[ПАНДАВЫ ВСТУПАЮТ В СТРАНУ ВИРАТЫ]

 Пошли храбрецы по дороге разлуки. 
 Мечи у них были, и стрелы, и луки. 

 К Ямуне-реке поспешили пандавы, 
 И воины берег увидели правый. 

 Блуждая в горах и зверей поражая 
 В лесах недоступного горного края, 

 Отважные стрелометатели к цели 
 Стремились упорно средь скал и ущелий. 

 Вот слева осталась панчалов держава, 
 Державу дашарнов оставили справа, - 

 И Матсья за лесом цветет и плодится! 
 Сказала царю Драупади-царица: 

 «Стемнело на поле; средь зреющих всходов 
 Одни лишь тропинки видны пешеходов; 

 Еще до столицы идти нам немало; 
 Останемся на ночь. Я очень устала». 

 Воскликнул Юдхиштхира: «Вступим в столицу, 
 И станем на отдых. А нашу царицу, 

 О Арджуна, мощью побед знаменитый, 
 Прошу тебя, на руки ныне возьми ты». 

 И Арджуна гордо понес Драупади, 
 Как слон, что царем почитается в стаде. 

 Храбрец опустил ее, из лесу выйдя, 
 Окраину города сразу увидя. 

 Юдхиштхира Арджуне молвил: «Не сможем 
 Мы в город войти, коль оружье не сложим, 

 А если мы вступим в столицу с оружьем, - 
 Волнение вспыхнет, себя обнаружим: 

 Хотя бы один будет узнан, - и снова 
 Скитаться начнем среди мрака лесного, 

 Скитаться в двенадцатилетнем изгнанье: 
 Мы так поклялись на высоком собранье». 

 Ответствовал Арджуна: «С кладбищем рядом, 
 Я вижу, блистает зеленым нарядом 

 Густое огромное дерево шамп 
 С большими, таящими пламя, ветвями. 

 Нет места безлюдней, мрачнее, мертвее; 
 Кругом - только дикие звери и змеи; 

 Здесь трупы сжигают; и страшно прохожим 
 Идти среди ночи глухим бездорожьем. 

 Оружье могучее спрячем средь листьев, 
 Тем самым дорогу в столицу расчистив». 

 Сказал он, и с лука, чье имя Гандива, 
 Чьей мощью врагов поражал горделиво, 

 Он снял тетиву, что была знаменита: 
 Да будет оружье средь листьев сокрыто! 

 Спустил тетиву и Юдхиштхира смелый 
 С победного лука, чьи меткие стрелы 

 Разили врагов, незнакомы с пощадой, 
 Отечеству Бхаратов были оградой. 

 Затем тетиву с богатырского лука, 
 От звука которой, - от страшного звука, - 

 Бежали противники, рушились горы, 
 С того всемогущего лука, который 

 Властителя Синдха от жизни избавил 
 И землю панчалов склониться заставил, - 

 Снял с лука свою тетиву Бхимасена, 
 Идущий дорогой побед неизменно. 

 Затем тетиву - нерушимую жилу - 
 Снял Накула, в битвах являющий силу. 

 С открытой душой, миловидный, как дева, 
 Снял с лука свою тетиву Сахадева. 

 Взобрался на дерево Накула ловкий, 
 К ветвям привязал он надежной веревкой, 

 В местах, где оружие дождь не затронет, 
 А листья от взора чужого схоронят, - 

 Мечи, что блистали блистанием битвы, 
 И стрелы, что острыми были, как бритвы, 

 От коих враждебное войско редело. 
 К стволу привязали и мертвое тело. 

 Подумали, запах дурной обоняя: 
 «Отселе отпрянут прохожие, зная, 

 Что мертвое тело исполнено скверны, - 
 И каждого ужас охватит безмерный...» 

 Увидев: идут пастухи и служанки, - 
 Сказали: «То матери нашей останки, 

 Прожившей сто семьдесят лет. Наши предки 
 Велят нам: «Да будут над мертвыми ветки», 

 Такие рассказывая небылицы, 
 Вступили в окрестности пышной столицы, 

 Где скорби тринадцатый год, среди малых, 
 Решили прожить, чтоб никто не узнал их. 

 Им прозвища тайные дал предводитель: 
 Победа, Победная Рать, Победитель, 

 Победная Битва, Победная Сила, - 
 И горсточка храбрых в столицу вступила. 

 Юдхиштхира первым явился к Вирате, - 
 А тот на собранье сидел среди знати, - 

 К владыке явился неузнанный в гости, 
 Под мышкой держал он игральные кости. 

 Богатый отвагою, опытом, славой, 
 Пред всеми предстал богатырь величавый, 

 Как бог, что бессмертной сиял красотою, 
 Как солнце за облачной сетью густою, 

 Как змей, прославляемый всеми зверями, 
 Как царь, почитаемый всеми царями, 

 Как бык, чье могущество гордо окрепло, 
 Как пламя, сокрытое грудою пепла. 

