Сцена седьмая. Отказ от подарка

Утро 16-го дня 3-го месяца 16-го года 
правления Чунчжэня (1643)

Слуга в доме веселья входит, держа в руках урыльник, говорит нараспев.

Слуга

Черепашья моча, 
         черепашья моча,
Из нее черепашки выходят,
         по земле коготками стуча.
Черепашья кровь,
         словно моча, горяча, 
Из нее черепашки выходят,
         бесчисленные, как саранча.
Где кровь черепашья, где моча
         для бедняка, для богача
Различить невозможно: схожи они, и 
         как два плеча.
Где черепашья кровь,
         где черепашья моча -
Вовеки к этой загадке
         не подберешь ключа. 
Друг на друга похожи они,
         как два плеча, 
Родного батюшки не отличишь
         от чужого хрыча. 
К этой загадке вовек
         не подберешь ключа.
Где племянник, где дядюшка - не поймешь 
         ни с толмачом, ни без толмача.

(Смеется.) Безобразие! Безобразие! Вчера барышня Сян в первый раз приняла гостя, шумели до глубокой ночи. Пришлось сегодня встать рано - опять надо чистить урыльник, выносить горшки. Со всеми делами не справиться. А эти девицы и их постоянные гости неизвестно еще до какого часа проваляются в объятиях. (Чистит урыльник.)

Ян Вэнь-цун

(входит, поет)

На мотив "Ночью плыву в лодке"

Квартал Пинкан на улице Ив
         в утренний сон погружен. 
Но тревожит его молодой человек,
         в ворота стучится он. 
Закрыты двери юных красавиц,
         что смотрят последний сон. 
Крючки зазвенели, и занавески
         приподнялись с разных сторон. 
Лишь несколько тонких пологов -
         преграда тому, кто влюблен.

Я, Ян Вэнь-цун, пришел пораньше, чтобы принести свои поздравления господину Хоу. Посмотрите: ворота наглухо закрыты, не слышно голосов служанок; наверно, спят себе безмятежно и еще не вставали. (Кричит.) Бао-эр, подойди-ка к окнам молодой парочки и скажи, что я поспешил пораньше прийти поздравить их.

Слуга. Вчера они поздно легли, может быть, сегодня и не встанут. Прошу вас, господин, возвращайтесь домой, а завтра приходите.

Ян Вэнь-цун (смеется). Чепуха! Скорей иди да справься.

Ли Чжэнь-ли (за сценой). Бао-эр, кто там пришел?

Слуга. Это господин Ян пришел с поздравлениями.

Ли Чжэнь-ли

(поспешно входит, говорит нараспев)

Только голову склонишь к подушке -
       весенняя ночь пролетела. 
Утром в ворота услышишь стук -
       жди хорошего дела.

(Видит Ян Вэнь-цуна.) Очень благодарна вам, господин, вы устроили счастье моей девочки на всю жизнь.

Ян Вэнь-цун. Не стоит, не стоит. А что, молодые уже встали?

Ли Чжэнь-ли. Вчера поздно легли, еще не встали. (Приглашает Ян Вэнь-цуна сесть.) Прошу вас, господин, садитесь, а я пойду потороплю их.

Ян Вэнь-цун. Не беспокойтесь, не беспокойтесь.

Ли Чжэнь-ли уходит.

(Поет.)

На мотив "Изящен каждый шаг"

Любовь между юношей и девушкой
      во многом подобна вину, 
Настоянному на цветах
      и слитому в чашу одну. 
Мыслей иных не зная, они 
      встречают свою весну, 
Оба в сладостном мире грез
      отдаются блаженному сну.
А ведь это я помог им.
Блестит нефрит, драгоценный жемчуг
      излучает голубизну, 
Узорное платье шелестит, 
      нарушая тишину. 
Драгоценности делают женщину краше,
      что приятно опекуну.
Образец изящества, она
      красотой затмевает луну.

Ли Чжэнь-ли (входит). Смешно! Смешно! Возятся там со своими застежками, смотрятся в зеркало. Только что причесались и умылись, еще не кончили одеваться. Прошу вас, господин, пойдемте во внутренние покои, позовем их. Сейчас, в это утреннее время, самое подходящее выпить бодрящего вина.

Ян Вэнь-цун. Прервал их прекрасный сон. Виноват, виноват!

Вместе уходят.

Хоу Фан-юй, Ли Сян-цзюнь входят в роскошных нарядах.

Хоу Фан-юй

(поет)

На мотив "Опьянен весенним ветром"

О миг, когда встретится туча с дождем
          память о нем жива! 
Мы только что встретили его,
          миг сладостного торжества. 
Кто тревожит уток-неразлучниц,
          задремавших едва-едва? 
По красному одеялу
          словно бы волны прошли! 
Душа полна ликованья, в устах
          радостные слова.

