренебрежением к свидетельствам древних авторов не следует, даже если они и кажутся иногда легендарными. Стало уже общим местом ссылаться при этом на Шлимана, поверившего Гомеру и нашедшего Трою и Микены, и на Эванса, раскопавшего столицу легендарного Миноса. Но можно привести и более свежий пример, не успевший еще занять место в учебниках.

Нетрудно представить себе общественный резонанс, когда в 1972 г. итальянский археолог, профессор римского Института античной топографии Паоло Соммела объявил, что он обнаружил могилу прародителя римлян (а следовательно, и своего собственного) - Энея, такого же легендарного, как Минос или Ээт.

В своих поисках Соммела руководствовался подробными описаниями местности Дионисием Галикарнасским, земляком Геродота. Он выделил три основные посылки Дионисия.

1. Эней со своими спутниками высадился на берегу Тирренского моря вблизи города Кумы, у устья какой-то реки.

Соммела обследует окрестности Неаполя и севернее Торваяники, при впадении в море р. Фоссоди, находит следы древнего жертвенника. Только следы - потому что на этом же месте в V в. до н. э., во времена республики, был воздвигнут новый жертвенник, заменивший разрушенный старый. Тот факт, что несмотря на непрерывные войны римляне нашли время для восстановления алтаря, говорит о его высоком религиозном авторитете.

2. Царь Латин Сильвий дал Энею место для строительства города в 24 стадиях от побережья.

Соммела отсчитывает 4262 метров от Пратика-дель-Маре - и находит руины древнейшего города с множеством святилищ.

3. Передав свою власть Асканию, Эней вознесся на небо (Дионисий приводит другой вариант легенды: тело Энея было пущено по течению реки в соответствии с обычаями латинов). Значит, не может быть и его захоронения. Но непременно должны быть алтарь и символическая могила на том месте, где Эней распрощался с этим миром. И они должны быть где-то неподалеку от Альба-Лонги - столицы Энея.

Соммела находит их в 30 километрах от Рима на берегу Тибра! 18-метровый холм, окруженный камнями, скрывал остатки древнейшего храма, в южной священной зоне которого находилась прямоугольная могила. В храмах, да еще на священных участках, хоронили только царей: известны Символическая могила Кекропа на афинском. Акрополе, гробница Осириса в сансском храме Нейт... Действительно, в ней оказался ликторский жезл, какими владели вожди племен. Такой жезл должен был иметь и Эней.

Задача была решена. Могила ли это Энея или кого-то другого, но во всяком случае древние считали ее таковой. Пока это самый старый памятник на территории Италии.

Таких примеров можно было бы привести множество, но все они относятся к материальным памятникам. Гораздо труднее применить этот метод к области географической, особенно в части, касающейся путешествий.

"Нельзя дважды войти в одну и ту же реку", - изрек однажды Гераклит. А в одно и то же море?

Медленно изменяет свою конфигурацию остров Санторин.

Корсика только в нашем XX в. "уплыла" на 12 метров к востоку, а остров Текселл из Западно-Фризского архипелага переместился на полкилометра.

Передвигаются озера в Ирландии, Центральной Азии и некоторых других местах.

Остров Буве в южной части Атлантики норвежская экспедиция отыскала в 2,5 километра западнее того места, где ему надлежало быть.

Высыхает Мертвое море. Подобно легендарной Тритониде, оно уже сейчас разделено 12-метровой перемычкой на два изолированных водоема, и процесс развивается неудержимо.

Японские острова вытягиваются в меридиональном направлении, одновременно суживаясь в широтном (остров Хонсю - на несколько сантиметров в год).

Сицилия отдаляется от Италии в северо- западном направлении (за последние 4 года - на несколько сантиметров), и одновременно расширяется Мессинский пролив.

Больше чем на метр увеличилось расстояние между континентами - Африкой и Азией - в районе Сомали.

