Баратынский был высоко оценен Пушкиным: "Никогда не тащился он по пятам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья: он шел своею дорогою один и независим." "Мыслящий человек всегда перечтет с удовольствием стихотворения Баратынского, потому что найдет в них человека - предмет вечно интересный для человека," - писал о нем Белинский.
Баратынский происходил из старинного польского рода, его родители были богатые помещики. В детстве был послушен, мечтателен и очень привязан к матери. Учится его сначала отдали в петербургский французский пансион, а потом в пажеский корпус. Успехи четырнадцати-шестнадцатилетнего Баратынского в занятиях и поведении были весьма неровны. В этом возрасте у него определился интерес к поэзии. Романтическая литература, которой он увлекался, особенно Шиллер, впечатлила юношу настолько, что ему захотелось самому стать разбойником вроде Карла Моора. Он вступил в существовавшее тогда в корпусе "Тайное общество", в котором читали "вольнолюбивые" стихи и высмеивали начальство. Видимо, под влиянием новых друзей Баратынский осмелился совершить кражу. Преступление не осталось в тайне. Юношу исключили из корпуса с правом поступления только на военную службу рядовым.
Два года родственники держали Баратынского под своей опекой вдали от Петербурга и Москвы. В это время Баратынский определяется как поэт. Начав с подражания господствующим образцам начала века - эротико-элегической поэзии Батюшкова, элегиям Жуковского, он постепенно выработал свой стиль, отличающийся предельным лаконизмом, стремлением к кристально четким формулировкам; при этом отвлеченностью; почти полным отсутствием красок и цветов (излюбленный пейзаж Баратынского - зима с ее "пристойной белизной", "заменяющей" "невоздержную пестроту" "беспокойной жизни").
Вырвавшись, наконец, в Петербург Баратынский познакомился с Дельвигом и был высоко оценен Пушкиным. "Никогда не тащился он по пятам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья: он шел своею дорогою один и независим", - писал впоследствии Пушкин. Вероятно, Пушкина привлекала присущая творчеству Баратынского тонкость психологического анализа, глубина проникновения в противоречия действительности.
Двадцати лет от роду Баратынский был произведен в унтер-офицеры и назначен в пехотный Нейшлотский полк в Финляндии, где прослужил 5 лет. Служба его мало обременяла. Ежегодно он ездил в Петербург, видел своих друзей и с ними вместе участвовал в литературной жизни. Петербург давал ему каждый раз новые поэтические задания, разрешаемые в основном в Финляндии. Но трещина, образовавшаяся в годы солдатской службы между Баратынским и его сословием, так и не заполнилась до конца жизни. После того, как его произвели в офицеры, он сразу задумался об отставке.
Как Пушкина ссылка спасла от участия в декабрьском восстании, так и Баратынского хлопоты об отставке удержали в Москве. Если бы в это время он был в Петербурге, то, учитывая его подверженность влиянию друзей, непременно стал бы участником событий на Сенатской площади, и дальнейшая его участь была бы, скорее всего, печальна.
В Москве, 9 июня 1826 года, Баратынский женился на Настасье Львовне Энгельгардт. Вяземский называет невесту поэта девушкой "любезной, умной и доброй, но не элегической по наружности". Пушкин, на известие о предстоящей женитьбе Баратынского, ответил ответил очень резко: "Боюсь за его ум...", после чего следовала знаменитая скабрёзность о теплой шапке с ушами, в которую "голова вся уходит".
Пророчество Пушкина не сбылось: талант Баратынского в супружестве не угас. Творчество позднего Баратынского стало отражением судьбы его поколения. В обстановке реакции, последовавшей за разгромом восстания декабристов, не было места тем, кто не хотел смириться с торжеством зла и несправедливости. Именно их чувства, их настроения воплотила поэзия Баратынского в 20-30-е годы.
Настасья Львовна во всём была достойна своего избранника: была ему верным другом, понимала душевный строй мужа и любила его стихи. За восемнадцать лет супружества у них родилось девять детей (трое умерли в младенчестве). Баратынский скончался от сердечного приступа, вызванного страхом за здоровье жены.
Газеты и журналы того времени почти не откликнулись на его кончину. Только Белинский сказал тогда: "Мыслящий человек всегда перечтет с удовольствием стихотворения Баратынского, потому что найдет в них человека - предмет вечно интересный для человека".