Действие второе

Во время пения хора жена Киёцунэ сидит неподвижно, как бы погружаясь в сон. Авадзу Сабуро покидает сцену. Актер "ситэ" появляется на помосте в печальной маске духа воина и в роскошном воинском одеянии.

Хор

Отвергнут дар жестокий. Мне остались
Одни лишь слезы - вечная отрада. 
Лишь с ними ложе разделяя, этой ночью 
Глаз не сомкну, без устали моля: 
"Приди, о, хоть во сне приди!" 
А о тоске ночных часов бессонных 
Пусть одинокое расскажет изголовье, 
Пусть одинокое расскажет изголовье.

Дух Киёцунэ

"Снов суетных не видит Совершенномудрый!
Найдется ль человек,
Почесть готовый явью бренный мир?" 
"О если пыль тщеты туманит взор, - 
Сжимается бескрайность трех миров. 
А осени тебя покой, - и в тесной келье 
Найдешь ты беспредельность". Право, 
Все в мире - призрачно. Недолгим сном 
Проходит жизнь - мелькнет на миг короткий 
И тает в небе облако. Роса 
Блеснет и высохнет на травах. В этом мире 
Все - лишь уход и возвращение, и мы 
Обречены на вечные скитанья.
О, безысходность! 
"Любимого
Увидела однажды 
Во сне. И что же? С той поры 
Нашла себе опору 
В непрочных сновиденьях.

(Жене.)

Ты спишь, любимая минувших дней? 
Киёцунэ пришел к тебе.

Жена Киёцунэ. Что я вижу? О, чудо! У моего изголовья - живой Киёцунэ! Но как же так? В морские волны он бросился и все же... Ах, верно, это сон, иначе мне не дано с ним встретиться. Но пусть хоть так, во сне ли, наяву - отрадно видеть милого супруга. Я о том лишь скорблю теперь, что ты нарушил наш обет и оставил меня одну, покинув этот горестный мир раньше, чем пришел конец судьбой тебе отпущенного срока.

Дух Киёцунэ. Ты упрекаешь меня, но и я таю в душе обиду. Отчего решила ты вернуть прядь волос, посланную на память?

Жена Киёцунэ. Не помнишь разве? Ведь нестерпимая тоска заставила меня вернуть твой дар. О том и в песне говорилось:

"Ах эта прядь волос! 
Едва взгляну
И боль сжимает сердце!

Дух Киёцунэ

Терпеть не в силах муки, дар твой
Тебе я возвращаю ныне".
И с этими словами вновь
Дарю тебе я эту прядь волос.
И если любишь ты меня, как прежде,
Ты сохранишь ее.

Жена Киёцунэ

Быть может, стою я презренья твоего...
Прощальный дар, он в утешенье послан
Тобою был, но вот - едва взгляну -
Смятенно путаются горестные мысли.

Дух Киёцунэ

Увы, напрасен мой прощальный дар!
Его ты снова отвергаешь. Как мне горько!

Жена Киёцунэ

Покинул этот мир ты без меня...
Как горько мне!

Дух Киёцунэ

И так один другого упрекает,

Жена Киёцунэ

Упреком отвечает на упрек.

Дух Киёцунэ

Всему виною эта прядь волос,

Жена Киёцунэ

Безжалостный прощальный дар! 

Хор

В жестокости друг друга обвиняя, 
В жестокости друг друга обвиняя, 
Они ложатся этой ночью рядом 
На изголовье, влажное от слез,
Ложатся рядом этой ночью, но обиду
Таят в сердцах и потому чужими 
На ложе общем, одиночеством томясь, 
Часы желанного свидания проводят. 
Печально, ах, печально! 
"Жестокой мукой ныне стал твой дар. 
Не будь его, забвение, быть может, 
Скорее бы пришло ко мне, увы". 
И от печальных мыслей 
Влажнеют рукава,
И от печальных, безнадежных мыслей 
Влажнеют рукава мои.

Дух Киёцунэ. Забудь же о своих обидах и послушай, что случилось у берегов Сикоку и Цукуси... Однажды пронесся слух, что враги отправились в поход на наш замок в Ямага. Немедля сели мы за весла и всю ночь, ни на миг не смыкая глаз, гребли и утром оказались у берегов Янаги-но ура.

Хор

Залив был, право же, достоин 
Названья своего.
Вдоль берега его чредою длинной 
Тянулись ивы, а под сенью их 
Расположилось станом войско Тайра.

И вот однажды пожелал наш повелитель отправиться на поклоненье в храм бога ратных дел, могущественного Хатимана. Мы поспешили в Уса и вознесли молитвы о помощи в грядущих сражениях и, уповая на милость великого бога, поднесли ему свои дары - семь лучших скакунов, золото и серебро.

