ЕВРОПА

ГЕРМАНИЯ (ВЕЙМАРСКАЯ РЕСПУБЛИКА)

I

Впервые в зарубежной прессе доброе слово о романе «Тихий Дон» Михаила Шолохова прозвучало в немецкой коммунистической газете «Роте фане» («Красное знамя») 1 ноября 1928 года.

Страницы газеты были заполнены злободневными лозунгами: «Локаут в Руре! Класс против класса!», «Короли стали издеваются над арбитражем и ловко мошенничают! В своем ответе они непреклонны: бешено наступать!..» А на восьмой, «Литературной странице» этого номера газеты под крупным заголовком «Развитие пролетарской литературы в СССР» публиковалась беседа московского корреспондента «Роте фане» с наркомом просвещения РСФСР А. В. Луначарским.

Давая общую характеристику нашей поэзии, Луначарский отмечал: «В последние два года у нас появились могучие, огромной силы произведения пролетарской литературы... в форме большого романа и рассказа... Исключительно выдающимся является только что вышедший роман «Тихий Дон» Шолохова, совсем молодого писателя»¹. Добавим здесь, что два месяца спустя в ленинградском еженедельнике «Красная панорама» А. В. Луначарский в статье «Литературный год» эту свою оценку развил глубже: «Еще не законченный роман Шолохова «Тихий Дон» - произведение исключительной силы по широте картин, знанию жизни и людей, по горечи своей фабулы. Это произведение напоминает лучшие явления русской литературы всех времен»².

Раньше других - в октябре 1929 года - первую книгу «Тихого Дона» в переводе Ольги Гальперн выпустило в свет издательство Компартии Германии «Литератур унд политик»

В аннотации было сказано: «Михаил Шолохов принадлежит к тем русским писателям, которые, выйдя непосредственно из гущи народа, сохранили свою самобытность. Примерно три года назад впервые в русской литературе прозвучало имя этого молодого казака, который теперь считается одним из талантливейших писателей новой России... В романе «Тихий Дон» Шолохов в пылающих красках юга живописует нам казаков Дона - потомков Степана Разина, Булавина, Пугачева, тех героических бунтовщиков крепостнической эпохи, чьи деяния все еще сияют в истории... «Тихий Дон» ничего общего не имеет с ложной романтикой, которая частично овладела представлениями Западной Европы о донских казаках. Книгу делают привлекательной необычная простота и сила таланта Шолохова», который в конце романа «возвещает о приближающейся революции»³.

С этим напутствием коммунистов Берлина осенью 1929 года немецкое издание романа «Тихий Дон» и пошло в мир.

Тяжелый экономический кризис и массовая безработица крайне обострили в стране политическую обстановку. Социал-демократы, возглавлявшие правительство Германии (1928 - 1930), следуя жесткому антисоветскому курсу, безрассудно расчищали дорогу реваншистам и фашистам. Отклонив неоднократные предложения Компартии Германии о создании единого фронта рабочего класса, лидеры социал-демократии канцлер Мюллер, Отто Вельс (в конце 1918 г. комендант Берлина и душитель революции), Цергибель (полицей-президент Берлина) расстреляли в столице 1 мая 1929 года мирную пролетарскую демонстрацию⁴. Чтобы зажать Компартию в тиски, они с 3 мая закрыли «Роте фане» - сначала на три недели, а с 26 мая еще на месяц - «за яростную пропаганду идей Москвы» и «правду о расстреле первомайской демонстрации»⁵ в Берлине. В те же дни правительство Мюллера запретило по всей Германии деятельность пролетарской организации самообороны «Союз красных фронтовиков»⁶, председателем которого был Эрнст Тельман, но в то же время предоставило полную свободу действий многочисленным реваншистским военным организациям, штурмовым отрядам Гитлера, «Стальному шлему» Гугенберга и другим.

Германия, таким образом, превратилась в поле битвы сил прогресса против реакции и фашизма. Вопросы внутренней политики - борьба рабочего класса за хлеб насущный, занятость в производстве, социальное страхование, свобода слова, собраний и право на забастовки - тесно переплетались с проблемами международными. Главенствующими факторами в идейной борьбе, в размежевании классовых сил были: отношение к первой мировой войне, к Версальскому договору, Великой Октябрьской социалистической революции, к строительству социализма в СССР и к планам новой войны, подготавливавшейся империалистами в Европе и Азии против Советского Союза.

В тот период, по словам Вальтера Ульбрихта, реакционные и фашистские круги Германии развернули разнузданную антисоветскую клеветническую компанию. Произведения советских писателей в Германии замалчивались, а буржуазные издательства не хотели их публиковать. Только Компартия Германии знакомила немецких трудящихся с ходом строительства социализма в СССР и с советской литературой... «Тихий Дон» М. Шолохова, наряду с книгами Горького, Фадеева, Серафимовича и других советских писателей, стал для многих немецких рабочих, а потом и для растущего числа трудовых крестьян не только большим литературным событием, но и руководством к действию»⁷.

II

Литературные организации Москвы и Берлина ничего не смогли сообщить мне о судьбе первой переводчицы «Тихого Дона» Ольги Габор-Гальперн. Но вот в мае 1965 года венгр Шандор Бенами, переводчик «Тихого Дона», написал мне следующее: «В Будапеште на древнем кладбище «Темето Керепеши», близ памятника нашему герою и поэту Кошуту, под могучим вязом у черной мраморной могильной плиты с надписью: «Андор Габор (1881 - 1954)», в субботние вечера всегда можно увидеть седую, по виду русскую, женщину. Положив на черный мрамор цветы, она подолгу там грустит в одиночестве... Когда солнце уходит за горизонт, женщина, оставив цветы на мраморе, возвращается домой, на тихую улицу Цихи Геца, чтобы писать комментарии к произведениям мужа - поэта, драматурга и революционера Андора Габора. Да будет вам известно, что эта железная старушка - первая переводчица «Тихого Дона» на немецкий язык, Ольга Осиповна Габор (Гальперн)»⁸. Я немедленно написал Ольге Габор и вскоре получил в ответ большое письмо, а в декабре 1965 года поехал в Будапешт, чтобы повидаться с «железной старушкой» Ольгой Осиповной Габор, с Шандором Бенами и венгерским издателем Имре Черепфалви.

В Будапеште я посетил кладбище «Темето Керепеши». В субботу, 18 декабря, придя к памятнику Кошуту и к могиле поэта Андора Габора, встретил я там эту женщину, но не решился подойти к ней. А день спустя навестил ее дома... В кабинете на стене - портрет Андора Габора. Книжные полки до потолка. Навстречу мне из-за стола встает маленькая женщина в очках.

- Так это вы вчера были на кладбище? - взволнованно говорит она по-русски. - Вы из России? Из такой дали? Это вы писали и звонили мне из Ростова-на-Дону?

Ольга Осиповна родилась в 1887 году в Могилев-Подольске. С юных лет решила посвятить свою жизнь революционной работе. В эмиграции была студенткой университетов Вены, Лозанны и Гейдельберга. С 1924 года - член Компартии Германии. С 1928 года и до захвата власти фашистами - оргсекретарь Всегерманского союза пролетарских писателей и там же - секретарь коммунистической ячейки...

