На пустырях Юнчжоу водится особая порода змей: по черному фону белый узор. Стоит коснуться ей дерева или травы - сейчас же умрут; укусит людей - ничем не спасешься. Однако же если поймать ее, высушить мясо, в пилюли целебные все обратить, то можно лечить, прекращая большую горячку, скрюченность ног, опухоль шеи, всякие злостные язвы, а если отрезать кусок ее мертвого мяса - оно убивает троих червей. Давно уже Великий врач, по императорскому повеленью, змей этих собирал и ежегодно в два приема их представлял как дань двору. Он нанимал людей, умевших змей ловить, засчитывая змей в земельный их оброк, - и населенье Юн друг с другом наперебой бросалось это исполнять.
Здесь есть какой-то Цзян, который, только этим занимаясь и извлекая пользу для себя, уж в третьем поколенье так живет. Его спросил я: как, мол, ты? Он отвечал: "Мой дед от этой штуки помер, и мой отец от этой штуки помер, и вот теперь я сам, их дело продолжая, живу уж так двенадцать лет. Неоднократно был и я на самом краю смерти". Когда он это говорил, то вид имел при этом будто невеселый и даже очень, скажу, грустный. Мне стало жаль его, и я, подумавши, сказал: "Ты, что же, считаешь это злом, что отравляет жизнь? Вот я тогда пойду скажу правителю уезда, что вами здесь заведует во всем, пускай заменит он повинность тебе эту, вернув тебя к обычному оброку. А? Как по-твоему, так будет хорошо?"
Цзян огорчился чрезвычайно, и слезы хлынули потоком. "О господин, - сказал он мне, - вы, кажется, жалеючи меня, хотите дать мне как бы жизнь! Но если это так, то все несчастия мои, входящие в повинность эту, не могут и в сравнение идти с ужасною бедой, которая ведь ждет меня, когда меня вернут к обычному оброку. Ведь если б я не исполнял повинность эту постоянно, то я давно бы захворал. С тех пор как я живу в деревне этой, прошло лет, в общем, шестьдесят, три поколения сменилось. А между тем мои соседи в деревне этой так живут, что с каждым Днем все хуже и несчастней. Истратят все то, что приносит земля; дотла проедят все то, что приходит в их дом. Со стоном и криком они, повернув свою спину, уходят отсюда иль просто от голода, жажды валятся на месте. Лежат труп на трупе погибшие здесь один за другим от бурь и дождей, иль от страшной жары, иль от разных миазмов, которыми они надышались. Из тех, кто когда-то жил с дедом моим, теперь не осталось в живых ни одной из десятка семей. Из тех, кто с отцом моим жил, теперь сохранилось лишь две или три здесь семьи на десяток. А те, кто со мною жил вместе в течение этих последних двенадцати лет, из этих семейств сохранилось четыре иль пять на десяток, и если не умер из них кто-нибудь, то, значит, убрался из этой деревни. А я вот один существую пока, и только лишь тем, что ловлю своих змей.
Когда приходит злодей-чиновник в деревню нашу, с востока и с запада - крики, проклятья, с севера, с юга - рев и насилья, - шум невозможный, визги испуга: куру, собаку - и тех не оставят в покое. Я же встаю, никуда не спеша, загляну в свою крынку, а там мои змеи еще все лежат, и я с облегченной душою иду и ложусь; кормлю их усердно, а время подходит, сдаю их - и все. Затем ухожу я к себе и вдосталь наесться могу того, что дает мне земля, и так до скончания жизни моей. И в самом-то деле, всего лишь два раза я в год здесь рискую нарваться на смерть, а прочее время отлично, спокойно живу, наслаждаюсь и жизнью доволен. Неужто сравню я такую вот жизнь с той жизнью, которой живут земляки мои, каждое утро рискуя, как я? И если теперь я даже умру на этой своей змеиной повинности, то все ж по сравнению с теми смертями, которыми мрут все мои земляки, моя будет после всех. Так как же я смею со злостью и ядом об этих своих делах толковать?"
Я слушал все это, предавшись унынию. Кун-цзы сказал нам: "Жестокое правительство злее всякого тигра". А я-то, бывало, в душе сомневался, чтоб это уж было действительно так! Теперь посмотрю я на Цзяна такого - как будто бы даже поверить готов.
Да, увы! Кто мог бы знать, что яд от податных чинов похуже и позлее будет, чем змеиный, такой, как тот, о коем речь? По этому поводу я и составил это свое настоящее слово. Я жду, значит, чтобы те люди, которые смотрят за нашим пародом, за всеми его настроениями, приняли к сведению эти слова.