ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИИ

I

После разгрома фашизма на книжном рынке Западной Германии неожиданно появился в продаже «Тихий Дон» на немецком языке (перевод О. Гальперн) в трех книгах. Его распространителем оказался, как это ни странно, заокеанский книгоиздатель X. Ф. Краус (Нью-Йорк, 1946)¹. У нас нет образца этого издания, и мы не знаем, каков его тираж, как издательство представило «Тихий Дон» читателям. Нам также неизвестны отклики прессы.

Вполне понятно, что в первые годы «холодной войны» книгоиздатели английской, американской и французской зон оккупации долго не решались его печатать. Но вскоре жизнь продиктовала свое. Осенью 1949 года фирма «Пауль Лист» в Мюнхене (по лицензии из ГДР) выпустила в свет первую и вторую книги «Тихого Дона» в том же переводе.

После Мюнхена первая и вторая книги романа были дополнительно изданы «Паулем Листом» в Штутгарте, Дармштадте и еще дважды во Франкфурте-на-Майне².

«Тихий Дон» вызвал у читателей огромный интерес. Читатели ожидали выпуск продолжения (ведь в ГДР «Тихий Дон» уже был издан полностью в 1947 - 1948 гг.!). Роман пользовался невиданно большим спросом, но тут в книгоиздательские дела «Пауля Листа» вмешались некие силы (о них речь впереди), которые и задержали публикацию третьей и четвертой книг романа до 1959 года.

В традиционных «Домашних сообщениях» о книжных новинках, рассылаемых подписчикам, издательство «Пауль Лист» о «Тихом Доне» писало: «Если мы во главе списка новинок ставим... русскую фамилию, то делаем это для того, чтобы не лишать немецких книголюбов возможности читать гуманное, выдающееся и признанное произведение с мировой славой. Михаил Шолохов считается самым великим русским писателем-романистом нового времени»³.

Какое же отношение было к этому изданию в западногерманской прессе?

Только в коммунистической прессе была дана глубокая и объективная оценка творчества М. Шолохова. Нам не удалось разыскать комплекты номеров газеты «Фрайес фольк» за 1949 год, единственной коммунистической газеты в Западной Германии, и мы не знаем, откликнулась ли она тогда на выход в свет «Тихого Дона». Но несколько позже, в мае 1950 года, «Фрайес фольк» напечатала большую статью «Поэт Дона», посвященную сорокапятилетию писателя.

В статье отмечалось, что в 20-е и 30-е годы в Европе появилось много произведений, которые по разному судили о первой мировой войне и революциях, происшедших в различных странах. Среди этих книг «Тихий Дон» Шолохова занял особое место, так как произвел всюду, куда он проник, необыкновенно глубокое впечатление. «Произошло это потому,- пишет газета «Фрайес фольк», - что в «Тихом Доне» изображены события русской революции - самой великой революции в истории человечества, и потому, что нигде мировая война и социальные проблемы, двигавшие человечество, не вызвали такого глубокого переворота, как в России, и потому, что в этом романе естественные силы народа, взбудораженные, как океан, нашли свое сильнейшее художественное воплощение».

Народность, по мнению коммунистической газеты, - одно из важнейших достоинств «Тихого Дона». Цитируя высказывание американского критика Малькольма Каули («у Шолохова изумительное знание и чувство народа»), редакция «Фрайес фольк» пишет, что «Тихий Дон» и «Поднятая целина» радуют и очаровывают читателя знанием жизни народа, его страданий и чаяний». Произведения Шолохова народны по своему духу, содержанию и форме. «Беспримерное, изумительное богатство изобразительных средств писателя,- утверждает «Фрайес фольк»,- яркие метафоры, образный искрящийся диалог, народная мудрость в пословицах, поговорках, здоровый юмор - все это глубоко раскрывает духовные силы героев-тружеников земли... У Шолохова трагические столкновения и сложнейшие человеческие переживания зачастую потрясают нас, как откровение жизни, а разоблачение социального зла всегда озарено светом больших надежд, которые несет революция»⁴.

Так был представлен Шолохов в самой прогрессивной газете Западной Германии.

Об отношении буржуазной прессы к творчеству Шолохова очень хорошо сказал Антон Хирше в докладе на шолоховском симпозиуме в Лейпциге весной 1965 года: «Длительное время после разгрома германского фашизма в Западной Германии произведения Шолохова как бы утаивались от читателей... В то же время «исследователи» Востока, реакционная пресса и непосредственно власти предпринимали все, чтобы советскую литературу в целом не допускать к читателям. Это была борьба, которая велась оружием замалчивания, клеветы и прямых запретов» ⁵.

Именно по этой причине в боннской прессе за 1949 год статьи о «Тихом Доне» не печатались. В те годы в ФРГ, чтобы выступить с одобрением «Тихого Дона», надо было обладать незаурядной смелостью.

Одной из первых со статьей о романе выступила редакция журнала «Вельт унд ворт». Ее автор Ф. Кноллер признает, что «Шолохов не стал жертвой упрощенчества», так как он «чувствует пульс жизни и знает о существовании нашей бренной участи на земле»⁶. Здесь критик, как видно, имеет в виду реалистическую основу романа, его гуманизм. Но в то же время он не оценивает того нового, что сказал Шолохов в 1928 году о первой мировой войне. Вместо этого Ф. Кноллер пытается выискивать в «Тихом Доне» всяческие недостатки, утверждая, что роману «не хватает стержня концентрированного действия». Критик сожалеет о том, что Шолохов отдал дань «современной болезни века (? - К. П.), выявляя героя-одиночку и подменяя личность коллективом и массой». Критик не увидел, что сила шолоховского таланта одинаково проявилась как в изображении масс, так и в каждой отдельной личности.

В том же, 1949 году в Бонне вышла в свет «История русской литературы» профессора-эмигранта Ф. Сечкарева, который писал, что «Тихий Дон» «хотя и начинается в романической форме, но в дальнейшем представляет собой хронику - сухое перечисление событий»⁷ и что в нем достойны внимания «только ©писания донского пейзажа». Позже на книжном рынке появляется книга «Развитие русской литературы при советском режиме». Ее автор, реакционный профессор Ф. Нейман, называя роман произведением нехудожественным, обвинял Шолохова в «беспощадном натурализме», пытался доказать, что «Тихий Дон» «заполнен только сообщениями фактов и диалогами, кои нельзя признать романом»⁸. В изданной в Мюнхене (1957) «Истории советской литературы» белоэмигрант Глеб Струве также всячески стремился умалить достоинства Шолохова, именуя его «хроникером войны и революции», который, мол, не овладел композицией романа, вследствие чего «Тихий Дон», «в строгом смысле, не имеет действия», «переоценен (захвален) критикой» и «не является классическим творением».