- Когда и как попал к вам в руки «Тихий Дон»?

- В 1928 году,- ответила Ольга Габор.- Я первая перевела на немецкий язык «Цемент» Гладкова и много других советских книг. Мой муж, Андор Габор, с 1924 года по предложению Марии Ильиничны Ульяновой был корреспондентом «Правды» в Берлине, и мы имели у себя всю московскую прессу и журнал «Октябрь», в котором печатался «Тихий Дон». Мой Андор, с первых страниц был покорен поэзией «Тихого Дона». Язык, стиль романа, лепка характеров, любовь Григория и Аксиньи, изображение жизни Дона, войны и революции - все необычайно пленило нас. Андор первый сказал мне: «Роман Шолохова «Тихий Дон» - это книга на века! «Тихий Дон» должно знать все человечество. Его будут читать на баррикадах. В тюрьмах он будет вдохновлять борцов... Враги еще не знают, какие, образно говоря, электрозаряды и какую магнетическую силу таит «Тихий Дон». Дело твоей чести, Ольга, ты лучше меня знаешь русский язык, поскорее перевести его на немецкий». А вскоре пришла «Правда» со статьей нашего друга А. С. Серафимовича о «Тихом Доне». Он сравнил Шолохова со степным орлом! Мы с Андором посоветовали редакции журнала Союза пролетарских писателей «Линкскурве» напечатать эту статью.

- В вашем переводе?

- Уж я не помню. Так много переводила статей... Время заставило меня взяться за перевод романа. Нельзя было ждать. Фронт пролетарской борьбы этого требовал. Реваншисты поднимали на щит книги Ницше и «Закат Европы» Шпенглера, прославляли дух пруссачества и разбой в Европе. Появились романы об «арийской крови» вроде «Народ без пространства» Г. Гримма. Как чертополох на свалке, стали появляться книги о сверхчеловеке, на все лады варьировался кайзеровский гимн «Германия превыше всего» и культ «вождя», который должен прийти и создать третью империю от Пиренеев до Памира!.. Книги Келлермана, Томаса Манна, Ремарка, Фейхтвангера, Генриха Манна, Ренна, Арнольда Цвейга, при всем желании этих авторов критически осмыслить ход истории, все же были окутаны идеями пацифизма. Эти писатели в меру своего таланта лишь объясняли мир, не зная, как его изменить. И «Тихий Дон» в это время ворвался в самую гущу борьбы. В писательских кругах, в комячейках, в рабочих кварталах, на студенческих вечерах, в клубах, на баррикадах и в тюрьмах - всюду он нес людям новое, правдивое, пламенное слово о революции.

- Скажите, а что вам известно о публикациях ваших переводов из «Тихого Дона» в «Роте фане»?

- Давно это было... Многое забылось. Помню, что весной 1929 года была такая заманчивая мысль - напечатать главы из второй книги романа о революции и взятии власти большевиками. Но эта идея была небезопасна.

- Цензура?

- Не только, - ответила Габор. - У власти-то стояли социал-демократы...

- А как встретили «Тихий Дон» немецкие писатели?

- Ни один иностранный роман у нас не имел такого успеха. Меня поздравляли за перевод. Даже буржуазные издательства просили разрешение на переиздание. Во Всегерманском союзе пролетарских писателей роман был признан шедевром... Новизна стиля, радужная палитра художника, свежесть образов, глубокое проникновение в психологию героев... Да еще и новое, философское обобщение сущности Октябрьского переворота в истории человечества. Кумиром немецкой молодежи был Эрих Мария Ремарк. Но вот в Германию пришел Шолохов, и для миллионов немцев его «Тихий Дон» стал поэтическим и философским откровением XX века...

На письменном столе Ольги Осиповны - корректурные гранки XIV тома сочинений ее мужа - она их вычитывает и правит. Всматриваясь в сухое и бледное лицо Ольги Осиповны, в ее черные волевые глаза, я с восхищением думаю: «Сколько же силы таится в этой женщине! И как прекрасен ее жизненный путь!»

- Я счастлива, что неожиданно оказалась первооткрывателем «Тихого Дона» в Европе,- сказала Ольга Осиповна.- Просто я выполнила свой долг коммуниста. Долг перед родиной и Коминтерном. Борьба за правду об СССР, пропаганда коммунистических новинок всегда составляли смысл моей жизни⁹.

III

«Ехал я по степи. Давно это было, давно - уж засинело убегающим прошлым. Неоглядно, знойно трепетала степь и безгранично тонула в сизом куреве. На кургане чернел орелик, чернел молодой орелик. Был он небольшой; взглядывая, поворачивал голову и желтеющий клюв. Пыльная дорога извилисто добежала к самому кургану и поползла, огибая. Тогда вдруг расширились крылья - ахнул я... расширились громадные крылья. Орелик мягко отделился и, едва шевеля, поплыл над степью.

Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Молодой орелик, желтоклювый, а крылья размахнул. И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернется он. Неправда, люди у него не нарисованные, не выписанные - это не на бумаге. А вывалились живой сверкающей толпой, и у каждого - свой нос, свои морщины, свои глаза с лучиками в углах, свой говор. Каждый по-своему ходит, поворачивает голову. У каждого свой смех; каждый по-своему ненавидит. И любовь сверкает, искрится и несчастна у каждого по-своему.

Вот эта способность наделить каждого собственными чертами, создать неповторимое лицо, неповторимый внутренний человечий строй - эта огромная способность сразу взмыла Шолохова, и его увидали...»

Так начинается статья А. Серафимовича «Тихий Дон», перепечатанная впервые за рубежом в октябре 1929 года в журнале Союза пролетарских писателей «Линкскурве» («Левый поворот»)¹⁰. А. Серафимовича знали в Германии по роману «Железный поток» (в переводе Эд. Шиманна). Слово старейшего советского писателя было весомым и авторитетным.

В этом же номере «Линкскурве» редакция под аншлагом «Роман о донских казаках» поместила фотоснимок молодого автора «Тихого Дона» (обошедший затем печать всего мира) и первую зарубежную статью о Шолохове немецкого писателя Франца Вейскопфа. Приведу ее полностью:

«Шолоховский «Тихий Дон», как мне кажется, является выполнением того обещания, которое молодая русская литература дала начавшему внимать ей Западу своими произведениями... «Тихий Дон» свидетельствует о том, как развивается новая литература, сильная своей самобытностью, литература, которая широка и необъятна, как русская степь, молода и неукротима, как новое поколение там, в Советском Союзе. И то, что в известных уже произведениях молодых русских прозаиков («Разгром» Фадеева, «Бруски» Панферова, повести и новеллы Иванова и Бабеля) часто еще только намечалось, было еще зародышем - новый угол зрения, обращение к проблеме с совершенно неожиданной, новой стороны, сила художественного отображения - все это в романе Шолохова получило уже свое полное развитие. Величием своего замысла, многогранностью жизни, проникновенностью воплощения этот роман напоминает «Войну и мир» Льва Толстого»¹¹.