 Вирата спросил у советников главных, 
 У мудрых жрецов и воителей славных: 

 «Скажите мне, кто он, пришедший впервые? 
 Не жрец ли, отринувший блага мирские? 

 Иль царь, обладатель могучей десницы? 
 Без слуг он явился и без колесницы, 

 Но так величаво приходит не всякий. 
 На нем не виднеются ль царские знаки? 

 Ко мне он приблизился гордо, без дрожи, 
 С надменным слоном поразительно схожий, 

 Что в пору любви, возбужденный от течки, 
 Подходит к бегущей средь лотосов речке!» 

 Вирате, объятому думой всевластной, 
 Юдхиштхира молвил: «Я брахман несчастный. 

 О царь, у тебя, властелина земного, 
 Пришел я просить пропитанья и крова». 

 «О странник почтенный, - Вирата ответил, - 
 У нас да пребудешь ты счастлив и светел! 

 Меня ты своим осчастливил приходом. 
 Скажи, досточтимый: откуда ты родом? 

 Каким ремеслом ты гордишься по праву? 
 Ты имя свое назови и державу». 

 Юдхиштхира молвил: «Юдхиштхире другом 
 Я был, - он со мною делился досугом. 

 Я - брахман. Мой род - Крепконогие Тигры. 
 Зовусь я Канка. Знаю многие игры. 

 Искусен я кости бросать, о Вирата!» 
 А царь: «Государство мое без возврата 

 Возьми, управляй, - и тебе я дарую, 
 Слуга твой покорный, награду любую. 

 Игрок хитроумный мне счастья дороже, 
 А ты и подавно, на бога похожий!» 

 «Слуга твой, - воскликнул Юдхиштхира, - просит: 
 Пускай проигравший свой проигрыш вносит, 

 Не то будут игры сопутствовать спорам, 
 Покроется наше искусство позором». 

 Ответил Вирата: «Будь брахман иль воин, 
 Но если играть он с тобой недостоин, - 

 Уйдет он в изгнанье, лишится он крова! 
 Да слышат сограждане твердое слово: 

 Канка, соправитель мой в царской столице, 
 Воссядет в такой же, как я, колеснице... 

 О брахман, играющий в кости искусно, 
 Ты будешь питаться обильно и вкусно, 

 Украшу тебя златотканым нарядом, 
 Где б ни был я, будешь со мною ты рядом, 

 Все двери откроются перед тобою. 
 А если к тебе обратится с мольбою 

 Несчастный, - ко мне приходи как ходатай, 
 И доля убогого станет богатой. 

 О брахман, живи при дворе без боязни!» 
 Услышал Юдхиштхира слово приязни 

 И зажил в почете, не зная печали, - 
 О прошлом его при дворе не слыхали... 

 Страша своей силой, пришел Бхимасена, 
 Чья львиная поступь была дерзновенна. 

 Черпак и мешалку сжимал он рукою, 
 А нож без зазубрин, без ножен, - другою. 

 Хотя поварское он принял обличье, - 
 Являл он безмерную мощь и величье, 

 Плечами касался небесного склона, - 
 И подданных царь вопросил благосклонно: 

 «Откуда он, бык среди рода людского? 
 Кто видывал прежде красавца такого? 

 Откуда он, лев среди сильных и смелых? 
 Кто видывал прежде таких мощнотелых?» 

 Сказал сын Панду: «Слушай, царь гордоглавый: 
 Я - повар искусный. Зовусь я Баллавой». 

 А царь: «Я не верю, что повар ты жалкий, 
 Чья доля - владеть черпаком и мешалкой. 

 Знатнейших затмил ты блистаньем высоким, 
 Ты выглядишь Индрою Тысячеоким!» 

 «И все же я - повар, - сказал Бхимасена, - 
 При этом искусство мое - совершенно. 

 Похлебки мои одобрял и приправы 
 Юдхиштхира - стран повелитель всеправый. 

 Я также борец, и борюсь я с упорством. 
 Не знаю, кто равен мне мощью, проворством. 

 Я львиную силу борол и слоновью, 
 Хочу я служить государю с любовью». 

 Вирата ответил: «Как повар служи нам, 
 Над нашей поварнею будь господином, 

 Поскольку ты хвалишься этим уменьем, 
 Но мы тебя выше, воинственный, ценим: 

 Ты мог бы владеть, с этой выей и станом, 
 Землей, опоясанною океаном! 

 Но если милей тебе доля простая, - 
 Служи мне, моих поваров возглавляя». 

 Так мощный Бхима стал главою поварни, 
 Его полюбил властелин благодарный, 

 Он дни посвящал поварскому занятью, 
 Не узнал ни челядью царской, ни знатью.