13.03.2009

Такешкино детство

Вышел «Мальчик» – сборник повестей Такеши Китано о детстве и отрочестве. В которых никто ни в кого не стреляет, проигрыш в забеге на школьном празднике равен приговору Якудзы, а взрослая жизнь не начинается даже с похищения наглядного пособия и первой любовной истории на каникулах.

Проза Китано простенькая. Хотя он в ней и не примитивист. Наив, детское восприятие, освобождение от штампа и условности через незнание техники – это, если судить по сборнику «детских» повестей «Мальчик», не о Китано-литераторе. Если бы это писал не создатель собственного кино – его назвали бы автором начинающим, но подающим надежду. Мэтра японского кинематографа читаешь по-другому. Если не удовлетворен прочитанным, пытаешься представить, как это Такеши снял бы.

Представить это трудно. А читать как литературу – непросто.

Повести неровные. Мир детства, воспроизведенный по памяти и самыми простыми средствами, кажется одномерным, плоским. Лишен объема китановского кино. Известное по фильмам лицо Такеши – его двойная маска посттравматического свойства – на которой пол-лица неподвижно и глаз не моргает – не появляется в этих рассказах никогда. Это действительно Китано до своего режиссерского рождения.

Детство – время деления клеток души. От одноклеточности отделяет какой-то пустяк мгновений. Мелочь, встретившаяся впервые, поглощает целиком и без остатка. Но этим никак не объяснишь, отчего все действующие лица «Чемпиона в кимоно с подбоем», например, буквально помешались на такой малости, как забег на школьном празднике спорта.

Момент зародышевой истины, знакомый каждому по личному опыту – ты на беговой дорожке, весь мир сгрудился на трибуне и смотрит только на тебя. Николенька, не выстреливший по волку у Толстого, чуть не сгорел со стыда. Гумилев, упавший с лошади под общий хохот, чуть не застрелился. И проигрыш в забеге для третьеклассника может быть так же смертелен, как полет камикадзе над Перл Харбором. И то, что маленькому Мамору кажется, будто все – и товарищи, и учителя, и заботливая мама, и пьющий хам папа, и школьные друзья с врагами, и старший ботанистый брат только и думают, что о завтрашнем забеге на шестьдесят метров, – может быть очень даже трогательным. И немножечко смешным.

Но у Китано нет ни того, ни другого.

Потому, что это не Мамору кажется. Это Китано так всерьез все видит и описывает. Никакой иронии. Или сомнений, что кому-то на эти детские гонки абсолютно наплевать. Получается школьный лубок, рапорт на пионерской линейке и парадная стенгазета с рассуждениями о том, что учиться на пятерки хорошо, но спортом тоже надо заниматься.

А поскольку всю историю вспоминают два выросших и состарившихся брата, вывод еще шикарнее – оказывается, воля к победе, проявленная на том спортивном празднике, помогла одному из ее участников, двоечнику и неудачнику, впоследствии стать президентом процветающей компании. Как далеки эти прописи от Карлсона из Якудзы, лоховатого бандита в играх с малышом, которого он везет к маме в фильме «Кикуджиро». Там есть поэзия и сострадание. Многоплановость, выразительность и объем. А в «Чемпионе в кимоно с подбоем» ничего этого нет. И даже представить невозможно, чтоб оно там появилось, хотя бы и на съемках фильма по повести.

Необъяснима тяга Китано в прозе к шаблонам, избитым сравнениям, метафорам, переставшими от частого употребления быть таковыми.

«Все мои старания воодушевить его, образно говоря, стекали с него, как с гуся вода». Действительно. Образно. Или: «Громкий смех девушки взорвал тишину улицы».

Две другие повести сборника все же ближе к самой простенькой сложности детства. В «Звездном гнезде» герой узнает, что его старший успешный брат, президент школьного астрономического клуба, на самом деле никакой не президент, а посмешище и одноклассник для битья. А в «Окаме-Сан» подросток, встретивший свою первую любовь в познавательной поездке на каникулах, узнает, что она – наложница парня из местной шайки, и с этим уже ничего не поделаешь. Обе вещи чуть ближе если не к кино Такеши, то хотя бы к его эпизодам. А картинка звездного неба, увиденная героем в похищенный из школы телескоп, открывает начало самостоятельного пути и сближает повесть с превращением вспышек перестрелки в созвездия из такеши-фелиниевского «Такешиз».

В кино Китано взрослые часто – дети.

Бандиты играют в детские игры перед тем как умереть. Навязчивая строгая дама-мама преследует окриками и выволочками одного из двойников Китано в «Такешиз». Целая компания не вписавшихся бродяг впадает в групповое детство, пытаясь рассмешить маленького мальчика. Дети, прячущиеся во взрослых, в фильмах – настоящие. Дети китановской прозы им проигрывают вчистую. Они и не взрослые, и не дети. Бедность языка и недостаток писательского таланта сочинителя обедняет их и без того, быть может, небогатых опытом и сложностью переживаний.

Вещи эти просты и бесхитростны, как песни тинэйджеров. Хотя меньше всего детская проза японского режиссера адресована детям. Ну, разве что одному-единственному ребенку, живущему в Такеши Китано всю его жизнь.

Источники:

1. Газета.Ru