Королевич Марко, Груя и Филипп Мадьярин

Как затеял пир Филипп Мадьярин, 
Чтоб просватать деву Соколину, 
Семь десятков королей позвал он, 
Восемьдесят пригласил он банов, 
Пригласил на трапезу по чести, 
Не был зван лишь Королевич Марко: 
Коль приедет Королевич Марко, 
Он приедет с Груей, малым сыном. 
Марко пьет вино неутомимо, 
Ну, а Груя много пьет ракии, 
От ракии он заводит ссоры, 
Как придут они на двор к Филиппу, 
Как приедут, вмиг затеют ссору, 
Королевский пир они расстроят. 
Есть у Марка милая сестрица,
Молодая Лева-самодива, 
Прилетела Лева в дом Филиппа, 
Услыхала: восемьдесят банов, 
Семь десятков королей с Филиппом 
Пьют, едят и только молят бога, 
Чтоб про то не ведал буйный Марко. 
Записала Лева-самодива 
Сладкие слова гостей в застолье, 
Отослала Марку эти речи. 
Белое письмо слетело к Марку 
Да легло на правое колено, 
Ужинает Марко и читает. 
Увидал то Груя, подивился,
Мягко Марку говорит дитятя: 
"Что же ты, мил батюшка, читаешь 
Белое письмо, а стынет ужин? 
Что же в нем написано такое?" 
Марко тихо Груе отвечает: 
"Ой же, Груя, милое дитятя, 
Коль спросил, скажу тебе по правде: 
Ведь устроил пир Филипп Мадьярин, 
Чтоб просватать деву Соколину,
Семь десятков королей позвал он, 
Восемьдесят пригласил он банов, 
Не позвал лишь нас с тобою, сыне,
Оттого что мы с тобой охальны, 
Только явимся на пир веселый, 
Вмиг расстроим царское застолье, 
Посрамим Мадьярина Филиппа. 
Как о том прослышала сестрица, 
Написала белое письмо мне". 
Груя тихо батюшке промолвил: 
"Что ж, давай незваными поедем!" 
И седлать коней они вскочили. 
Шарка верного седлает Марко, 
Груя же выводит Газибара. 
Сели в седла добрых два юнака, 
И промолвил Королевич Марко: 
"Ой же, Груя, малое дитятя, 
Что ж не взял фонарь ты золоченый? 
Мы б его на трапезу Филиппу 
Привезли, чтоб днем сиял и ночью!" 
Повернул коня тут малый Груя, 
Чтобы взять светильник золоченый,
Но опять ему промолвил Марко: 
"Груя, лучше ты не возвращайся, 
Коль вернешься, нам пути не будет". 
Ровными дорогами помчались 
И подъехали к двору Филиппа, 
А самшит-ворота на запоре. 
Тут пришпорил Груя Газибара, 
Птицей взмыл с конем по-над стеною, 
Отворил Филипповы ворота, 
Чтобы въехал Королевич Марко. 
Гости, видя это, подивились, 
Но никто из них не потеснился, 
Не пошевельнулся дать им место. 
Марка с Груей встретил сам Мадьярин: 
"Марко-побратим, будь добрым гостем!" 
И хотел вести коней в конюшню, 
Но промолвил Королевич мягко: 
"Ой же, побратим Филипп Мадьярин, 
Ты не тронь коней моих горячих, 
Эти кони сами разомнутся, 
А скажи, где у тебя светильник, 
Чтоб горел на трапезе веселой, 
Чтобы тешил семь десятков славных 
Королей да восемьдесят банов?" 
Не смутился тем Филипп Мадьярин, 
И пошел он в новые покои, 
Нарядил он деву Соколину, 
Разубрал ее во чисто злато. 
На ее девичьи белы пальцы 
Перстни он надел перевитые, 
А в перстнях горели самоцветы, 
Дал ей чашу серебра литого 
И к гостям во двор невесту вывел, 
Чтоб служила королям и банам, 
Подносила им вино по чину. 
Марко за столом уселся с краю, 
Обнял Грую, малого дитятю, 
Посадил на правое колено. 
Принял Марко чашу Соколины, 
Красное вино до донца выпил,
Чашу девушке вернул обратно.
Тут черед и Груе был бы выпить, 
Поднесла и Груе Соколина, 
Поднесла наполненную чашу,
Но не принял Груя этой чаши, 
А схватил он девушку за ручку, 
Стиснул белые девичьи пальцы, 
Разломал на белых пальцах перстни, 
Наземь покатились самоцветы. 
Груя их - хватать, в карманы прятать 
И увидел то Филипп Мадьярин: 
"Ой вы, гости, восемьдесят банов, 
Видите ль, с чего ведется ссора?" 
Посмотрели восемьдесят банов, 
Семь десятков королей взглянули, 
Отвечают восемьдесят банов: 
"Ой же, славный Королевич Марко,
Разве тот юнак, кто деву мучит, 
Кто за правую хватает руку 
Да ломает на белых пальцах перстни? 
Ну-ка, Груя, коли впрямь юнак ты, 
Коль юнак да из юнаков первый, 
Три реки переплыви великих, 
Одолей и Саву и Мораву, 
Одолей Дунай наш тихий, белый, 
Поезжай-ка в Кара-Влашску землю, 
В царский сад валашский поезжай-ка, 
Там увидишь древо кефарично, 
Древо светит, словно месяц ясный, 
Листья светят, словно ясны звезды, 
Золотых три яблока - повыше, 
Светят яблоки, что солнце в небе. 
Ты сорви три яблока с вершины, 
Привези в Филиппово застолье, 
Для закуски яблоки разрежем, 
Будем есть и запивать ракией, 
Ты ж получишь деву Соколину". 