Жена Киёцунэ

"Сам Хатиман не может горести мирские 
Рассеять. Стоит ли молитвы 
Напрасно расточать здесь?"

Дух Киёцунэ

Слова такие прозвучали в храме.

Хор

"О, осень поздняя! Бессильные слабеют, 
Смолкают голоса цикад,
Слабеет и душа, надежд лишаясь прежних", -
Промолвил тюнагон.

Дух Киёцунэ

И мы тогда

Хор

В унынии глубоком: неужели 
Оставили и боги нас и будды - 
Упали духом и, утратив все надежды, 
Отправились назад. Уныло 
Скрипели старые колеса. И в печали 
За государем мы вернулись во дворец. 
О, горькая тоска!

Но тут прослышали, что вражеские рати
Приблизились к Нагато, и опять
За весла сели, с омраченным сердцем
Ладьи направили неведомо куда.
Воистину, что мир наш? Сон мгновенный!
Проходит и сменяется другим.
Цветы, что расцвели весною Хогэн,
Давно увяли, и холодный ветер
Срывает листья осени Дзюэй.
Безжалостно разбросанные листья
Качаются в волнах. Плывут куда-то
По морю бесприютные ладьи.
В заливе Ив вздымает волны ветер,
Их рати грозные за нами по пятам
Бегут, не отставая, вал за валом.
На сосны бросишь взгляд - там стаи белых
                                    цапель 
Крылами плещут - или на ветру
Там плещутся знамена Минамото?
Все больше падали мы духом. И тогда 
Киёцунэ задумался невольно:
"В душе моей так явственно звучат
Слова пророческие Хатимана.
Они ведь сказаны недаром: "Буду я
Лишь с правым!" Безраздельно сердцем
Мысль эта завладела.

Дух Киёцунэ

Все тщетно в жизни нашей. На мгновенье 
Блеснет роса - и тает без следа.

Хор

Конец неотвратим. Доколе 
Мне суждено страдать, скитаться в мире, - 
Беспомощный листок ладьи отдав на прихоть
                                      волн?
Не лучше ль в воду броситься однажды 
И так свой кончить век? Решился сердцем - 
Чего от мира ждать? - и, не сказавшись людям, 
Стал на корме, луною предрассветной 
Залюбовался, флейту вынул, 
И звуки чистые над морем потекли. 
И так стоял он, напевая имаё, 
Слагая песни о былом и о грядущем. 
О, жизнь превратная! Волна нахлынет и
                                  отхлынет,
И знать, когда придет конец, нам не дано. 
Волна уйдет, чтоб не вернуться боле, 
Не возвращается и прошлое. Ах, право, 
Одни лишь муки постоянны в этом мире! 
"Жизнь - странствие, и я без сожаленья 
Прерву его", - он молвил, и казалось, 
Безумие вдруг овладело им в тот миг. 
Не замечая никого, он взор свой светлый 
С надеждой в небо устремил. Взгляни! 
Луна, наш мир печальный покидая, 
Скользит на запад...
"Меня с собою ты возьми, - воскликнул он, -
О, не оставь меня, великий Будда!" 
Наму Амида Буцу... Наму Амида Буцу...
Он в волны бросился, течение морское
В пучину тело увлекло.
Печальная кончина!

Жена Киёцунэ

Рассказ печальный твой мне разрывает сердце, 
Но горек ведь и мой удел; обречена я 
Тонуть в волнах тяжелых сновидений, 
Бушующих в бескрайнем море скорби. 
Увы, как горестны супружеские узы!

Дух Киёцунэ

К чему слова! И этот мир земной 
Подобен царству тьмы. Печальна участь 
Непрочной пены, вдруг вскипевшей на воде, -
Но никому не избежать ее, увы! 
В мир демонов сошедший,

Хор

В мир демонов сошедший - 
Спасенья боле не найдет.
Теснят деревьев вражеские рати,
Подстерегает смерть от стрел дождя, 
Сверкает месяц - острый меч, громады гор
Темнеют крепостью прочнейшей!
Пылают злобой очи недругов, бесстрашно
Обнажены жестокие клинки.
Знамена облаков победно плещут,
Желанья, страсти, алчность, глупость, гнев
Сплетаются на поле брани в схватке.
Страданья, просветленья здесь столкнулись,
Сцепились в беспощадной, страшной битве.
И яростного натиска прилив
Сменяется отливом отступленья...
Все это испытал он, но теперь,
Десятикратно вознеся молитву Будде,
Взошел в ладью Закона и в Ученье
Надежную обрел опору наконец.
И ныне сердцем чист,
И ныне сердцем чист Киёцунэ.
Благословенно превращенье в будду!