Не зная жизни Дона, не видя всей сложности и запутанности военно-политической обстановки на юге России в годы гражданской войны и не понимая трагедии главного героя романа - Григория Мелехова, труженика-правдоискателя, критик Струве акцентирует свое внимание лишь на изображении в «Тихом Доне» приверженцев белого лагеря, на негативных сторонах действий Григория, чтобы приписать Шолохову «двусмысленность конца романа» и то, что якобы он «сам в подсознании сожалеет о потере многого, устраненного революцией в традиционном образе жизни казаков, хотя он и одобряет коммунистическую революцию»⁹. И ярый антикоммунист В. Леттен-бауэр в своей «Истории русской литературы» (Висбаден, 1958), эпигонски следуя за Струве, также видит в образе Григория Мелехова лишь «дезертира от красных», в романе - «в качестве центрального мотива... прежде всего половую любовь», а з Шолохове - писателя, который «едва ли прибавил что-либо новое к наследию своих великих предшественников из XIX века» ¹⁰.

Как видим, эти профессора-реакционеры в своих исследованиях предвзято и извращенно трактуют идейный замысел и художественное воплощение «Тихого Дона». Будучи яростными антикоммунистами, они оказались не в состоянии понять и оценить всю силу, величие и новаторство классика советской и мировой литературы Шолохова - новаторство в стиле, методе и проблематике.

Профессор Гарри Юнгер (ГДР) на Лейпцигском симпозиуме (1965) в докладе «М. Шолохов и роман-эпопея социалистического реализма» дал всем им достойный ответ. Подчеркивая, что в «Тихом Доне» дано убедительное разъяснение вопроса о так называемом «третьем пути» и критикуя западногерманских исследователей, Гарри Юнгер говорил: «В предрассудках буржуазных литературоведов по отношению к роману-эпопее проявляется тот факт, что новаторство данного произведения не принимается, а измеряется устаревшими мерками абстрактных тезисов эстетики, согласно которым сущность литературы заключается в изображении только характера... Но именно такие произведения, как «Железный поток» А. Серафимовича или «Тихий Дон» М. Шолохова, показывают прямо, что действие романа может определяться и художественно ценным изображением коллектива». И там же Гарри Юнгер подчеркнул, что «роман-эпопея в XX веке развивается вполне закономерно», что «время больших движений масс и революций предъявило к литературе новые требования, необходимость создания больших обобщенных картин-полотен времени» и что большие полотна эпоса «потребовали точного определения характера эпохи, а также и тенденций развития, которые непременно предвещают закат капитализма и победу социализма. И буржуазный критик (будь он правдив и объективен!) установил бы - хочет он этого или не хочет - закономерную гибель своего собственного общества, если бы верно проанализировал роман-эпопею»¹¹. Но этого качества литературоведы ФРГ нигде не проявили и единодушно заняли позицию отрицания романа-эпопеи социалистического реализма и других советских произведений.

И тем не менее среди широких кругов читателей с годами интерес к ним и, в частности, к произведениям Шолохова, Леонова, Паустовского, Фадеева, Симонова - в целом к советскому искусству - не угасал, а разрастался. Читатели с нетерпением ожидали появления в продаже новинок советской литературы и последующих томов «Тихого Дона».

В начале 50-х годов в боннской прессе появились статьи критика Р. Карманна, а в 1956 году - Ю. Рюле, которые, называя «Тихий Дон» шедевром советской и мировой литературы, трактовали его с антикоммунистических позиций. В журнале «Нойес абендланд» Карманн интерпретировал шолоховский эпос как «трагедию о гибели донского казачества в революции», с восторгом писал о Листницких, называя их «патриотами, готовыми на любые жертвы», а участников банды Фомина именовал «мужественными партизанами», борцами за народную волю. Главная же забота Карманна сводилась к тому, чтобы приписать Шолохову некую двойственность мышления, оторвать его от советской земли, на которой он якобы «не может свободно дышать и развиваться»¹². А критик Юрген Рюле в проамериканском журнале «Монат» называл «Тихий Дон» «героической песней о русской Вандее»¹³, т. е. о русской контрреволюции. Однако этот вывод Рюле не имеет подтверждения в шолоховском тексте, противоречит замыслу писателя.

В «Тихом Доне» Шолохов действительно пропел героическую песнь, но не русской Вандее, а лучшим сынам революционного казачьего Дона - председателю Донской советской республики казаку станицы Усть-Хоперской Федору Подтелкову, его боевому соратнику казаку станицы Боковской Михаилу Кривошлыкову, председателю казачьего комитета при ВЦИКе казаку станицы Букановской Ивану Лагутину. Он создал образы представителей большевистской партии - Штокмана, Бунчука, Анны Погудко, Котлярова, Лихачева, Кошевого, красных трубачей, которые близ Вешенской, попав в лапы белогвардейцев, перед лицом смерти вдохновенно исполняют пролетарский гимн - «Интернационал». В своем великом эпосе Шолохов пропел героическую песнь тем, кто вместе со всем революционным народом Советской России под водительством партии Ленина беспощадно сражался против белогвардейщины, и тем, кто смертью храбрых пал в боях за революцию.

Что же касается Григория Мелехова и ему подобных казаков-тружеников, которые в водовороте сложившихся запутанных обстоятельств не нашли правильного пути в жизни и оказались в стане контрреволюции, то Шолохов с исчерпывающей ясностью дал оценку их горестному, трагическому и позорному отступлению с деникинцами, и еще раз продемонстрировал большевистскую партийность авторской позиции в этом вопросе. Всем памятна XXVIII глава седьмой части «Тихого Дона», в которой с эпической масштабностью изображена картина бегства разбитых Красной Армией белых. Тысячи обманутых и замордованных тружеников-казаков - пеших, конных, с обозами (среди них мы находим и больного тифом Григория Мелехова) - пробиваются по непролазной грязи кубанских дорог к морю, в Новороссийск. И вдруг в непроглядной темени над нескончаемым обозом отступающих сотни голосов подняли старинную казачью песню:

Ой, как на речке было, братцы, на Камышинке, На славных степях, на саратовских... Там жили, проживали казаки - люди вольные. Все донские, гребенские да яицкие...