Как услышал Груя эти речи, 
Отпустил он деву Соколину, 
Отпустил и на ноги вскочил он, 
Стал седлать поспешно Газибара. 
Увидал то Королевич Марко, 
Тихо сыну милому промолвил: 
"Ой же, Груя, малое дитятя, 
Ты бы здесь оставил Газибара, 
Больно норовист он, необъезжен, 
Да и ты лишь кой-чему обучен, - 
Как вам с ним осилить можно реки?
А возьми-ка ты отцова Шарка, 
Он-то знает, где на реках броды, 
Лишь вчера он прискакал оттуда". 
Груя милого отца послушал, 
Газибара на дворе оставил, 
Шарка оседлал себе в дорогу. 
Мигом на коня вскочил дитятя 
И по ровным поскакал дорогам, 
Три реки великих переплыл он 
Да поехал в землю Кара-Влашску,
В царские сады на Шарке въехал. 
Там увидел древо кефарично. 
Жалко Груе яблоки срывати, 
Он поближе к дереву подъехал, 
Ухватил его за середину, 
Раскачал и вырвал вместе с корнем, 
Вскинул на плечо, как будто палку. 
А ведь было древо самодивским, 
Выскочили из корней древесных, 
Выскочили аж три лами-сучки, 
Первая из них сказала Груе: 
"Ой же, Груя, малое дитятя, 
Ты оставь нам древо кефарично, 
Дам казну несчетную за древо". 
Тихо Груя чудищу промолвил: 
"Я и сам такой казной владею, 
Древо кефарично - подороже". 
А вторая ламя так сказала: 
"Ты оставь нам древо кефарично, 
Дам тебе бесценных я каменьев". 
Тихо Груя чудищу промолвил: 
"Ой же ты, вторая ламя-сучка, 
У меня каменьев тех - без счету, 
Древо кефарично - подороже". 
Третья ламя так тогда сказала: 
"Ты помедли, малое дитятя, 
Дам тебе я деву Соколину". 
Был же малый Груя неразумен, 
Больно девой завладеть спешил он, 
Доброго коня остановил он, 
Догнала его тут ламя-сучка, 
Проглотила Шарка ламя-сучка. 
Конь промолвил Груе по-албански: 
"Ой же, Груя, Груя неразумный,
Что глядишь, зачем дивишься чуду? 
Посрамили мы с тобою Марка! 
Сунь-ка руку в седельную сумку, 
Отыщи зубчатые в ней шпоры, 
На юнацкие надень их ноги 
Да разрежь меня по частым ребрам,
Кожу накромсай мою на лапти, 
Чтоб пронять меня до белых легких,
Чтоб заныло ретивое сердце, 
Чтоб я вспомнил годы молодые, 
Выскочил из пасти лами-сучки. 
С доброго коня ты спрыгни, Груя, 
Размахнися палицей тяжелой 
Да прибей всех трех проклятых чудищ, 
К конскому хвосту их привяжи ты!" 
Груя верного коня послушал, 
Сунул руку в седельную сумку, 
Отыскал зубчатые в ней шпоры, 
Привязал к ногам своим юнацким, 
Резал он коня по частым ребрам, 
Накромсал полосочек на лапти, 
Больно стало ретивому сердцу, 
Вспомнил Шарко годы молодые, 
Выскочил-таки из ламьей пасти! 
Ухнул Груя палицей тяжелой 
Да прибил всех трех проклятых чудищ, 
К конскому хвосту их привязал он, 
Древо вскинул на крутые плечи, 
Переплыл он три реки великих, 
А как въехал в ровную долину, 
Только пыль взметнулась на дорогах! 
Семь десятков королей пируют, 
Пьют, едят и восемьдесят банов, 
Пьют, над Марком, как один, смеются: 
"Разве веришь, Королевич Марко, 
Разве веришь, что приедет Груя, 
Золотых три яблока положит, 
Чтобы взять вам деву Соколину?
Самодивское ведь это древо, 
Там в корнях сидят три лами-сучки, 
Съели сучки малого дитятю". 
Марко Королевич так ответил: 
"Ешьте, пейте, короли и баны, 
Пейте, ешьте, короли и баны,
Груя, точно, малое дитятя,
Но оно - от Маркового корня,
Груя обязательно вернется,
Золотых три яблока вам бросит,
Увезем мы деву Соколину".
Не успел ту речь закончить Марко,
Груя малый ко двору подъехал.
Говорит тогда Филипп Мадьярин:
"Ты скажи-ка малому дитяти,
Пусть во двор не тащит клятых сучек;
На сносях сидят тут королевы,
Как бы им не выкинуть детишек".
Марко сделал, как сказал Мадьярин,
Встретил Грую, малого дитятю,
И промолвил Королевич Марко:
"Ой же, Груя, малое дитятя,
Ты оставь-ка этих ламей-сучек,
Привяжи снаружи их к воротам,
Да внеси-ка древо кефарично,
Посреди двора его посадишь".
Семь десятков королей взглянули,
Поглядели восемьдесят банов,
Удивились, на ноги схватились,
Добрые слова возговорили:
"Знали мы про древо кефарично,
Ведали, да только не видали,
Дожили - и увидали древо,
Достается дева Соколина,
Достается малому дитяти,
Пусть ее он любит на здоровье!"
Тихо Груя тут промолвил слово:
"Ой же ты, Филипп Мадьярин славный,
Пусть взрастает древо кефарично,
Пусть растет до будущего года.
Если бог пошлет, родит мне дева,
Спородит мне дева Соколина,
Спородит мне доброго сыночка.
Мы тогда приедем к деду в гости,
К древу дивному привяжем люльку,
Покачаем нашего сыночка,
Сядем мы в тени под этим древом,
Сядем мы с Мадьярином Филиппом,
И подаст нам дева Соколина,
И подаст вина нам и ракии".