Отметим здесь, что величие и огромный успех Шолохова заключались не только в том, что он удачно следовал традициям русских классиков и опыту лучших советских писателей. Шолохов является истинным художником-новатором в стиле, в проблематике, в разработке новых пластов человеческого материала в эпоху революционного преображения жизни миллионов людей. И чтобы сказать миру новое слово о величайшей в истории русской революции 1917 года, Шолохов пошел не по проторенной дороге. Нет! Шолохов для этого избрал самое трудное ратное поле - Дикое поле* - Область войска Донского, с самым сложным и самым запутанным узлом противоречий сословных, национальных, классовых. Поставив в центр своего повествования эти противоречия, Шолохов глубочайше в них разобрался, изобразил их столь ярко и самобытно, предметно зримо и философски мудро распутал все узлы противоречий, как до него не смогли сделать историки!

* (Дикое поле - так издревле называли земли юга России, Подонье.)

Шолохов в «Тихом Доне» этим противоречиям, борениям и страстям человеческим придал такую силу художественного обобщения и типизации ( в русском правдоискателе, простом казаке Григории Мелехове, в народном борце за свободу казачества Федоре Подтелкове, в нежном и железном рыцаре Бунчуке, в твердом Кошевом и даже в тех безымянных красных трубачах, которые перед неминуемым расстрелом вдохновенно исполняют, как свою лебединую песнь, «Интернационал», а также в противоположном стане - в кавеньяке русской контрреволюции генерале Корнилове, в кайзеровском лакее генерале Краснове, в атамане Каледине и во всех других образах), что их поступки, ошибки, преступления, заблуждения и трагедии стали уроками истории, уроками для будущих поколений не только России, но и всего человечества.

Коммунисты на Западе это сразу же поняли и высоко оценили в «Тихом Доне», взяв на вооружение пролетарских масс. Коммунистические окружные газеты в Германии (Веймарская республика), как сообщил доцент Эрфуртского пединститута Хорст Флиге на Лейпцигском шолоховском симпозиуме (1965), уже в 1929 году, пропагандируя уроки Великого Октября, «писали о «Тихом Доне» подробнее и обширнее, чем о других художественных произведениях, считали роман Шолохова книгой, которую должен прочитать каждый сознательный пролетарий»¹².

По данным, полученным из Института марксизма-ленинизма при ЦК СЕПГ и от Хорста Флиге из Эрфурта, первая книга «Тихого Дона» печаталась с 30 октября 1929 по 27 марта 1930 года в газете «Кемпфер» (Хемнитц), с 3 ноября 1929 по 26 марта 1930 года в «Трибюне» (Магдебург), с 3 декабря 1929 года до конца апреля 1930 года в «Социалистической республике» (Кельн), со 2 января до конца мая 1930 года в газете «Арбайтервилле» (Зуль), с 25 февраля до 30 июня 1930 года в «Гамбургер фольксцайтунг»¹³, а также еще во многих других коммунистических газетах.

К сожалению, в библиотеках СССР обнаружить эти газеты (кроме «Трибюне» в ленинградской Государственной Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина) нам не удалось.

В газете «Трибюне» роман печатался под заглавием «Любовь казака». В номере от 5 ноября 1929 года «Трибюне» в редакционной статье аттестовала его как «необычайно интересное, в политическом и литературном отношении очень ценное, лучшее произведение молодой советской русской прозы». Отметив, что в центре повествования находится любовь молодого казака Григория и Аксиньи, которые, преодолевая великие страдания, «обретают свое счастье и гибель», редакция обращала внимание на гуманистическую, антивоенную и антиимпериалистическую сущность романа, в первой книге которого сквозь глухие раскаты войны уже слышалось приближение революции. «Этот новый русский роман, - писала «Трибюне»,- дает читателю необычайное наслаждение не только глубиною чувств, изобилием ярких красок и гениальностью художественного изображения, но в равной мере радует и своим призывом к борьбе против империалистической войны».

Как известно, в первую мировую войну было убито десять миллионов солдат. Миллионы калек, вдов и сирот терзались вопросами: «Во имя чего была эта война? Зачем убивали людей? Как дальше жить?» Эти простые, гневные и «проклятые» вопросы неотступно стучались в сердца миллионов людей. Адвокаты империализма в школах и университетах, с амвонов церквей и парламентских трибун, в прессе, кино и по радио, на конгрессах II Интернационала и устами римского папы Пия XI - каждый по-своему - находили оправдание кошмарной всемирной бойне (1914 - 1918 годов, скрывая истинную правду от народов.

И даже участники этой войны, позже ставшие талантливыми писателями, - Ремарк, Олдингтон и Хемингуэй (чьи знаменитые романы «На западном фронте без перемен» (Берлин), «Смерть героя» (Лондон), «Прощай, оружие!» (Нью-Йорк) появились соответственно в январе, мае и сентябре 1929 года),- даже эти честнейшие люди не смогли ответить своим однополчанам-калекам, вдовам и сиротам войны на эти вопросы эпохи.

Выдающиеся писатели Ремарк, Олдингтон и Хемингуэй, предав проклятию ужасы мировой бойни в своих романах о «потерянном поколении», к сожалению, не открыли человечеству всей правды о войне.

Для того чтобы сказать о ней всю правду, нужны были новые писатели, чье мировоззрение и творческий метод отвечали бы требованиям самой передовой мысли эпохи и чье мастерство в изображении обыденной жизни, страстей и смерти, в показе трагического и комического способно было бы на открытия в художественном видении и воплощении действительности.

И такой писатель нашелся, хотя он и не был в окопах мировой войны... Он пришел в мир с красного Дона, из Советской России! В своем романе «Тихий Дон», который появился в переводе на немецкий язык в Берлине в октябре 1929 года, Шолохов сказал не только всю правду об империалистической войне, но и ответил всем ищущим и страждущим на важнейшие вопросы жизни.

Коммунисты Германии, и в частности редакция магдебургской газеты «Трибюне», нашли этот ответ в «Тихом Доне» в словах солдата-большевика Гаранжи, который все это просто и мудро объяснял Григорию Мелехову в госпитале: «Трэба, не лякаясь, повернуть винтовки! Трэба в того загнать пулю, кто посылае людей у пэкло... Власть трэба, як грязные портки, скинуть. Трэба с панив овчину драть, трэба им губы рвать, бо гарно воны народ помордувалы...». ¹⁴

В Германии 1929 года эти слова звучали особенно волнующе и остро. Ведь там не покарали никого из зачинщиков и организаторов войны. Более того, одному из них - кайзеру Вильгельму II - дали возможность сбежать в Голландию, других - вроде фельдмаршалов Гинденбурга и Людендорфа - возвели в национальные герои, а третьи - стальные и пушечные короли Крупп, Тиссен, банкир Шахт, командующий рейхсвером Сект вместе с социал-демократом канцлером Мюллером - восстанавливали армию, строили «карманные» линкоры, распевали кайзеровский гимн «Германия превыше всего!» и уже пестовали гитлеровские штурмовые отряды.