В восприятии Григория Мелехова, потрясенного картиной позорного бегства, и горечью личных невозвратимых утрат, и праведнейшим упреком, звучащим в каждом слове, и незабвенным лейтмотивом,- в восприятии рыдающего Григория и отступающих казаков эта старинная песня вдруг зазвучала как запоздавшее откровение и беспощадное осуждение их участия в борьбе против революции.

«Над черной степью,- пишет Шолохов,- жила и властвовала одна старая, пережившая века песня. Она бесхитростными, простыми словами рассказывала о вольных казачьих предках, некогда бесстрашно громивших царские рати; ходивших по Дону и Волге на легких воровских стругах; грабивших орленые царские корабли; «щупавших» купцов, бояр и воевод, покорявших далекую Сибирь... И в угрюмом молчании слушали могучую песню потомки вольных казаков, позорно отступавшие, разбитые в бесславной войне против русского народа...»¹⁴

В этих строках, как и во всем «Тихом Доне», Шолохов подъел итог позорным, кровавым злодеяниям русской контрреволюции и интервентов, пытавшихся превратить казачество Дона, Кубани и Терека в русскую Вандею. При столь ясной авторской позиции в «Тихом Доне» как же можно писать, что Шолохов «пропел героическую песню русской Вандее»?

Шолохов в своей эпопее убедительно показал, что в борьбе двух миров - между красными и белыми - третьего пути, третьей идейной позиции нет и быть не может. Поэтому домыслы Рюле в той же статье, пытающегося найти «третий путь», так же, как его клеветнические утверждения, что в «Тихом Доне» якобы заложен «намек» на возможность «третьей революции»¹⁵, преследуют цели провокационные, не имеющие отношения к литературоведению.

И, конечно же, права была литературовед Гертруда Кноб-лох (ГДР), когда в 1964 году в своей крупной работе о Шолохове, развенчивая доводы Ю. Рюле, убедительно доказала, что «третий путь», как правило, «ведет прямо в лагерь империалистической реакции»¹⁶.

II

В середине 50-х годов между ГДР и ФРГ было заключено соглашение о книготорговле на равных условиях. Однако Бонн, как сообщала западногерманская газета «Дойче фольксцайтунг», лицемерно нарушал условия книгообмена. «В 1956 - 1957 годах Биржевое общество книготорговцев ФРГ продало своих книг и журналов в ГДР на 14 млн. марок, а закупило в ГДР книжной продукции только на 3,4 млн. марок», мотивируя свой отказ от выполнения договора тем, что якобы «ввоз книг из ГДР не вызывает интереса»¹⁷.

Западногерманский журналист Гейнц Брюдигам в статье (с символическим названием «Литература в смирительной рубашке») рассказал об истинном положении дел с распространением прогрессивной литературы на Западе.

«В различных землях ФРГ,- сообщал Г. Брюдигам,- в последнее время стали известны совершающиеся тайно и при закрытых дверях акции запрета и конфискации книг из ГДР. в Гамбурге и некоторых других городах были признаны антигосударственными и конфискованы ((привезенные из ГДР) книги «Испанская война» Людвига Ренна, «Далеко от Москвы» Ажаева, «Грач - птица весенняя» Мстиславского, документальная книга «Эсэсовцы в деле» и др. А Баварское министерство внутренних дел (Мюнхен) разослало книготорговцам особое предписание, которое гласит: «Проверка, произведенная совместно с компетентными инстанциями, показала, что следует рассматривать как антигосударственные закупленные вами в советской оккупационной зоне книги: «Поднятая целина» Шолохова, «Девятый вал» Эренбурга, «Коммунисты» Арагона, «Небесная команда» Вейскопфа, «Ложь» Отто, «Товарищи» Вей-нерта, «Тинко» Штриттматтера. Имеется также решение ведомственного суда в Ландсхуте от 10.1.1958 г. о конфискации книги «Эсэсовцы в деле», ввезенной из советской оккупационной зоны. Ссылаясь на предписания «StGB» и в особенности на §93, мы настоящим категорически обращаем ваше внимание на то, что распространение названных книг, а также хранение их запасов и закупка для продажи - уголовно караются.

С глубоким уважением фон Лейкарт, министерский советник»¹⁸

Как видим, в ФРГ хранение и распространение книг прогрессивных писателей - Шолохова, Вейскопфа, Вейнерта, Эренбурга и других было делом государственно опасным и «караемым по закону». Именно в этом, видимо, таилась и причина столь длительной задержки с изданием третьей и четвертой книг «Тихого Дона».

Не зная об этих тайных предписаниях властей ФРГ против произведений Шолохова и других советских писателей, мы были некоторое время в недоумении, просматривая западногерманские журналы и книги, в которых ученые, дискутируя по поводу современного романа и развития европейской литературы, делали вид, что Шолохова, Леонова, Фадеева, да и вообще советской литературы вроде бы и нет на свете.

Летом 1959 года на экраны Западной Германии вышла первая серия цветной киноэпопеи «Тихий Дон» (режиссер Сергей Герасимов). Мюнхенская буржуазная газета «Зюддойче цайтунг» одной и первых откликнулась на это событие и вынуждена была признать «Тихий Дон» «выдающимся творением советской литературы». И там же, явно спасая честь цензуры и книгоиздателей ФРГ, редакция уверяла читателей, что «до сих пор на немецкий переведены и изданы только две книги романа»¹⁹, умалчивая о том, что в ГДР все четыре книги «Тихого Дона» в немецком переводе свободно продаются с 1948 года! Другие газеты ФРГ подхватили эту версию, чтобы найти оправдание задержке издания третьей и четвертой книг «Тихого Дона».

Реакционная пресса в 1958 году пыталась утверждать, что Шведская академия поступила правильно, не присудив М. Шолохову Нобелевскую премию. Однако появление на экранах ФРГ первой серии киноэпопеи «Тихий Дон» неожиданно осветило этот вопрос с новой стороны: колоссальный успех кинофильма вызвал в широких кругах населения повышенный интерес к шолоховскому роману. В буржуазно-либеральной прессе ФРГ стали все чаще появляться статьи, необычайно высоко оценивающие «Тихий Дон». Так, например, гамбургская «Нойе политик» 13 июня 1959 года писала: «...творчество Шолохова стало вненародным достоянием, а его «Тихий Дон» стоит в ряду шедевров мировой литературы и подобен «Войне и миру» Толстого»²⁰.

