22.04.2010

Вышла новая книга Даниила Гранина 'Все было не совсем так'

Не так уж сложно представить, будто бы где-то наверху, в иных пространствах, есть силы, которые точно знают, почему что случается и как все было на самом деле. Нам-то, заземленным, дано только догадываться, предполагать, размышлять, изучать. И так далее – всю жизнь, которая состоит не из чего иного, как из непрерываемой цепочки мыслей или, что хуже, из умозаключений. Вот, скажите, можно ли выдержать мозговой «штурм», не запутаться в представлениях о том, «как положено», и остаться живым, удивленным?

В этом отношении новая книга Даниила Гранина «Все было не совсем так» – обнадеживающая. Если бы не снимок Д. А. Гранина на задней обложке и не кое-какие факты, которые в книге содержатся, то и не подумаешь, что текст (точнее, тексты) написаны человеком солидного возраста. Да и не вяжется этот документальный роман-пунктир (или художественный дневник?) с образом Гранина и его – насыщенной не то слово – биографией. «Все было не совсем так» – с живым пульсом книга, написанная человеком, который находит интерес в исследовании мира, а не в окончательных формулировках.

Наверное, не был бы Гранин Граниным (не прошел бы путь от выпускника технического вуза к главному писателю и живому символу Петербурга), то и не опубликовали бы книгу. Потому что роман – условно обозначим текст так – нарушает большинство «заповедей» современного книгоиздательства. Здесь нет связного сюжета, нет четкой композиции, нет полноценного главного героя и даже единого направления. Рассказы, заметки, чужие мысли-цитаты, воспоминания и впечатления соединены в эмоциональную, а оттого немного хаотичную мозаику.

Впрочем, притягательность книги – именно в ее эмоциональности, намеренной композиционной небрежности, этакой «текучести». Есть подозрение, что автор действительно не очень думал о строгой композиционной последовательности текстов. И, прошу прощения за фамильярность, правильно делал. Позволив читателю прыгать со страницы на страницу и впустив его в некоторые очень личные моменты жизни, Гранин вдруг предстал по-юношески искренним и, можно сказать, страстным человеком. И главное, что жизнь, сотканная из пестрых ниток, где нелепости, трагедии и счастье, спотыкаясь, перегоняют друг друга, кажется удивительно цельной. Эффект достигается именно за счет структурного беспорядка, любопытства «взахлеб».

Даниил Гранин много пишет о детстве, о любви, о войне. О странной природе человека и о путешествиях. Об истории и судьбе России. О своей литературной деятельности – меньше. От первой точки опоры – текста о своем рождении, детстве и родителях Гранин приходит ко второй, не менее важной – финальному, короткому тексту о блокаде.

«Детство было самой счастливой порой моей жизни. Не потому, что дальше было хуже. И за следующие годы благодарю судьбу, и там было много хорошего. Но детство отличалось от всей остальной жизни тем, что тогда мир казался мне устроенным для меня...» – пишет Гранин.

Или вот еще: «Мне достался мир постоянно воюющий, суровый, где мало улыбок, много хмурого, мало солнца. <...> Мне достались времена трагические, весьма исторические, главное же, от них осталось сокровенное чувство счастья – уцелел!».

Или вот совсем личное, про супругу: «Я не подозревал в себе такого объема любви к ней. Размеры стали открываться, когда мы расходились, появлялась величина потери <...> Жизнь без нее не привлекала. Жизни с другой я не представлял. Эта внезапная правда придавила меня. Теперь я понял, что был счастлив, что в основе тех лет лежало счастье».

Поскольку внутреннее устройство мира Гранин познает в том числе через некие внешние события, к его собственной биографии, к его размышлениям примешиваются чужие судьбы, чужие мысли, чужие истории. В книге «Все было не совсем так» можно встретить исторических деятелей – от Петра I до советских лидеров; поэтов и ученых; письма с войны, написанные возлюбленными; дети и философы; Петербург и картинки Европы.

Но тот самый пульс книге дают, на мой взгляд, самые короткие, в несколько предложений заметки. В них как бы концентрируется весь нерв, глаз писателя становится зорким, как сердце, и мысли в заметках-наблюдениях больше, чем слов.

«Я видел, как овца, чтобы ягненка накормить, на колени становится»; «Жизнь похожа на хлеб, она не приедается»; «Наши философы не живут как философы, ни как Диоген, ни как Платон, ни как Кант»; «Можно жить преспокойно, если считать горизонт пределом мира».

Их много, этих заметок, разбросанных по всей книге и набранных одинаковым шрифтом. Ни одна, то есть, не объявляется главной, завершающей. Так что сами ищите ответы, скользите по текстам и ждите, как отреагирует сердце – нежностью, болью, сочувствием. Или, может, надеждой.

Мария Каменецкая

Источники:

1. 'С.-Петербургские ведомости'