Хоу Фан-юй, Ли Сян-цзюнь

(поют)

Подушки хранят аромат 
         полночного волшебства,
И тот же аромат хранят 
         повязка и рукава.
Только что мы познали вкус 
         любовного колдовства -
От которого растворяется душа
         и кружится голова!

Ян Вэнь-цун и Ли Чжэнь-ли входят.

Ян Вэнь-цун. В самом деле уже встали. Поздравляю, поздравляю! (Кланяется, садится.) Ну как - пришлись ли вам по душе стихи, которые я вчера подарил невесте?

Хоу Фан-юй (кланяется). Мы очень благодарны вам. (Смеется.) Хороши, очень хороши! Только вот одно...

Ян Вэнь-цун. Что же?

Хоу Фан-юй. Сян-цзюнь хоть и мала, но все равно спрятать-то ее надо в золотые хоромы. (Смотрит на свои рукава.) А сюда разве поместится?

Все смеются.

Ян Вэнь-цун. Вчера вы, конечно, в "залог любви" подарили невесте настоящий шедевр.

Хоу Фан-юй. Кое-как наспех набросал, даже не смею показать вам.

Ян Вэнь-цун. Где стихи?

Ли Сян-цзюнь. Стихи на веере. (Из рукава достает веер.) Ян Вэнь-цун (берет у нее веер, рассматривает). Белый шелковый веер. (Нюхает.) И аромат удивительный. (Читает стихи.) Прекрасно! Прекрасно! Только Сян-цзюнь достойна таких стихов. (Отдает ей веер.) Спрячь-ка лучше его.

Сян-цзюнь прячет веер в рукав.

(Поет.)

На мотив "Хорошо в садах и лесах"

Воистину - здесь и персика запах,
         и сливы, и вешних трав 
Запечатлели вы, эти стихи,
         на веере записав. 
Но боюсь, они так легки, что ветер,
         дующий с дальних застав, 
Развеет их - и потому скорее
         спрячьте веер в рукав. 
Советую - поскорее
         спрячьте веер в рукав!

(Смотрит на Ли Сян-цзюнь.) Взгляните, после сегодняшней ночи Сян-цзюнь еще похорошела. (Обращаясь к Хоу Фан-юю.) Вам, господин, посчастливилось, завладели такой необыкновенной красавицей.

Хоу Фан-юй. Сян-цзюнь очаровательна своей естественной красотой. Сегодня воткнула в прическу несколько украшений, надела платье из узорного шелка, и к ее совершенной красе еще добавилось немного прелести. В самом деле, очень мила.

Ли Чжэнь-ли. И это все благодаря господину Яну.

(Поет.)

На мотив "Речная вода"

Он подарил парчу
       для повязки головной. 
Полный драгоценностей
       ларец резной, 
Полог с висячими украшениями
       и бахромой цветной. 
Горели шелковые фонарики
       в темноте ночной, 
Из чарок златых друг друга
       угощали влагой хмельной, 
Вместе пировали 
       и пели под луной.

И сегодня пораньше поспешил навестить.

Совсем, как собственной дочери -
       отец родной, 
Приданое дал,
       не постоял за ценой, 
И опять рано утром пришел,
       чтобы порадовать мужа с женой.

Сян-цзюнь. Я вот думаю: господин Ян хоть и очень близкий родственник губернатора Ма, но живет на чужбине и сам испытывает нужду, с чего это он так легко бросается деньгами, чтобы облагодетельствовать бедную певичку? С моей стороны, принять это от вас - стыдно, а вам дары эти славы не прибавят. Я хотела бы выяснить, в чем тут дело, чтобы знать, как поступить.

Хоу Фан-юй. Сян-цзюнь права. Познакомились мы с вами, господин Ян, совсем недавно, а вы вчера проявили к нам такую щедрость и доброту, что мне тоже как-то не по себе.

Ян Вэнь-цун. Раз вы спрашиваете, то мне остается лишь сказать вам правду. Приданое и угощение обошлись в двести с лишним золотых, и дал их хуайнинец.

Хоу Фан-юй. Какой хуайнинец?

Ян Вэнь-цун. Жуань Юань-хай, который был ведающим императорской трапезой.

Хоу Фан-юй. Это тот самый Жуань Да-чэн, что из провинции Аньхуэй?

Ян Вэнь-цун. Да.

Хоу Фан-юй. А чем объяснить такое его внимание к нам?

Ян Вэнь-цун. Только желанием завязать с вами дружбу.

(Поет.)