Радио Штутгарта передало 18 .июля 1959 года статью Хильдегард Ахемм. Там говорилось: «Да, «Тихий Дон» - единственная вешь, которую можно в наш век сопоставить с «Войной и миром» Толстого... Говорят, что Шолохов в юности сказал: «Я хотел писать о народе, который вырастил меня и который я знаю». И он блестяще выполнил свое обещание. ...Казак Григорий Мелехов и революционер-казак Бунчук прекрасно изображены в труде, любви и страданиях... Оба имеют заслуги, величие и свои слабости. Шолохов поражает своей неподкупностью и объективностью, а сцена самоубийства атамана Каледина, а также казни то белых, то красных - потрясающи»²¹.

Радио Бремена 25 августа 1959 года передало в эфир одну из лучших и интереснейших статей о Шолохове - «Эпос революции» (Ганса Липинского-Готтердорфа. Отвечая критикам ФРГ, которые отказывали Шолохову в художественной самобытности и в композиционном мастерстве, Г. Липинский-Готтердорф говорил: «К Шолохову вполне применимо то, что сказал один историк литературы о романах Льва Толстого: «Это могучие, медленно текущие потоки весомых, зримых масс слов, которые в своем синтаксически-стилистическом своеобразии (самобытности) несут богатейшее изображение жизни. Такое родство с гениальным художником прошлого века делает большую честь Шолохову. И если его кое-кто упрекает в эпигонстве, то это столь же нелепо, как нелепо обвинять тихий Дон в том, что он, как и Волга, - тоже река!»²²

Не надо думать, что столь правдивые суждения о «Тихом Доне» легко и без цензурных ножниц вышли в эфир. И в этой статье цензоры кое-что вырезали. Мы располагаем фотокопией данной статьи Г. Липинского-Готтердорфа. В ней цензура ФРГ выбросила заключительный тезис автора о причинах победы коммунистов в годы гражданской войны и, в частности, слова: «Ленин победил! Он должен был победить потому, что не было другой альтернативы, и потому, что право угнетенных, мучимых и терзаемых масс было на его стороне»²³.

Первая серия кинофильма «Тихий Дон» вызвала в народных массах ФРГ глубокий интерес к Шолохову и его роману. Вскоре, осенью 1959 года, издательство «Пауль Лист» выпустило в продажу третью и четвертую книги романа-эпопеи.

До нас не дошел ни один экземпляр этого «здания. Но мы располагаем любопытным документом из весьма консервативного кельнского журнала «Магнум» (1959, № 27), который об этом событии на книжном рынке писал: «Тот факт, что четыре книги монументального романа (Шолохова) о донских казаках, представляющего собою прекрасное переплетение семейной хроники и исторического эпоса, дошли до нас впервые лишь теперь (почти 20 лет спустя после его завершения),- этот факт является еще одним свидетельством нашего незнания выдающихся произведений советской литературы»²⁴.

Как сообщала либеральная пресса ФРГ, третья и четвертая книги «Тихого Дона» (а они были изданы в одном томе) покупались нарасхват.

«В ФРГ,- читаем мы в «Дойче фольксцайтунг»,- случилось нечто необычайное: казачий эпос выдающегося представителя новой советской литературы Михаила Шолохова у нас на глазах превращается в бестселлер - боевик дня. Но не так, как это было с Пастернаком (для которого все усердно нагнетали политическую сенсацию), а только лишь благодаря непревзойденной силе «Тихого Дона»²⁵.

И снова вокруг имени Шолохова вспыхнули споры, развернулась полемика.

«Важно отметить,- писал в другом кельнском журнале Ганс Литшнский-Готтердорф после выхода в свет четырех книг «Тихого Дана»,- что теперь уже всякий интересующийся мог вынести свой приговор в том, что Шолохов более, чем кто-либо другой, достоин Нобелевской премии». Отдавая во всем предпочтение великому сыну Дона, называя его «новым Гоголем» в советской литературе, критик отметил следующее: «Нечто особенное отличает «Тихий Дон» Шолохова от всей литературы, которую мы привыкли называть современной. В «Тихом Доне» нет экспериментов модерна. Однако те, кто его не знают, знают мало, знают не только не все о литературно-художественных возможностях нашего времени,- им не хватает целой глыбы мировой литературы. Коммунист Шолохов не живописует типов крайнего индивидуализма, крайнего одиночества человека; он продолжает развивать наследие русской классической литературы, которая понимала всю действительность и себя (в этом были единодушны ее самые значительные представители при всех своих различиях от Пушкина до Маяковского, от Лермонтова до Достоевского, Горького и Блока), как общечеловеческую, социальную и, если хотите, политическую категорию...»²⁶

Вдобавок ко всему этому на страницы журнала «Панорама» неведомо как пробилась большая, весьма аргументированная статья советского критика Т. Трифоновой «Дух эпохи в творчестве Шолохова»². Статья привлекла внимание не только многочисленных поклонников писателя, но и властей, которые вскоре и прикрыли этот журнал, опубликовав в своей прессе множество статей против Шолохова.

Летом 1959 года в газете «Нью-Йорк тайме» с клеветнической заметкой выступил Гарри Солсбери. Он заявил, что Шолохов якобы давно закончил вторую книгу «Поднятой целины» сценой самоубийства Давыдова (главного героя) в советской тюрьме, но Кремль заставил писателя переделать финал, чтобы он соответствовал принципам социалистического реализма. Фальшивку эту немедленно и с радостью подхватили западноберлинский «Тагесшпигель», «Ганноверше пресс», «Ди вельт»²⁸ и многие другие газеты и радио. А баден-баденская «Дойче рундшау» напечатала тенденциозную статью «Шум о Доне», в которой развивала всякие домыслы о «дикости России», пыталась доказать, что в «Тихом Доне» «запечатлены картины, характерные для племени, которое еще пребывает в состоянии варварства»²⁹. И это писалось о народе, открывшем человечеству новую социалистическую эру, писалось после того, как Советский Союз спас Европу от фашистского варварства. И первым в мире шагнул в космос!..

С такой же предвзятостью к СССР и Шолохову выступила в западноберлинском журнале «Остойропа» белоэмигрантка Наталия Тарасова, скрывающаяся под псевдонимом Барбары Бодэ. В статье «Советская литература. 1959» она договорилась до того, что, мол, страницы романа Шолохова «Они сражались за Родину» «наполнены животной ненавистью не только 'К врагам, но и советским солдатам»³⁰.