Несколько аналогичных примеров приведено выше, географы знают их бесчисленное множество.

Мы живем в изменяющемся мире, и мы знаем об этом благодаря наличию точных приборов и общему уровню взаимодействующих наук. Древние узнавали о таких изменениях только благодаря очевидцам. Плиний, подлинный ученый, подошел на корабле слишком близко к берегу, чтобы запечатлеть как можно подробнее извержение Везувия, погубившее Помпеи, и погиб в удушливом дыму. Эмпедокл погиб в кратере Этны. Нелегка была роль очевидца в древнем мире.

Никто никогда не расскажет нам, кто и когда впервые прошел Проливы, чтобы очутиться в Черном море. Ни на одной карте не найдем мы страны Офир, Фарсис, Пунт; острова Касситериды, Эстримниды, Электриду; реки Эридан, Ахеронт, Стикс... Они были, это несомненно. Но те, кто имел доступ к подобным знаниям, связывались страшными клятвами, а непосвященные могли лишь посыпать себе головы пеплом карт или периплов, если только его не успевали прежде развеять по ветру. Оставалась лишь память о них - слухи, расцвечиваемые на все лады и в конце концов едва сохраняющие свою основу, стержень.

Римляне, покорившие полмира, не удосужились поинтересоваться историей покоренных стран. Они признавали лишь две культуры, кроме собственной, - этрусскую и греческую. Греки выстроили для них флот, этруски сделали их моряками. Удивительно ли, что авторитет греческих мореходов был в их глазах недосягаем?

Но история шла своим чередом.

Задолго до аргонавтов, которых римляне называли первыми мореходами, финикийцы, подвластные египетским фараонам, совершают рейсы в страну Пунт, чтобы доставить оттуда редкие благовония и ценные породы дерева. Фараон Нехо II (609 - 595 гг. до н. э.) поручает финикийцам обогнуть Африку, и они успешно справляются с этой задачей. За четыре века до Ганнона выходят в море эскадры царей Соломона и Иосафата, чтобы вернуться с грузом золота из легендарной страны Офир. Со времен Гесиода не утихают слухи об островах Блаженных где-то за Геракловыми Столпами; туда предлагал римлянам переселиться Гораций, чтобы спастись от ужасов гражданской войны. Финикийцы и иудеи поддерживают оживленную торговлю со страной Тартесс, расположенной по обе стороны Геракловых Столпов. Позднее здесь побывал самосец Колей - первый достоверно известный нам грек, прошедший Гибралтар: "Самосский корабль, шедший в Египет (владельцем корабля был Колей), был отнесен к этому острову (Санторину. - А. С.)... Они снова вышли с острова в открытое море и направились в Египет. Однако восточным ветром их отнесло назад, и так как буря не стихала, то они, миновав Геракловы Столпы, с божественной помощью прибыли в Тартесс. Эта торговая гавань была в то время еще неизвестна эллинам" (9, IV, 152). Это произошло в период правления Кира I (640 - 600 гг. до н. э.). Самое же раннее упоминание об этой полулегендарной стране относится к IX в. до н. э. (финикийская стела в Сардинии).

Примерно в это же время или чуть позже в Тартесс, уже намеренно, ходят теосцы и привозят оттуда неслыханные богатства, давшие Анакреонту повод назвать это государство "стоблаженным", а Гимилькон сообщает, что торговля тартесситов в пределах Эстримнид была обычным делом (46, 113 - 114).

Город Тартесс находился в устье Бетиса (Гвадалквивир), носившего то же название. Устье этой реки действительно лежит к западу от пролива, но поскольку Тартессом назывался не только город, но и государство и простиралось оно вдоль всего южного побережья Иберии, то для торговли с ним достаточно было прибыть к Пиренейскому полуострову. Оттуда по суше нетрудно достигнуть и столицы, где бы она ни находилась. Мы не располагаем описаниями подобных экспедиций, хотя бы мифологическими, наподобие "Аргонавтики", и это обстоятельство позволяет строить какие угодно предположения, руководствуясь лишь логикой и отрывочными туманными свидетельствами древних.