В условиях ожесточенной классовой борьбы, в обстановке постоянных цензурных изъятий и запретов редакция «Трибюне» в 1929 году проявила революционную прозорливость и мужественно сказала о романе Шолохова следующее:

«Роман «Тихий Дон», который так захватывающе повествует о раскрепощении русского крестьянства, становится учебником для трудящихся города и деревни в округе Магдебург-Ангальт роман учит, как они должны будут однажды поступить со своими угнетателями, которые в течение столетий переплавляют их пот и кровь в золото!»¹⁵

Вот оно, самое заветное, что коммунистическая газета «Трибюне» нашла в «Тихом Доне» для своих читателей, самое главное, чего пролетарии, трудящиеся крестьяне и бывшие солдаты мировой войны не обнаружили в прославленных романах о «потерянном поколении», - оружие борьбы за свое освобождение.

И в этом сущность интернационального звучания и один из важнейших аспектов всемирного значения «Тихого Дона». С первых дней вступления «Тихого Дона» на немецкую землю он был для коммунистов и передовых пролетариев «руководством к действию».

Участник первомайских боев (1929) на баррикадах Берлина, политэмигрант и переводчик «Поднятой целины» Леон Мареш писал в мае |1935 года: «Перейдя в подполье, я прочитал на русском языке первую и вторую книги «Тихого Дона» и понял, что революция делается не по заказу... Что революционной ситуации в Германии нет! А ведь многие, в том числе и я, хотели ее поскорее создать... Глубокая и мудрая книга Шолохова ответила мне на множество запутанных вопросов»¹⁶.

IV

Редакция «Роте фане», опубликовав в 1928 году интервью А. В. Луначарского, вновь писала о Шолохове в октябре 1930 года, когда коммунистическое издательство «Литератур унд политик» выпустило в продажу вторую книгу «Тихого Дона» (с подзаголовком «Война и революция») в Берлине и Вене.

«Роте фане», наряду с областными коммунистическими газетами «Зэксише арбайтер цайтунг» (Лейпциг), «Арбайтерштим-ме» (Дрезден), «Фольксвахт» (Мекленбург), откликнулась на это литературное событие статьями и письмами рабкоров. Так, в номере от 19 октября 1930 года под крупным аншлагом «Мы никогда не забудем» была напечатана XXVIII глава из второй книги «Тихого Дона» - о злодействе офицера Спиридонова, коварно обманувшего своего однополчанина, вожака красных Федора Подтелкова.

Рассказывая в своей аннотации о борьбе и гибели отряда Подтелкова, редакция «Роте фане» предостерегала немецких пролетариев от ошибок. Напомнив слова Подтелкова: «Какие могут быть разговоры с контрреволюционерами?! Мы с ними боремся!» - газета внушала читателям: «...в вооруженной, как и в политической борьбе не может быть никакого примирения с врагом»¹⁷.

30 ноября 1930 года «Роте фане» отдала целую страницу под XXX главу пятой части «Тихого Дона» - о казни отряда Подтелкова. В аншлаг полосы были поставлены слова, взятые из уст палачей: «Расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!»¹⁸ Тяжелая, черная строка эта и рисунок с изображением виселицы напоминали пролетариям Германии об убийстве Карла Либ-кнехта и Розы Люксембург, о расстрелах моряков в Киле, о подавлении Гамбургского восстания 1923 года...

Отмечая высокие художественные достоинства «Тихого Дона», редакция «Роте фане» в своих рецензиях подчеркивала и политические аспекты романа, на опыте России учила массы большевизму. Вопрос о борьбе за рабочие массы, за власть в Германии в те годы был самым жгучим. Соотношение сил на выборах летом 1930 года было таково: за Компартию голосовало 4,6 миллиона избирателей, за социал-демократов - 8,6 миллиона и за фашистов - 6,4 миллиона. Единство действий коммунистов и социал-демократов могло бы раздавить фашизм. В этих условиях пропаганда революционного опыта русских большевиков приобретала первостепенную важность.

Вот почему, по словам доцента Эрфуртского пединститута Хорста Флиге на шолоховском симпозиуме в Лейпциге, «немецкие коммунисты придавали очень большое значение «Тихому Дону»... И коммунистическая «Тюрингер фольксблатт» (Эрфурт) 4 октября 1930 года, называя Шолохова «выдающимся поэтом Советского Союза», призывала каждого революционного рабочего «прочесть это поучительное и очень увлекательное произведение»¹⁹.

25 октября 1930 года в «Роте фане» была опубликована большая статья неизвестного «Рабочего корреспондента», который писал: «С возрастающим интересом, а в конце с лихорадочным волнением, я прочел второй том русского романа «Тихий Дон»... Насколько сложнее, однако, этот своеобразный народ, чем я его представлял себе раньше. Этим я не хочу сказать, что он мне стал чуждым. Нет! Он стал для меня более близким и гуманным... Шолохов с большим мастерством сделал понятной эту ожесточенную борьбу за казаков... И автор в захватывающих картинах показывает, как казаки принимают решения, как они колеблются, как одна-единственная ошибка на той или другой стороне может иметь решающее значение для дальнейшего развития сражения и для исхода борьбы за власть»²⁰.

Со страниц «Роте фане» роман «Тихий Дон» призывал к бдительности, учил немецких коммунистов распознавать коварство врага, напоминал о великих жертвах и показывал, как должны поступать революционеры в сложных условиях, чтобы избежать роковых ошибок. Эта рецензия «Роте фане» была перепечатана, пожалуй, всеми окружными газетами Компартии. Некоторые из них сопроводили рецензию своими примечаниями. Так, например, «Гамбургер фольксцайтунг» 1 ноября 1930 года писала: «Нашим товарищам следует прочитать эту книгу - «Тихий Дон» Шолохова. Они из нее могут узнать многое о работе большевиков на войне и многому научиться... Эту книгу надо рекомендовать всем пролетариям!»²¹.

Среди рецензентов коммунистической прессы в Германии находились и такие, кто неправильно понимал творческую позицию Шолохова в «Тихом Доне» и многое в его романе трактовал ошибочно.

Так, один из сотрудников издательства «Литератур унд политик» (Вена), Иоганн Вертгейм, в большой статье, помещенной в «Интерпрекор»²², высказал ряд верных мыслей о «Тихом Доне», но все-таки не понял всей глубины и сложности творческого замысла Шолохова.

По мнению Вертгейма, большевик Бунчук (разъясняющий офицерам неизбежность превращения империалистической войны в гражданскую) всего лишь «доктринер», «плакатно пропагандирующий ленинские всемирно-исторические предсказания», а Григорий Мелехов, «отвернувшийся от расстрела контрреволюционеров» (Чернецова и др), «так же потрясенно, как и от казни своих бывших соратников» (Подтелкова и др.), являет собой пример «объективности, которая в конце концов не является объективностью, так как происходит вследствие идеологического сдвига». Приписывая Шолохову «отсутствие ненависти к тем, кто находится по ту сторону баррикад» (к белым), Вертгейм заявил, что в «Тихом Доне» «очевиден пацифистский оттенок»²³. И далее, демонстрируя свое непонимание партийности творческой позиции писателя-коммуниста, обвинял Шолохова в том, что-де «взгляды и поступки (белых) должны бы захватить читателя так же, как и подвиги казацких революционеров и слабости колеблющихся»²⁴, и, мол, очень жаль, что этого нет в «Тихом Доне».