В то время в ФРГ главы из романа «Они сражались за Родину» не 'были изданы, и Б. Бодэ, конечно же, пользовалась переводом, опубликованным в «Совьетлитератур» летом 1959 года. Важно отметить, что редакция этого журнала сопроводила тогда главы шолоховского романа своей аннотацией, которая гласит: «Чудовищные преступления фашистских захватчиков на временно оккупированной территории естественно вызвали лютую ненависть у советского народа. Этим доминировавшим тогда мнением объясняются порой резко отрицательные, дышащие гневом высказывания персонажей книги против фашистских захватчиков. Их ни в коем случае не следует воспринимать как враждебное отношение к немецкому народу в целом»³¹.

Как положительный факт отметим, что в ГДР пресса и читатели совершенно правильно восприняли перевод нового произведения Шолохова. В числе лучших откликов прессы назовем статью Марианны Ланге «Они сражались и за нас», напечатанную в «Зоннтаге», которая является достойным ответом западногерманскому журналу «Остойропа» и ее критику Б. Бодэ.

«Для нас, немцев, - пишет М. Ланге, - признающих свою историческую вину и видящих свою священную обязанность по отношению к своему народу в дружбе с советским народом, эта книга («Они сражались за Родину») является полезной книгой. Мы вновь завоевали нашим мирным трудом доверие и даже любовь Лопахиных, Стрельцовых и Звягинцевых. Эта книга полезна также и всем честным друзьям мира в Западной Германии» ³².

С 1959 - 1960 годов в ФРГ появились статьи Г. Ишрейта, который несколько по-иному интерпретирует произведения Шолохова. Профессор Боннского университета, Гейнц Ишрейт, в большой статье «Михаил Шолохов» (напечатанной в «Нойедойче хефте»), называя Шолохова «выдающимся реалистом», «сознательным политиком», «писателем с мировым именем», который «верен своей линии», подчеркивает, что он - «коммунист и поэтому в его произведениях мощно звучит вера в коммунистическое понимание истории»³³.

Выдав эти лестные аттестации, он, однако, утверждает, что в «Тихом Доне» художественное значение имеют только первая, вторая и третья книги, в которых таятся «этнические корни земли», а четвертую книгу романа Ишрейт зачеркивает, так как в ней «очень сильно чувствуется 'коммунистическая тенденция»³⁴. Критик пытается доказать, что «Тихий Дон» (I, II, III кн.) - это «не начало советского русского искусства, а последний плод старых традиций» и что Шолохов - это «шевец распадающегося казачьего сословия»³⁵. Но несостоятельность этих «находок» критика видна всем, кому дано видеть. Ведь Ишрейт последним тезисом повторяет домыслы Рюле о «Тихом Доне», как о «героической песне русской Вандеи». Критик походя бросает обвинение в том, что якобы «объективность Шолохова... таится в его русском национализме, который заставляет его изображать с теплотой даже «отщепенца», т. е. русского некоммуниста»³⁶.

И то, что Ишрейт не принимает четвертую книгу «Тихого Дона», «Поднятую целину» и «Судьбу человека», рассуждает об «этнических корнях земли», противопоставляет Шолохова всему советскому искусству, - все это свидетельствует о том, что критик не постиг во всей глубине художественной значимости произведений Шолохова и вообще советской литературы. Для критика Ишрейта остаются непостижимыми творческий метод Шолохова и одна из важнейших граней этого метода - объективность, которая если бы таилась «в русском национализме», то сразу же перестала бы быть объективностью!

Шолохов - писатель-гуманист, патриот, интернационалист, выдающийся борец за мир и дружбу между народами, о чем свидетельствуют его монументальные произведения - «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Судьба человека, а также и все его рассказы, публицистические статьи и выступления на родине и за рубежом. Поэтому обвинение в «националистическом пристрастии» Шолохова к главному герою «Тихого Дона» страдает крайним субъективизмом.

Власти ФРГ запретили в 1959 году демонстрацию второй и третьей серий киноэпопеи «Тихий Дон».

И тогда же буржуазная газета «Дойче вохе» в статье «Тихий Дон» уж недостаточно тих!» по этому поводу писала: «Кинофильм «Тихий Дон» (как и фильм «Летят журавли») очаровал и покорил миллионы западногерманских кинозрителей... Но вторую и третью серии киноэпопеи Шолохова мы уже не увидим. Федеральное ведомство, ведающее обменом кинофильмами, не дало необходимых рекомендаций. Имеются политические опасения, и фильму «Тихий Дон» приписали пропаганду коммунизма»³⁷.

Запретив ввоз и демонстрацию второй и третьей серий киноэпопеи «Тихий Дон», боннские власти вызвали этим еще больший интерес к советской литературе и к творчеству Шолохова.

Так, журнал «Бюхершифф» в 1960 году, давая рекомендации библиотекам, в статье «Казацкая сага» авторитетно утверждал, что «Шолохов более чем кто-либо другой достоин Нобелевской премии», так как «автор «Тихого Дона» стоит значительно выше многих романистов современности»³⁸.

В другом журнале (специально рекомендующем библиотекам новинки литературы) - «Бюхерай унд бильдунг» критик Е. Гольтц высказался также прямо и откровенно: «Тихий Дон» давным-давно заслуживает Нобелевской премии»³⁹.

III

Как бы там ни было, но литературовед из ГДР Антон Хирше был прав, когда на шолоховском симпозиуме в Лейпциге (1965) заявил, что советские спутники из космоса тоже оказали содействие прорыву советской литературы через «железный занавес»⁴⁰.

Во всяком случае, в 1960 году читательский спрос на произведения Шолохова настолько возрос, что издательство «Пауль. Лист» - воздадим ему должное! - пошло еще раз на риск, выпустив в свет «Поднятую целину», «Судьбу человека» и «Лазоревую степь».

И снова вокруг творчества Шолохова в Западной Германии разгорелись споры. Правда, произведения об Отечественной войне - «Наука ненависти», главы из романа «Они сражались за Родину и «Судьба человека» - замалчивались. Критика была направлена против «Поднятой целины», отмечал А. Хирше. Роман рассматривали как документ эпохи, отказывая ему в художественной ценности. Вдохновитель и организатор новой 'колхозной жизни на Дону большевик Давыдов именовался боннской прессой как «разрушитель древнего образа жизни казаков»⁴¹.