Мы даже не знаем, как они называли неведомые воды. Морем Мрака их окрестили только в средние века. Но очень может быть, что и у египтян, финикийцев, греков существовал аналогичный "топоним", так как гомеровским понятием "океан" перестал пользоваться уже Геродот. Достоверно мы знаем одно: греческая (и не только греческая) ойкумена никогда не была чем-то каноническим, раз и навсегда данным. "...Распространение римской и парфянской империй дало современным географам возможность значительно дополнить наши практические сведения в области географии подобно тому, как, по словам Эратосфена, поход Александра помог в этом отношении географам прежнего времени. Ведь Александр открыл для нас, как географов, большую часть Азии и всю северную часть Европы до реки Альбис (разделяющей Германию на две части)¹ и области за Истром до реки Тираса (Дон. - А. С.); Митридат, прозванный Евпатором, и его полководцы познакомили нас со странами, лежащими за рекой Тирасом до Меотийского озера и морского побережья, которое оканчивается у Колхиды. С другой стороны, парфяне дополнили наши сведения относительно Гиркании (губернаторство Мазендеран в Иране. - А. С.) и Бактрианы (на стыке нынешних Таджикской и Узбекской ССР и Афганистана. - А. С.) и о скифах, живущих к северу от Гиркании и Бактрианы. Все эти области прежним географам были недостаточно известны, поэтому я могу сказать о них несколько больше своих предшественников", - пишет Страбон (33, С 14), предвосхищая знаменитое изречение сэра Исаака Ньютона: "Я видел дальше других, потому что стоял на плечах гигантов".

¹ (Эльба)

Но неверно было бы думать, что только войны раздвигали рубежи ойкумены. Войны играли не последнюю, но и не определяющую роль. На первом месте всегда были торговые, мирные интересы и естественное человеческое любопытство: а что там, дальше? Таковы финикиец Ус, самосец Колей, кариец Эвфем. Таков и Одиссей, который странствовал отнюдь не по своей воле.

Однажды открытое можно держать в тайне, но "закрыть" его нельзя. Новые места постепенно обживались, новые бедолаги нежданно-негаданно уносились в море ветрами и течениями, и, если им удавалось спастись, они чаще всего становились Лжецами. Но по их следам шли другие, и в конце концов истина пробивала себе дорогу. Для Страбона уже "земля и море - местообитание человека" (33, С 9). Гомер или Геродот такие слова сочли бы ересью.

В пределы ойкумены включались не только новые акватории, но и новые территории. Рамсес совершает походы далеко на юг и называет открытые им земли "страной золота" Нубией. Аристей достигает Западной Сибири. Цезарь высаживается в Британии. Марко Поло проникает в Китай, Александр Македонский и Афанасий Никитин - в Индию. Цели и средства различны, но результат один: расширение географического кругозора, установление торговых связей.

Все это происходит далеко не сразу. Нужны века, чтобы стереть с карт страны киклопов и лестригонов, лысых и собакоголовых. Во времена Страбона полагали, что ойкумена имеет форму развернутой хламиды, плавающей в океане. Такой ее изображал на своей карте Эратосфен и многие другие географы. Все известные земли подгонялись под ее очертания. Александр, развернув на песке свою хламиду, обвел ее контур; так были определены форма и пропорции Александрии египетской - будущей столицы мира. Для греков этот эпизод имел символическое значение, у нас он вызывает улыбку. Но и сегодня наши карты не лишены "белых пятен". Обнаруживаются неведомые племена, изобретаются новые картографические проекции, уточняется досконально изученное.

Вот почему эта книга не имеет ни начала, ни конца. И никто не знает, следует ли после последней ее фразы поставить точку или запятую.