Заметим здесь, что литературовед ГДР Хорст Флиге на Лейпцигском симпозиуме по этому поводу сказал очень верно: «Интерпрекор», хотя и рекомендовал роман «Тихий Дон» в статье И. Вертгейма, называя его литературным памятником казачеству, который написан для всех, все же оказался не в состоянии по-настоящему раскрыть читателю глубоко человеческую, большевистскую партийность автора романа»²⁵.

V

Буржуазные критики в большинстве своих рецензий (не признавая, отвергая или даже фальсифицируя идейную сущность «Тихого Дона» и позицию автора) все же отмечали самобытность и величие таланта Шолохова. Вот один из откликов, взятый штутгартским журналом «Ди литератур» (декабрь, 1930), из газеты «Бадишер беобахтер».

«Из множества книг о войне, - писал доктор-профессор О. Фербер, - у нас до сих пор отсутствовало выдающееся русское произведение. Но вот наконец эта русская книга о войне, которая позволяет увидеть русский народ в тучах дыма на фронте и в тылу, чего не найдешь в других произведениях. «Тихий Дон» Шолохова - это событие не только на литературном фронте. Это одновременно признание и открытие народа... И тот факт, что тираж «Тихого Дона» превысил тираж Ремарка («На Западном фронте без перемен»), заставляет нас, из ущелий дряхлой Европы, обратить свои взоры на народные массы Востока!»²⁶

Нам не удалось разыскать газету «Бадишер беобахтер» со статьей О. Фербера, но и этот отрывок из нее весьма красноречив.

В 1930 - 1931 годах буржуазные газеты при всей враждебности к русской революции и советской литературе в своих рецензиях на «Тихий Дон» вынуждены были признать и высоко оценить силу реализма Шолохова. Берлинская газета «Фосси-ше цайтунг», как свидетельствует авторитетное датское издательство «Гюльдендаль», писала, что «по мастерству изображения характеров и эпохи Шолохов перевесит десяток лучших немецких писателей»²⁷. «Франкфуртер цайтунг» 25 января 1931 года в литературном приложении (в большой рецензии), назвав Шолохова «одним из талантливейших писателей новой России», отмечала три важнейшие особенности его эпоса: «чувство времени, народа и революции»²⁸. «Берлинер тагеблатт», предвзято освещая русскую революцию как «бурю войны против всех», все же отмечала, что «художественная ценность пропаганды идей революции у Шолохова необычайно велика» и что «о русском народе и его судьбах «Тихий Дон» сообщает нам больше, чем многие ученые трактаты»²⁹.

Католический журнал «Граль», в известной мере извращая идею романа, отдавая должное его эпической силе, находил, что «Тихий Дон» является «классическим произведением этого жанра и равный ему появится не скоро»³⁰. А известный буржуазный критик Андреас Цейтлер, прочитав «Тихий Дон», признался: «Мы оказываемся потрясенными эпической манерой автора, сосредоточенностью его мысли, его культурой, суровостью и непоколебимостью». Сравнивая советского автора с молодым поколением писателей Запада, этот критик пишет: «По зрелости мысли Шолохов оставляет их далеко позади себя... у него абсолютно отсутствует литературщина, надуманность, нервозность, кои так присущи всем без исключения молодым писателям Запада... Его чудесный «Тихий Дон» неотвратимо течет к морю. Это неслыханно величественное течение было бы в Западной Европе только искусством. Но в России (у Шолохова) оно и идея!»³¹

Социал-демократические газеты довольно долго и упорно замалчивали роман. И только осенью 1930 года, в связи с появлением в продаже второй книги «Тихого Дона», газета «Форвертс» (центральный орган немецких социал-демократов) выступила со статьей о романе.

Известно, что в «Тихом Доне» для исторически достоверного изображения развития революции и борьбы с контрреволюцией в России использованы высказывания Ленина, воззвания большевистской партии, а также документы Временного правительства, царских генералов. Шолохов привлек и некоторые документы из белогвардейских мемуаров, изданных в Берлине. Между тем автор статьи в «Форвертс», скрывшийся под инициалами М. Ц., занимается измышлениями о каких-то «документальных подтасовках» в романе. Пользуясь затасканным рефреном Карла Каутского о непознаваемости событий 1917 года в России и бесполезности ее опыта для рабочего класса Европы, редакция газеты «Форвертс» заносчиво писала: «Тихий Дон», который в России имеет свое значение, так как изображает поведение и образ мышления русского народа, нам (немцам) ни о чем не говорит, ибо эта книга повторяет лишь в частном случае то, что мы уже давно знаем в целом. Нити, которые приводят в движение эту машину революции, нигде не обнаруживаются, а исторические личности, появляясь, остаются шаблонными...»³²

Редакция «Роте фане» ответила на этот выпад социал-демократов большой статьей «Война и революция». Критикуя писателей Европы, которые не сумели вскрыть сущность исторического поворота в сознании солдат, прошедших через окопы мировой войны, газета отмечала, что Шолохов оказался на голову выше многих литераторов, так как изобразил войну с классовых пролетарских позиций.

«...Именно этот, почти незаметный, поворот в сознании солдат, читаем мы в «Роте фане», - рождение новых мыслей, появление новых, еще ранее никогда не существовавших взглядов у уставших от войны солдат царской армии и отличают второй том «Тихого Дона» Шолохова от всех других романов о войне и революции... Казаки Шолохова - «железная гвардия» царизма (которая поднимала сабли и нагайку против любого восстания) - отказываются выступать против петроградских рабочих. И здесь Шолохов показал также классовое отмежевание казаков от офицеров, ярко изображая, как эти, владеющие землей, крестьяне еще долго колеблются между революцией и контрреволюцией. Одни казаки уже присоединяются в Петрограде или на фронте к красногвардейским отрядам, когда-то «презренных» русских рабочих и солдат, а другие - возвращаются на тихий Дон. Но Дон уже больше не тихий!.. И заслугой Шолохова является то, что читатель романа невольно становится на сторону революции»³³.

Осенью 1930 года И. Сталин передал Михаилу Шолохову приглашение А. М. Горького приехать к нему, в Сорренто.

В первых числах декабря 1930 года Шолохов в сопровождении писателей Артема Веселого и Василия Кудашева отправился в далекий путь, который лежал через Германию. В соответствии с договоренностью компетентных органов СССР и Италии Шолохов и его друзья должны были получить визы на проезд к Горькому у итальянского генконсула в Германии. Однако правительство Италии почему-то затеяло волокиту с выдачей виз, и Шолохов с друзьями надолго застрял в Берлине.

Таким образом, Шолохов оказался в Германии случайно. Поэтому там и не планировались его встречи с писателями и общественностью. Тем не менее, как сообщала либеральная «оДи вельт ам абенд», в Фестзале Гаверланда Шолохов выступил с краткой речью «Об организации пролетарского книжного дела в России», в которой подчеркнул, что «многие советские писатели создали значительные произведения» и что «натиск молодых талантов из рабочей среды никогда еще не был так могуч, как в наше время»³⁴.