В журнале «Вельт» некий Г. Д. Зандер выступил со статьей «Легенды надо разрушать», в которой писал: «А чего стоят идиллии: комиссар Нагульнов - собиратель книг, - заблудившись в лабиринте своих ошибок, начинает гоняться за петухами; председатель Совета Разметнов преследует кошек: казаки1, в первой книге вооруженные реальными аргументами против коммуны, теперь (во второй книге) за ночь присоединяются и вступают в партию; и, как апофеоз, - гибель Давыдова и на пороге в рай - притаившиеся враги-саботажники! Чтобы такое написать, надо ли было казаку Шолохову трудиться четверть века?»⁴² В статье каждая строка дышит клеветой, ненавистью к Советской России и ее народу.

А читатель, явно понимающий толк в литературе, писал о «Поднятой целине» в журнале «Панорама» совсем иное:

«Познакомиться с Шолоховым надо обязательно. Он - эпик большого масштаба, и его лепка образов выходит за рамки общепринятого мастерства своей необычностью. Он не героизирует свои персонажи, они остаются людьми совсеми их недостатками. При всей серьезности и значении их действий внимание читателя захватывающе приковывается (в вихре событий) также и ко всему комическому, которым они обладают. И как все это здорово дано! Трезво, жизненно и полно юмора. «Поднятая целина»- это роман, каких сегодня так мало!»⁴³

Как видим, полемика вокруг творчества Шолохова не утихала. И появление в Западной Германии книги «Русская современная литература» (1963), написанной с позиций антикоммунизма, - еще одно тому подтверждение. Ее автор, профессор И. Гольтхузен, выдавая себя, как это ни кощунственно, за прогрессивного критика, называет Шолохова «представителем консервативного курса» в советской литературе. Суть этого консерватизма» заключается в том, что, оказывается, «Шолохов постоянно политически идентичен с волей партии», и критик сожалеет, что он «не является авангардистом, вроде Б. Пильняка», что он не бунтует против власти. Весь раздел, посвященный Шолохову, эклектичен, противоречив, в ложном свете трактует «Тихий Дон» и творческую позицию писателя. Ничего не поняв в трагедии Григория Мелехова и ничего об этом не сказав, Гольтхузен считает, что Шолохов в финале романа «избрал посрамление (позор) для главного героя, чтобы спасти победу революции». Как выясняется дальше, все это придумано критиком, чтобы навязать читателю свой главный тезис, что, мол, советский «роман «Тихий Дон» в художественном отношении не выдерживает сравнения с классикой»⁴⁴.

Предвзятость и лживость позиции И. Гольтхузена очевидна и несомненна.

Визит в 1964 году М. А. Шолохова в ГДР вызвал в прессе ФРГ многочисленные отклики.

Доктор филологии Роланд Шмидт (ГДР) в своем докладе на шолоховском симпозиуме в Лейпциге (1965) отметил, что если «Франкфуртер рундшау» и другие газеты печатали правдивую информацию об этом визите, то мюнхенская «Зюддойче цайтунг» допускала вымыслы, а гамбургский еженедельник «Ди цайт» 19 июня 1964 года напечатал пасквиль некоего Марцеля «Донской казак во фраке Гете», в котором приписывал Шолохову «звериную ненависть ко всем немцам»⁴⁵, ссылаясь на рассказ Шолохова «Наука ненависти».

Марцелю нетрудно было сочинять эти наветы на «Науку ненависти» потому, что в ФРГ этот рассказ был запрещен к изданию и читатели Западной Германии не знали его содержания. Они не знали, что в 1942 году рассказ обошел всю прессу антигитлеровской коалиции, что Шолохов в нем повествует не о ненависти к немцам, а о ненависти к фашизму и гитлеровцам-оккупантам! Что же касается мировоззрения Шолохова, его отношения к национальному вопросу, то для этого достаточно вспомнить «Тихий Дон», «Науку ненависти», «Судьбу человека, его выступления в прессе - и каждому станут ясны его интернационалистские убеждения.

Известный советский писатель Анатолий Калинин в «Правде» 24 декабря 1964 года в памфлете «Тот самый Марцель» писал: «Автор «Тихого Дона» по сути своих убеждений не может питать чувства ненависти к немецкому народу... Марцель из еженедельника «Ди цайт» закрывает глаза на тот очевидный факт, что и в произведениях Шолохова о второй мировой войне идет речь не о науке ненависти к немецкому народу, а о науке ненависти к фашистским оккупантам...»⁴⁶

Мы к этому можем добавить важный документ из прессы ГДР. Еще в июне 1960 года дрезденская газета «Институт цайтунг» (орган парткома СЕПГ педагогического института имени В. Ф. В.-Вандера) опубликовала статью профессора Гертруды Гаупт, которая писала об истинном, действительно интернационалистском отношении Шолохова к немцам. Профессор Гертруда Гаупт в 1960 году, будучи в Ростове-на-Дону со своими друзьями, неожиданно встретилась в гостинице «Московская» с М. А. Шолоховым, который пригласил их к себе в номер на чашку чаю.

«Шолохов, - пишет Гертруда Гаупт, - оживленно беседуя с нами, вдруг очень серьезно сказал: «В Германии говорят, что я не люблю немцев... А я хочу вам рассказать, как выглядит в действительности мое отношение к немцам. У меня есть маленькая немецкая подруга. Ее зовут Гизела. Ее отец погиб на войне... Вероятно, поэтому она стала серьезной и рассудительной не по возрасту. В пятнадцать лет она уже прочла «Тихий Дон» и написала мне взволнованное и по-детски восторженное письмо, которое мне так понравилось, что я ответил на него, в то время как не мог ответить на тысячи писем. Она мне снова написала. В письме она сообщила, что от радости подпрыгнула почти до потолка, когда получила мой ответ. Так завязалась регулярная переписка и крепкая дружба между нами, она продолжается и сейчас. Между тем Гизела стала учительницей. Я написал ей в своем последнем письме следующее: «Когда я еще раз приеду в Германию, - а я твердо наметил это себе - я буду, вероятно, уже стариком. Но я тогда приду к вам в .класс, тихо сяду на последнюю парту и буду счастлив возможности еще раз поучиться у вас немецкому языку». Вот мое действительное отношение к немцам»⁴⁷.