На мотив "Пятикратное подношение"

Его восхищает ваш облик, имя
         и знание этикета, 
Талант ваш, сравнимый с талантом Цзо Сы,
         исполненный силы, 
Ваш, достойный Западной Хань,
         дар прозаика и поэта 
И то, что вас повсюду встречают
         слова привета, 
Как Пань Юэ, на которого все стремились
                                     взглянуть
         в годы его расцвета, 
В этом месте прекрасном, у реки Циньхуай,
         что влюбленными воспета, 
Вы взяли в подруги себе красавицу,
         самый нежный цветок из букета. 
Вам понадобилось одеяло
         с уточками-неразлучницами 
И наряд для невесты - чтоб подчеркнуть
         изящество силуэта. 
Старший Жуань, сделав из этого 
         что-то вроде секрета, - 
Взял на себя заботы о свадьбе,
         и ждет ответа.

Хоу Фан-юй. Оказывается, это Жуань, который держал государственные экзамены вместе с моим отцом! Я презираю его и давно порвал с ним всякие отношения. Мне совсем не понятно, почему он теперь, без всякого на то основания, проявляет к нам такие чувства.

Ян Вэнь-цун. У почтенного Жуаня большое горе, он хотел бы повидаться с вами и все объяснить.

Хоу Фан-юй. А в чем же дело, позвольте спросить?

Ян Вэнь-цун. Почтенный Жуань в свое время, так же как и я, был учеником Чжао Мэн-бая. Потом сблизился с кликой Вэя, правда, только ради того, чтобы оказать помощь дунлиньцам. Он никак не предполагал, что дунлиньцы, когда клика евнухов потерпит поражение, отнесутся к нему непримиримо. В последнее же время участники "Возрождения" начали настоящую кампанию - вовсю ругают и позорят его. Разве это не значит, что "братья идут против брата"? И хотя у почтенного Жуаня немало старых друзей, но из-за его сомнительного поведения никто не желает вступиться за него. Каждый день, обратись к Небу, он рыдает и говорит: "Свои нападают на своего же, как это прискорбно, и некому поддержать меня, кроме господина Хоу из Хэнани". Поэтому он сейчас, так настоятельно ищет с вами дружбы.

Хоу Фан-юй. Вот как, оказывается. По-моему, у Жуань-хая причина для печали весьма веская, мне и то стало жалко его! Пусть даже он действительно входил в клику Вэя, а потом, раскаявшись, пришел к нам, и то не следует так решительно отвергать его, а уж тем более у него есть оправдание. Дин-шэн и Цы-вэй - самые мои близкие друзья, завтра я их увижу, и мы все обсудим.

Ян Вэнь-цун. Если так, то все мы будем счастливы.

Сян-цзюнь (сердится, обращается к Хоу Фан-юю). Что вы такое говорите? Жуань Да-чэн изо всех сил выслуживался перед негодяем временщиком, потерял всякий стыд и совесть. Даже женщины и девицы оплевывают, поносят его. Все его ругают, а вы берете под свою защиту, сами-то вы с кем?

(Поет.)

На мотив "На реке плеснуло весло"

У легкомыслия
       на поводу,
Вы словами бросаетесь и готовы
       заплатить любую мзду.
Желаете вы отвести 
       от него беду,
Но берегитесь подвергнуться сами
       людскому суду.

Или вы считаете, что из-за дорогих подарков, им поднесенных, надо закрыть глаза на все остальное, думая лишь о своей выгоде? Так знайте же, что эти браслеты, булавки, юбки да платья не смогут ослепить мои, Сян-цзюнь, глаза! (Вытаскивает из волос булавки, снимает платье, поет.)

Сниму наряды, булавки,
        все прочее тоже сниму, 
Ничего, что бедна я,
        я стерплю нужду. 
У человека холщовое платье
        и денег нет на еду,
Но главное - доброе имя, с которым 
        я по жизни иду.

Ян Вэнь-цун. Ай-ай-ай! Очень уж горячий характер у Сян-цзюнь.

Ли Чжэнь-ли. Такие прекрасные вещи - и бросить на пол! Жалко, жалко! (Подбирает.)

Хоу Фан-юй. Я, конечно, далеко не так хорошо во всем разбираюсь, как ты; поистине, ты - настоящий, прямой друг. (Обращаясь к Ян Вэнь-цуну.) Господин, не сердитесь. Я очень признателен вам за то, что вы мне сказали, но боюсь, что эта девица поднимет меня на смех.

(Поет.)

На тот же мотив

В переулках Пинкана,
            этого грязного квартала, 
Она о порядочности и чистоте
            рассуждала, 
А мы, которых пестовали
            школа и дворцовая зала, - 
Это мы-то, которых воспитывали
            школа и дворцовая зала! - 
Оказывается, не отличаем
            благородного от нахала, 
Перепутали черное с белым
            и о чести не знаем нимало.

Мои друзья-единомышленники ценят меня именно за готовность вступиться за обиженного, но если я буду доверяться бесчестным вероломным, то восстановлю друзей против себя, тогда и самому некогда будет спасаться, где уж думать о другом.