А коммунистическая «Роте фане» 16 декабря 1930 года напечатала довольно большое интервью с Шолоховым, в котором, в частности, сообщалось:

«...Мы задаем вопросы молодому скромному автору двухтомного романа «Тихий Дон», который стал удивительно быстро известен нашим читателям: «Над чем вы сейчас работаете, тов. Шолохов?» С помощью переводчика мы узнаем, что он заканчивает третий том «Тихого Дона». Содержание этой книги - кровавые битвы белых и красных армий в Донской области. Роман будет завершен победой красных в гражданской войне и началом мирного строительства социализма. Шолохов думает окончить это произведение к весне, чтобы затем сразу же взяться за новое произведение о современности... «Как относятся ваши донские казаки к коллективизации?» - «Буржуазия за рубежом поражена тем, - ответил Шолохов, - какие сравнительно незначительные трудности встречаются нам в перевоспитании мелких и средних крестьян-казаков в духе коллективизма. Удивляются тому, как мало подвергся подкупу этот народ (в течение столетий имевший привилегии от царизма) и как крепко люди сохранили в себе примитивное сознание силы коллектива. Нам, настоящим ленинцам, надо поработать над тем, чтобы все воссоединить и военное сословие превратить в социалистическое». - «Как критикуют рабочие вас и ваши произведения?» Лицо Шолохова осветилось. Только один профсоюз металлистов Ленинграда передал писателю свыше 1000 писем от рабочих, крестьян и красноармейцев. А что это были за письма! Некоторые рецензии профессиональных критиков - пустышки по сравнению с беспощадными пролетарскими обсуждениями романа. К такому опыту приобщились в настоящее время все бойцы литературного фронта в Советском Союзе. «И это, - так закончил тов. Шолохов, - является безошибочным признаком того, как большевики сумели могуче и широко поднять культурный уровень масс великой России и особенно донских казаков, находившихся веками в глубочайшем невежестве»³⁵.

Надо сказать, что Шолохов так и не попал в Сорренто, к Горькому. Задержка в получении визы (как сообщило нам и о торико-дипломатическое управление МИДа СССР) «вызвала обмен нотами между Наркоминделом СССР и посольством Италии в Москве и между полпредством СССР в Италии и МИДом Италии, в результате чего только 29 декабря 1930 года Министерство иностранных дел Италии сообщило, что оно дало своему генконсулу в Берлине телеграфные указания о выдаче виз на въезд в Италию Михаилу Шолохову, Артему Веселому и Василию Кудашеву»³⁶. Но римский телеграф опоздал.

Шолохов в это время уже вернулся из Берлина в Вешенскую. Дон, да и вся страна наша были охвачены великим созидательным порывом - строительством колхозов, и Шолохов приступил к работе над новым романом («Поднятая целина»), о чем впервые и заявил со страниц «Роте фане».

VI

28 февраля 1933 года, сразу же после поджога фашистами рейхстага, президент Гинденбург и канцлер Гитлер опубликовали закон «Об охране немецкой расы», который запрещал деятельность компартии и примыкающих к ней организаций. В VI разделе «Приложений» к этому «Закону» было объявлено, что в нацистской Германии «подлежат запрещению и сожжению книги знаменитых русских авторов - Владимира Ильича Ленина, Максима Горького, Михаила Шолохова, Алексея Толстого...» ³⁷.

Как известно, 10 мая 1933 года в Берлине, на Гроссопер-платц, фашисты произвели грандиозное сожжение произведений Маркса и Ленина, Вольтера и Горького, Гейне и Драйзера, Шолохова и Роллана, Нексе, Лорки и многих других. Затем подобные книгосожжения были устроены по всем городам и деревням Германии. И всюду фашисты прежде всего изымали и уничтожали книги советских авторов. Но эти устрашающие приказы, террор и фашистские аутодафе были тщетны. Яркое тому подтверждение - издание «Поднятой целины» в Осло и Цюрихе (в переводе на немецкий язык) в 1933 году.

В очерке «Шолохов и «Роте фане», напечатанном в журнале «Подъем»³⁸, и в письме-обращении к антифашистам Германии в газете «Нойес Дойчланд»³⁹ я уже писал о том, что история издания «Поднятой целины» на немецком языке в 1933 году во многом загадочна, а судьбы ее переводчиков - неизвестны. В журнале «Подъем» я цитировал большое письмо венгерского политэмигранта Л. Сюча к бывшему рабочему Ростсельмаша, немецкому коммунисту Л. Марешу, которое и поныне представляет интерес.

«...Твои переводы глав из «Поднятой целины» в «Роте фане» не появились, - писал Л. Сюч в июле 1933 года. - Видимо, полиция перехватила их раньше и уничтожила (здание редакции «Роте фане» фашисты в феврале 1933 года передали берлинской полиции). Все сотрудники «Роте фане» брошены в тюрьмы как опаснейшие красные! А борьба все еще продолжается. На юге Германии, говорят, тайно выпущен листовкой «Буревестник» М. Горького, и кое-куда стала проникать в красном переплете «Поднятая целина» Шолохова на немецком! Это почти невероятно, но факт величайшей важности!!! Тебе, как переводчику «Поднятой целины», это надо знать... Из прессы известно, что 10 мая в Берлине на Гроссоперплатц (перед оперой и университетом) состоялось варварское сожжение книг. Говорят, что там Геббельс бросил в костер книги Маркса, Ленина, Горького и корректуру «Поднятой целины» Шолохова... По всей Германии чадят костры. «Сжечь! Сжечь! Сжечь!»,- кричат гориллы фашизма. А тем временем «Буревестник» М. Горького и «Поднятая целина» М. Шолохова, подобно волшебной птице Феникс, встав из пепла, уже вступили в битву против фашизма - чумы XX века»⁴⁰.

В этом письме Л. Сюч высказал предположение, что коммунистическое издательство «Литератур унд политик» готовило в то время к печати «Поднятую целину» в переводе Г. Штёс-слера и Б. Кроткова и что это было первое и единственное издание этого романа на немецком языке в 1933 году.

В действительности же, как позже выяснилось, первое издание «Поднятой целины» на немецком в 1933 году вышло в свет в столице Норвегии - Осло. Этот перевод был подготовлен к печати литератором-переводчиком Эдуардом Шиманном в конце 1932 года (кстати, ему принадлежат переводы «Железного потока» Серафимовича, «Падения Дайра» Малышкина, «Партизанских повестей» Иванова и еще двадцати книг советских авторов). Перевод «Поднятой целины» был завершен Эд. Шиманном еще осенью 1932 года и отредактирован писателем Гервартом Вальденом⁴¹. Однако в связи с фашистским переворотом в Германии текст перевода в начале 1933 года оказался в Цюрихе, в новом немецком издательстве «Ринг», которое было организовано выехавшими из Германии антифашистами - сотрудниками книжных издательств «Малик-Ферлаг» и «Литератур унд политик» (где прежде печатался «Тихий дон»).

Издательство «Ринг», не имея своей полиграфической базы в Швейцарии, установило контакты с норвежскими коммунистами, которые и выпустили в Осло «Поднятую целину» в красном переплете. На титульной странице этой книги внизу оттиснуты алое знамя и круг - эмблема издательства Компартии Германии «Литератур унд политик». А на контртитуле указано, что это «первый авторизованный перевод с русского Шиманна (под редакцией Герварта Вальдена)»⁴². В мае 1933 года это издание «Поднятой целины» нелегально проникло в фашистскую Германию.

