Во всем виновато солнце

Доде искренне радовался и жаркому солнцу, и ласковому морю, и иссиня-белым алжирским домикам, так похожим на уютные виллы Нима и Тараскона, и главное — путешествию по незнакомой стране. Правда, это был совсем не тот Алжир, каким рисовал его себе кузен Рейно — страна чудес, куда он, словно Синдбад Мореход, заброшен счастливой судьбой. Теперь здесь к "ароматам древнего Востока", благодаря вмешательству европейских "цивилизаторов", присоединился "резкий запах абсента и казармы".

Неутомимый собиратель и исследователь человеческих характеров, Альфонс Доде прекрасно видел, что под маской жаждущего подвигов искателя приключений у его спутника скрывается натура обыкновенного мещанина, который лишь пытался прикрыть жалкую фигуру охотника за фуражками грозной тенью истребителя львов. В зеленой тетради появляются наброски контуров будущего образа тарасконского буржуа: "великого" и смешного, "величественного" и ничтожного. С этого времени писатель становится как бы летописцем, историком "непревзойденного тарасконца", провансальского Дон Кихота,— так одно время думал Доде назвать свой роман.

Этот близорукий человек, про которого иные склонны были говорить, что он бредет по жизни словно слепец, обладал особым внутренним зрением. Близорукость физическая восполнялась зоркими глазами души, писательской наблюдательностью.

Записи Доде подчас касаются самых неожиданных сторон характера прототипа, он фиксирует все, что может ему потом пригодиться, вплоть до жестов и особенностей голоса. И все же это была только предпосылка; вывод — типический образ, в котором был бы трансформирован весь накопленный материал, пропущенный сквозь "фильтр" вымысла,— еще предстояло создать.