Ода вторая

Все в этом же году, в день полной десятой луны, я шел пешком из "Студии в снегах" своей к себе домой, ко Взгорью, и двое гостей провожали меня за пригорок, именуемый Желтая грязь.

Сел иней холодной росою, и листья опали, деревья обнажив Догола. Тени людей ложились на землю, над головою сияла луна. Я посмотрел вокруг - и стало так приятно! Мы шли и пели, вторили друг другу. И вот я так сказал, вздохнув: "Есть гости, нет вина. Иль есть вино, но нечем закусить. Луна бела, ветер чист, в такую ночь, в глубокий час, как быть?" Гость отвечал: "Сегодня дело было так. Под вечер я свой невод вытащил и рыбу в нем нашел с большою пастью, тонкой чешуей... По виду мне она напомнила сазана, что ловится в реке Сунцзян. Я посмотрел, сказал: "Но где же мне взять теперь вина?" Пошел домой поговорить с женой. Она ж мне вот что: "У меня есть целая мера вина. Запасла я его уж давненько, ждала все, когда ты потребуешь вдруг пить".

И вот гость притащил вина и рыбу. Мы вновь направились гулять под Красною стеной.

Янцзыцзян катил свои волны, шумел. Обломанный берег высился тысячей чи. Высокие горы и маленький месяц... Спадала вода, и камни под ней выступали.

Много ли всего дней и месяцев прошло, а воды и горы стали вдруг неузнаваемы!

И вот тогда я, полы подобрав, взбираться стал наверх. Я пошел по скалистым утесам, пробираясь сквозь заросли трав и кустов. То хватался за тигра какого иль барса, то взлезал на дракона какого с рогами... Забрался на круче в гнездо, где коршун сидит, и видел внизу под собою храм тайный Фын И- водяного.

Сюда, конечно, оба гостя, идя за мной, взобраться не могли. Вдруг воздух полоснул далекий, долгий свист. Трава, деревья, вздрогнув, закачались. В горах завыло дико, долы отвечали. Поднялся ветер, воды всколыхнулись. Я тоже горестно, признаться, приуныл. Потом я испугался, стал дрожать. Здесь оставаться было невозможно. И я вернулся, сел в лодку и пустил ее плыть по течению реки: где остановится, и ладно - там пусть и будет мой ночлег.

А ночь была уж в половине. Куда ни глянь - везде такая тишина! И в это время вдруг какой-то одинокий, смотрю, журавль пересекает Цзян, летя откуда-то с востока. А крылья у него изогнуты, как колесо телеги, подол весь черный, как шелк-сырец, его одежда... С протяжным криком "га" пронесся он на запад, задев крылом ладью.

Еще момент-другой, и гости стали уходить, и я лег тоже спать. Вдруг вижу я во сне какого-то даосского святого в одежде из перьев. Порхая в воздухе, кружа, пронесся, сел у Взгорья моего. Он чинно так приветствовал меня и вежливо спросил: "Как вам понравилась прогулка ваша внизу, где Красная стена?" А я спросил, как его имя, фамилия, и все. Он, опустивши вниз лицо, мне ничего не отвечал. "Ага! Ага! - сказал тут я. - Я понял, да! Скажите-ка, в ту ночь, когда я там гулял, не были ли вы тем, кто с криком пролетел мимо меня?" Даос с улыбкой отвернулся. Ну, а я все понял, все, весь встрепенулся, дверь отворил, чтоб на него взглянуть, но, где он, мне уж было не видать.