Другое издание этого романа вышло летом 1933 года (а затем и в 1934 г.) в переводе Бориса Кроткова и Георга Штёсслера в издательстве «Бюхергильде Гутенберг» в Цюрихе⁴³. Мы получили письмо из редакции «Нойес Дойчланд», в котором Юлиус Дейтч (из Вены) сообщил, что переводчик «Поднятой целины» - Борис Львович Кротков - жив и является профессором Венского университета. Вскоре Б. Кротков прислал мне свой перевод «Поднятой целины» (издание 1945г.) и сообщил, что его соавтор по переводу Георг Штёсслер, преследуемый фашистами, в 1933 году выехал во Францию, сражался в рядах Сопротивления и умер после войны. В своем письме Б. Кротков скромно писал о себе: «На немецкий язык я перевел 15 книг русских авторов и в Вене издал 7 учебников русского языка, которые содействуют взаимопониманию и культурному сближению народов - то есть делу мира»⁴⁴.

В России над переводом «Поднятой целины» в 1932 году успешно трудился рабкор «Роте фане», упомянутый выше политэмигрант Леон Мареш (слесарь-лекальщик завода Ростсельмаш). Я не раз был свидетелем того, как Мареш читал свои переводы в клубе иностранных рабочих. Мне известно, что в конце 1932 года он отправил их в Берлин, в редакцию «Роте фане», но, очевидно, в связи с фашистским переворотом в коммунистическую редакцию они не попали. Позже, в 1934 году, Мареш издал в Ростове на немецком языке эти главы двумя брошюрами - «Неудачник Щукарь» и «Прорыв в бригаде»⁴⁵. Сам факт, что эти переводы сделал рабкор «Роте фане», политэмигрант, рабочий Ростсельмаша,- в высшей степени знаменателен!

VII

Длительное время у меня не было ни одного экземпляра первых изданий «Тихого Дона» и «Поднятой целины» на немецком. Наши попытки найти эти книги у букинистов Берлина оказались безуспешными.

Но строки из письма Вальтера Ульбрихта: «многие немецкие рабочие, антифашисты, социал-демократы и граждане христианских убеждений сохранили втайне многочисленные экземпляры книг Шолохова, которые читали и в период фашизма»⁴⁶,- побудили меня обратиться с письмом к немецким антифашистам через газету «Нойес Дойчланд»⁴⁷.

Ветераны Компартии и антифашисты немедленно и очень дружно откликнулись, прислав в редакцию десятки писем, которые частично были опубликованы в «Нойес Дойчланд» 9 августа и 30 сентября 1966 года. Вскоре газета переслала нам книги «Тихий Дон» (1929 - 1930), предложенные Гертрудой и Паулем Дрезе (Мерзебург), Геленой Вайс (Баутцен), Карлом Фрауэнштейном (Дрезден), Гансом Дреманом (Лейпциг), Эр-вином Вайсом (Берлин), Вилли Линке (Берлин), В. Зутером-Бианки (Цюрих). А коммунисты Змми и Бруно Якоби прислали две книги «Тихого Дона», которые принадлежали Гансу Копии, подпольщику, радисту знаменитой «Красной капеллы» - антифашистской организации Шульце-Бойзена - Харнака (Берлин)⁴⁸.

Антифашисты через редакцию «Нойес Дойчланд» прислали также экземпляры самых первых изданий «Поднятой целины» на немецком языке. В частности, Трупке нашел книгу в переводе Эд. Шиманна, изданную в Осло в 1933 году.

«Для Ростовского музея краеведения, - писал нам завотделом писем газеты «Нойес Дойчланд» доктор Клаус Хепке,- этот экземпляр «Поднятой целины» (подарок Трупке) представляет особый интерес еще и потому, что в этой книге на титульной и последней страницах стоит русский штамп: «Центральная библиотека г. Ростова-на-Дону. Инв. № 2759». Будучи издана немецкими коммунистами в г. Осло в 1933 году, эта книга затем попала в Ростов. Ураган войны, неведомо как, занес ее с Дона в Дрезден. Трупке нашел ее на одном из военных заводов. И вот через десятилетия этот уникальный экземпляр «Поднятой целины» возвращается в город, которому он и принадлежал...»⁴⁹

Письма эти - волнующие документы истории. Они свидетельствуют о том, что Шолохов не только поведал миру правду о русской революции, но и многое сделал своими романами для укрепления интернациональных связей пролетариата, воспитания мужества и стойкости у подпольщиков.

Выше была отмечена официальная точка зрения социал-демократической газеты «Форвертс», редакция которой всегда стояла на позициях антисоветизма. Однако многие рядовые социал-демократы в те годы по-иному относились к Советской России. Они с интересом встретили и роман Шолохова. Вопре^ ки директивам своих лидеров и газете «Форвертс» социал-демократы заходили в «красные» магазины, покупали советские книги, читали их и сумели сберечь в мрачные годы фашистской диктатуры.

Вот отрывки из некоторых писем, поступивших от бывших социал-демократов в августе 1966 года в редакцию «Нойее Дойчланд» и пересланных мне в Ростов-на-Дону.

«...Мой отец - левый социал-демократ, - пишет Фрона Бауэр из Берлина в письме от 31 июля 1966 года.- Еще в 1930 году он купил «Тихий Дон» и зачитывался этой прекрасной книгой. В годы фашизма мы знали, что отец бережно хранил большевистский пламенный роман, и гордились этим. Сейчас наш отец - член СЕПГ (Социалистической единой партии Германии), директор института усовершенствования учителей. Мы сберегли книгу «Тихий Дон» и готовы подарить ее вам»⁵⁰.

Из Дрездена мне писали следующее:

«В ответ на письмо-обращение из Ростова-на-Дону сообщаем. Мы были социал-демократами и долго не знали, что такое «Тихий Дон». Но в 1934 году антифашист по имени Скала передал нам на сохранение много запретных книг. Среди них мы обнаружили два тома «Тихого Дона» М. Шолохова, изданных в Берлине коммунистами в 1929 - 1930 годах. «Тихий Дон» открыл перед нами не только родину Шолохова, героических людей революции, но и посвятил нас в существо политической борьбы в России, о которой мы, индустриальные рабочие Германии, мы, социал-демократы, не имели понятия. Сильнейшее впечатление произвел на нас «Тихий Дон» глубокой правдой изображения революции в России. Мы были потрясены мужеством коммунистов, которые боролись против белогвардейщины. «Тихий Дон» утвердил нашу классовую точку зрения духовной' солидарности с «красными», хотя мы, социал-демократы, и не вели тогда организованной борьбы против фашистского режима. После разгрома фашизма в 11945 году мы вступили в ряды Компартии Германии. Книги «Тихий Дон», принадлежавшие антифашисту Скала, пропавшему без вести, мы сохранили и можем подарить их вам.