Решение Шведской академии о присуждении Шолохову Нобелевской премии (1965) в прессе ФРГ было воспринято разноречиво. Редакция крупной газеты «Франкфуртер альгемайне цайтунг» с досадой сокрушалась о том, что «присуждением Шолохову Нобелевской премии одновременно выдано и признание художественного принципа социалистического реализма»⁴⁸.

Выше мы отмечали, что четыре тома «Тихого Дона» на немецком языке впервые были изданы в ГДР в 1947 - 1948 годах. Тем не менее западногерманские газеты («Аугсбургер альгемайне», «Франкфуртер альгемайне цайтунг»⁴⁹) продолжали твердить, что «на немецком языке третья и четвертая книги «Тихого Дона» впервые появились лишь осенью 1959 года». Буржуазные газеты, повторяя тезисы антисоветчиков Карманна и Рюле, писали о том, что в «Тихом Доне» изображен «гибнущий мир казаков» («Альгемайне цайтунг»⁵⁰), выступали со злобными наветами, утверждая, что «Тихий Дон» «писался без доктрины (?), да и без больших знаний о нем», т. е. о Доне («Христ унд вельт»⁵¹). Уверяли, что Шолохов «не является писателем метода социалистического реализма» («Геттингер тагеблатт»⁵²), что-де «Поднятая целина» создает впечатление монументальности просто силой материала», «крестьянским Октябрем», а не талантом писателя, что «Судьбу человека» в России переоценивают» («Зюддойче цайтунг»⁵³) и т. п. Напрасны были бы попытки найти на страницах этих газет мнение простых людей о «Тихом Доне». Однако некто Курт Лоозе из Ганновера написал большое и волнующее письмо в редакцию нашей «Литературной газеты», которая и напечатала его. Вот полный текст письма:

«СССР. Шолохову.

...Только что передали по телевидению о присуждении Вам Нобелевской премии по литературе. Сердечно поздравляю Вас? Ваш роман «Тихий Дон» - моя любимая книга. Первую книгу я прочитал еще в 1929 году, когда мне было 20 лет, вторую - в 1930. Эти книги помогали мне и моим друзьям пережить годы нацизма. Бунчук, Штокман, а также Григорий и Аксинья стали нашими друзьями, мы жили и страдали вместе с ними, литература помогала нам (понимать суровую действительность. Потом нам пришлось ждать 20 лет, пока мы познакомились с третьей и четвертой книгами «Тихого Дона»! Один мой берлинский друг прислал мне их в 1949 году, когда они вышли в издательстве «Фольк унд вельт» (ГДР). Впоследствии «Тихий Дон» был издан в ФРГ и приобрел много читателей. Но я думаю, что являюсь одним из немногих, кто сумел сохранить в тяжелые годы нацизма и войны обе первые книги «Тихого Дона».

Благодарю Вас за созданные Вами художественные произведения и радуюсь с Вами присуждению Вам Нобелевской премии»⁵⁴.

Вот идущий от всего сердца отклик простого человека о «Тихом Доне». И как много он нам говорит о значении книг Шолохова за рубежом!

Награждение М. А. Шолохова Нобелевской премией, очевидно, вдохновило руководителей концерна «Пауль Лист» на новое издание произведений советского классика.

Рекламу к этому выпуску 1967 года с выдержкой из решений Шведской академии и цитатой из статьи Е. Гольтца («Вряд ли в современной литературе можно найти исторический эпос столь грандиозного масштаба и вдохновения») можно только приветствовать. Но редакторы «Пауля Листа» почему-то присочинили для романа подзаголовки: к третьей книге - «Братоубийственная война казаков» и к четвертой - «В хаосе контрреволюции»⁵⁵.

Издательская аннотация к первому тому «Тихого Дона» (книги I и II, перевод О. Гальперн) терпима, завершается она цитатой из текста романа: «В годину смуты и разврата не осудите, братья, брата». Но в аннотации называются неверные даты общественной деятельности писателя, ошибочно утверждается, что Шолохов публиковал «Тихий Дон» «с 1928 по 1958 год» и что «последние части романа вышли в свет лишь в 1959 году»⁵⁶.

На наше письмо от 9 февраля 1970 года издательство ответило: «Благодарим Вас за уведомление о допущенных нами ошибках в примечаниях к биографии Шолохова. В новое издание «Тихого Дона» мы обязательно внесем Ваши исправления»⁵⁷.

В издательской аннотации ко второму тому «Тихого Дона» (книги III и IV, перевод Е. Марголиса и Р. Чоры) роман аттестуется как «скорбная, лебединая песнь о надвигающейся гибели донского казачества». Тенденциозен и подбор цитат из буржуазной прессы, принижающий образ Григория Мелехова (по тексту «Ди цайт»), а также оспаривается безупречно ясная творческая позиция Шолохова (по тексту «Дюссельдорфер нахрих-тен») ⁵⁸.

В аннотациях есть и правдивые реалистические оценки, как, например, высказывания Е. Гольца о присуждении Шолохову Нобелевской премии, что делает честь редакторам издательства «Пауль Лист». Хотя нельзя не отметить и некоторой их односторонности.

Более 30 лет в Федеративной Республике Германии «Тихий Дон» находится в гуще ожесточенной классовой и идейной борьбы. Против «Тихого Дона» и его автора написано немало статей. Но буржуазные критики и рецензенты все чаще начинают задумываться над вопросом: «В чем же сила и очарование романа? Почему его читают, читают и читают?»

Ответ на этот вопрос - далеко не полный, но близкий к истине - дал немецким читателям критик Вильгельм Грассхоф в мюнхенской «Зюддойче цайтунг» (1959). Он глубоко прав, когда (словно бы отвечая Ишрейту, Рюле и другим) писал: «...второй том (III и IV книги) «Тихого Дона» присоединяется к первому не только как равноценный, но представляет собою более мощное нарастание глубокого дыхания, которое уже в первых книгах романа легко и играючи преодолевало поистине эпические дистанции. Теперь, когда имеется в ФРГ полный перевод всего романа Шолохова, при взгляде назад определенные места первого тома (I и II книги), места, которые казались кому-то слабыми (наверное, имеются в виду профессора Струве, Леттенбауэр, Нейман и др. - К. П.), эти места приобретают особый блеск! И теперь, более чем ранее, склоняешься к тому, чтобы сказать об этом романе, что это одно из великих произведении современной советской литературы» ⁵⁹.