Никогда еще так
           не бывало, -
Чтобы порядочность
           на виду лежала. 
Достоин человек
           почета или скандала - 
Надобно хорошенько
           подумать сначала.

Ян Вэнь-цун. У почтенного Жуаля намерения были самые хорошие, нельзя все-таки так жестоко относиться к нему.

Хоу Фан-юй. Будь я последний глупец, и то не соглашусь лезть за другим в колодец.

Ян Вэнь-цун. В таком случае мне остается лишь попрощаться и уйти.

Хоу Фан-юй. Все эти ларцы и коробки, как оказалось, принадлежат господину Жуаню. Сян-цзюнь они не нужны, так что нет смысла оставлять их здесь. Пожалуйста, заберите это с собой.

Ян Вэнь-цун

(поет)

Добрые чувства хотел проявить,
       завязал разговор, 
Неожиданно натолкнулся
       на жестокий отпор. 
С хорошим настроеньем
       входил я в этот двор - 
Теперь возвращаюсь домой, ничему
       не радуется взор.

(Уходит.)

Сян-цзюнь в гневе.

Хоу Фан-юй (смотрит на нее). Сян-цзюнь очаровательна своей естественной красотой, - сорвала с себя украшения, сняла платье из узорного шелка, и к ее совершенной красоте добавилось столько же, еще милее стала.

Ли Чжэнь-ли. Так-то так, а все-таки жаль, что отказалась от такого множества подарков.

(Поет.)

Заключительная ария

И жемчуг и золото, что украшают
      женскую стать, 
Выпустила из рук,
      отказалась принять. 
Не надо было девчонку глупую
      так баловать! 
Нет никакой благодарности в ней,
      видать,
К той, что ей заменить старалась
      родную мать.

Хоу Фан-юй. Эти вещи совсем не стоят того, чтобы о них печалиться. А все расходы я, как и полагается, возьму на себя.

Ли Чжэнь-ли. Ну, тогда ладно.

Заключительные стихи

Ли Чжэнь-ли

Придется вести разговор о расходах, 
  спорить по пустякам.

Ли Сян-цзюнь

Та, что в юбке холщовой, не хуже тех, 
  что привыкли к шелкам.

Хоу Фан-юй

Только Сян-цзюнь способна была бы 
  отказаться от этих подвесок.

Ли Сян-цзюнь

Подражать я не стану красоткам нынешним, 
  накрашенным их щекам.

В 1643 году крестьянское войско под руководством Ли Цзы-чэна захватило столицу Минской династии - Пекин; император покончил с собой, а придворная знать бежала на юг. В 1644 году один из минских принцев - Фу-ван - в Нанкине провозгласил себя императором. Однако неспособность Фу-вана к управлению, нежелание организовать отпор наступавшим с севера маньчжурским завоевателям, а также разложение и предательство сановников послужили причиной быстрого падения (в 1645 г.) его правительства.
Зловещую роль при дворе Фу-вана играли Ма Ши-ин и Жуань Да-чэн. Занимая высокие посты, они преследовали только личные цели и с помощью интриг расправлялись со своими противниками. Оклеветанный ими Хоу Фан-юй был вынужден бежать из Нанкина, а после возвращения вместе со своими единомышленниками из общества "Возрождение" оказался в тюрьме. Ли Сян-цзюнь, отвергшую подарки Жуань Да-чэна, принуждают выйти замуж за сановника Тянь Яна. Когда за ней являются, чтобы вести в его дом, Ли Сян-цзюнь отчаянно сопротивляется. Она падает, а кровь с ее разбитого лица попадает на белый веер - подарок Хоу Фан-юя. Художник Ян Вэнь-цун дорисовывает на веере ветки и листья персикового дерева (отсюда и название драмы). Позже в числе других певичек Ли Сян-цзюнь попадает во дворец Фу-вана, где остается до того момента, как император тайно покидает столицу. Вместе с учителем пения Су Кунь-шэном и художником Лань Тянь-шу уходит из Нанкина и сама Ли Сян-цзюнь. Су Кунь-шэн только что вернулся из далекого путешествия в лагерь полководца Цзо Лян-юя, который мог подтвердить невиновность оклеветанного Хоу Фан-юя. Однако Су Кунь-шэн опоздал: полководец, сам оказавшийся жертвой интриг Ма Ши-ина и Жуань Да-чэна, покончил с собой. Вернувшись, Су Кунь-шэн узнает, что двери тюрем открыты, все узники, в том числе и Хоу Фан-юй, бежали. Ли Сян-цзюнь не теряет надежды найти своего любимого. Через три года после разлуки в горах Цися происходит встреча героев. Они по-прежнему любят друг друга, но обстоятельства вынуждают их расстаться.