Август 1966

Хельмут Петч, Леа Петч»⁵¹

В письме из г. Гюзена сообщалось: «Дорогие товарищи! «Тихий Дон» я купил в юности. Я прочел много книг советских авторов, но эта книга была самая памятная.

«Тихий Дон» дал мне возможность составить яркое представление о мощи и значении русской революции, о сущности классовой борьбы и путях к победе, которые указал бессмертный Ленин. И тогда, в 1930 году, я перешел в Компартию... Ныне я член СЕПГ, работаю в цементной промышленности, строю социализм в Германии. Я готов подарить вам сохраненный томик «Тихого Дона».

1.VIII.1966 г.

Герман Бах»⁵²

Томики «Тихого Дона», с обложками и без обложек, зачитанные и обветшалые... Книги, тринадцать лет сражавшиеся в подполье против фашизма.

Комментарии к главе

¹ (Die Rote Fahne, 1928, 1.11.)

² (Красная панорама, 1929, № 1.)

³ (Scholochow M. Der stille Don. Roman. Von Frieden zum Krieg. Autorisierte Ubersetzung aus dem Russischen von Olga Halpern. Wien - Berlin, Verlag, fur Literatur und Politik, 1929, 482 S. Аннотация на суперобложке книги.)

⁴ (Правда, 1929, 4 мая.)

⁵ (Die Rote Fahne, 26.5.1929.)

⁶ (Правда, 1929, 8 мая.)

⁷ (Walter Ulbricht. Der Vorsitzende des Staatsrates der DDR. Den 30.4.1963. Berlin. Письмо автору.)

⁸ (Benami Sandor. 10.5.1965. Budapest. Письмо автору.)

⁹ (В мире книг, 1966, № 9.)

¹⁰ (Die Linkskurve, Nr. 3, 1929, S. 16.)

¹¹ (Die Linkskurve, Nr. 3, 1929, S. 34.)

¹² (Gedenkbuch: Michail Scholochow. WerK und Wirkung. Leipzig, Karl-Marx-Universitat, 1966, S. 240.)

¹³ (Institut fur Marxismus-Leninismus beim Zcntralkomitee der SED, 28.12.1964. Berlin. Fliege H. 25.4.1969. Jena. Письмо автору.)

¹⁴ (Tribune (Magdeburg - Anhalt), 1929, 5.11. Цит. по русскому оригиналу: Шолохов М. Собр. соч. т. 2. Тихий Дон, кн. 1-я. М.: ГИХЛ, 1956, с. 391.)

¹⁵ (Tribune 1929, 5.11.)

¹⁶ (Мареш Л. Заметки из стенгазеты «Коминтерновец» (клуб иностранных рабочих завода Ростсельмаш), 1935, май. Хранится в Ростовском областном музее краеведения (РОМК). Шолоховский фонд, ф. 2, оп. 10, ед. хр. 40/3.)

¹⁷ (Die Rote Fahne, 1929, 19.10.)

¹⁸ (Die Rote Fahne, 1930, 30.11.)

¹⁹ (Fliege H. Zur Scholochow-Rezeption in der Weimarer Republik. In: Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 240.)

²⁰ (Die Rote Fahne, 1930, 25.10.)

²¹ (Hamburger Volkszeitung, 1930, 1.11.)

²² (Von Johannes Wertheim (Wien). Scholochow: Der stille Don. In: Internationale Rresse-Korrespondenz, Nr. 18, 1931, S. 487.)

²³ (Там же, с. 487.)

²⁴ (Там же.)

²⁵ (Fliege H. Zur Scholochow-Rezeption in der Weimarer Republik. In: Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 247.)

²⁶ (Die Literatur. Monatsschrift fur Literaturfreunde. Stuttgart, Dezember 1930 H. 3. Листовка-реклама на «Тихий Дон» М Шолохова)

²⁷ (Sjolohoff M. Stiller flyder Don. Tredie del Kobenhavn, Gyldendal, MCMXXXIV, 1934. Из рекламы на книге.)

²⁸ (Framcfurter Zeitung, Nr. 64-^66, 1931; Literaturblatt Nr. 4, S. 5.)

²⁹ (Berliner Tageblalt, Nr. 530, 1930, 6. Bcibiatt (Literarische'Rundschau))

³⁰ (Der Gral, Nr. 5. (Februar), 1931, S. 471 f.)

³¹ (Das deutsche Buch, Nr. 7 - 8, 1931, S. 239.)

³² (Vorwarts (Berlin), 1930, 29.10.)

³³ (Die Rote Palme, 193, 8.11.)

³⁴ (Die Welt am Abend, 1930, 15.12.)

³⁵ (Die Rote Fahne, 1930, 16.12.)

³⁶ (Министерство иностранных дел СССР. Историко-дипломатлческое управление. 25.10.1965, № 1652. Ответ па запрос автора. )

³⁷ (Reichsgesetzblatt, I. Teil, ausg. zu Berlin, den 28.2.1933. Nr. 17.)

³⁸ (Подъем, 1966, № 4.)

³⁹ (Neues Deutschland, 1966, 31.7.)

⁴⁰ (Сюч Л. Письмо к члену 1\ПГ, рабкору «Роте фане» Л. Марешу. РОМК Шолоховский фонд, ф. 2, он. 10, ед. хр. 40/1)

⁴¹ (Enzyklopadie DDR, Bd. 8. Leipzig, 1964, S. 581.)

⁴² (Scholochow Michail. Neuland unterm Pflug. Einzige autorisierte Ubertragung aus dera Russischen von Eduard Schimann. Unter Redaktion von Herwart Walden. Umschlagcntwurf von Griffel. Russischer Titel: Поднятая целина Copyright 1933 by Ring -Verlag A. G. Zurich. Druck: Drickerei Agentur A/S Samtryk, Oslo.)

⁴³ (Scholochow Michail. Neuland unterm Pflug. Aus dem Russischen ubersetzt von Boris Krotkow uncl G. S. StopMer. Zurich - Wien - Prag. Buchergilde Gutenberg, 1933.)

⁴⁴ (Кротов Б. 29.10.1966. Вена. Письмо автору.)

⁴⁵ (Scholochow M. Der Pechvogel Schlschukarj. Ubersetzung anus dem Russischen von L. Maresch. Rostow a. D. Asow - Schwarzmeer - Gau-Verlag. 19Э4, 26 S. und Durchbruch in der Brigade, 24 S.)

⁴⁶ (Walter Ulbricht. Den 30:4.1963. Berlin. Письмо автору.)

⁴⁷ (Neues Deutschland, 1966, 31.7. )

⁴⁸ (Правда, 1969, 8 октября.)

⁴⁹ (Dr. Klaus Hopcke. Abt. Leserbriefe «Neues Deutschland», 8.9.1966. Berlin. Письмо автору.)

⁵⁰ (Frona - Bauer. 31.7.1966. Berlin - Karlsdorf. Письмо автору. РОМК, 1-2890/24)

⁵¹ (Helmut Perzsch, Lea Petzsch. 1.8; 1966. Dresden. Письмо автору РОМК, 1-2890/23.)

⁵² (Hermann Bach. 1.8.1966. Gusen, Krs. Gentin. Письмо автору. РОМК, 1-2890/22.)