Решительно отметая упреки некоторых западногерманских критиков об «эпигонстве Шолохова», Вильгельм Грассхоф утверждает, что у Шолохова «своя собственная мускулисто-упругая эпическая волчья сила, которая позволила ему поднять свой роман на уровень «Войны и мира» Толстого: та же пластичность, та же всеохватывающая широта, тот же огромный ритм, который движет временами года, дыханием жизни на земле и заставляет людей гибнуть и возрождаться... И если в его (Шолохова) изображении, следующем строго художественной правде, имеется какая-то тенденция, то она остается настолько незаметной, что никогда не вызывает досады», так как весь этот «мир казаков сияет чудесными, жестокими, дикими красками музыки Мусоргского»⁶⁰.

Некоторые другие положения статьи В. Грассхофа нам чужды, но мы не будем с ним полемизировать. Время само покажет ему, в чем он не прав и заблуждается.

Есть в статье В. Грассхофа еще один исключительной важности и силы тезис. Сделав ряд сопоставлений, В. Грассхоф высказывает очень верную мысль, которая воздает Шолохову должное и в прах разбивает доводы идеологов империалистической реакции всего мира. Вот этот тезис:

«Для Шолохова справедливо то, что Томас Манн однажды сказал о Льве Толстом: «Это - бессмертный реализм...» Мы сегодня можем, вслед за Джойсом, Кафкой, Прустом и Фолкнером легко и быстро связывать со словом «реализм» что-то пренебрежительное. А Шолохов «Тихим Доном» показал нам» как мало ему дела до того, что его роман шельмуют «реалистическим», и как богат человек (пользующийся реалистическим стилем), богат поэтическим потенциалом энергии и силы»⁶¹.

И коль в Федеративной Республике Германии на страницах буржуазной печати люди начинают так размышлять, приходят к столь глубоким и верным выводам и уверенно пишут о бессмертии реализма Шолохова, то это значит, что в длительной битве двух миров за сердца и души человеческие - и на Рейне тоже - многие по-новому начинают воспринимать социалистический реализм Шолохова.

В 1970 году, с приходом к власти правительства социал-демократов, в ФРГ наметили поворот к налаживанию межгосударственных взаимоотношений с СССР и другими социалистическими странами. Этот поворот стал благоприятным и для развития культурных контактов.

Осенью 1970 года в Штутгарте книжное издательство «Бельзер» выпустило большим тиражом роскошно изданную книгу «СССР. Советское государство и его люди». Это своеобразная -антология советской и русской поэзии и прозы, в которой представлены Горький, Бунин, Шолохов, Маяковский, Блок, Есенин, Ахматова, Нагибин, Айтматов и другие.

Издательская аннотация начинается необычайно ценным откровением: «Что мы знаем о Советском государстве и его людях?- ставит вопрос издательство и отвечает: - Мы должны признаться, что, к сожалению, очень мало. Наши знания оказа-.лись замороженными. Наша страна и ее жители отгородились политическим -барьером и предрассудками...» И далее, сообщая о гигантских пространствах и богатствах полей, лесов, рек, морей и недр земли советской, издательство подчеркивает, что «пестрая смесь народов многонационального государства мирно уживается друг возле друга... Октябрьская революция полностью преобразила старую Россию. И отсталая аграрная страна превратилась в великую аграрно-индустриальную державу СССР, успехи которой нашли признание во всем мире...»⁶²

Книга эта, как свидетельствует издательство, является в ФРГ первой по широте и разнообразию документов об СССР. В ней даны краткие биографические справки о писателях, чьи произведения вошли в антологию. Конечно, наша литература могла бы быть представлена 'более широко, с привлечением большего числа имен.

В библиографической справке о М. А. Шолохове сказано, что с 1928 по 1940 год он писал «Тихий Дон», «принесший ему мировую славу», что за «Поднятую целину» в 1960 году он получил Ленинскую премию и «в целом за свое творчество в 1965 году Нобелевскую премию»⁶³.

В книге публикуются два отрывка: лирическая интродукция- начало VI главы третьей книги «Тихого Дона» («Вызрел ковыль. Степь на многие версты оделась колышущимся серебром...»⁶⁴) и незабвенные раздумья казака Кондрата Майданникова при его вступлении в колхоз - XIX глава из «Поднятой целины»⁶⁵. Огромные цветные фото донской степи в грозу и величественная панорама комбайновой уборки пшеницы на Дочу убедительно дополняют картину коммунистической нови нашей жизни.

Комментарии к главе

¹ (Scholochow М. Der stille Don. Vol. 3. Tenafly. New-York, «H. Pel. Kraus», 1946, 1435 S. )

² (Deutsche Staatsbibliothek DDR, Berlin-W-8. 10.9.1964. Письмо автору.)

³ (Neuordnung und Tradition. Seit 1932 erscheinende Hausmitteilungen. Paul List-Verlag. Munchen- Leipzig - Freiburg i. Br., Folge 20, Herbst 1949, S. 7. )

⁴ (Freies Volk, Zentralorgan der Kommunistischen Partci Dcutschlands. 1950, 25.5, S. 3.)

⁵ (Hiersche A. Zur Scholochow-Interpretation in Westdeutschland. In: Gedenk-buch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 255. )

⁶ (Welt und Wort, Nr. 1, 1949, S. 32-33.)

⁷ (Setschkareff V. Geschichte der russischen Literatur. Bonn, 1949, S. 133.)

⁸ (Neumann F. Die Entwicklung der russischen Literatur unter dem Sowjet-regime. In: Das Sowjetsystern in der heutigen Welt. Schriften des Auslands-u. Dolmetseherinstituts der Johannes-Gutenberg-Universitat, Mainz in Germersheim. Bd. 2. Munchen, 1956, S. 158.)

⁹ (Struvc G. Geschichte der Sowjetliteratur. Munchen, 1963, S. 176, 177, 178. )

¹⁰ (Lettenbauer W. Russische Literaturgeschichte. Frankfurt/Main - Wien, 1955, S. 382, 383, 384. )

¹¹ (Junger H. M. Scholochow und die Roman-Epopee des sozialistischen Realismus. In: Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 91. )

¹² (Neues Abendland, Nr. 3, 1952, S. 190 - 192. )

¹³ (Der Monat. Nr. 90, 1956, S. 27. )

¹⁴ (Шолохов М. Собр. соч., т. 5. M.: ГИХЛ, 1957, с. 278 - 279.)

¹⁵ (Der Monat, Nr. 90, 1956, S. 27. )

¹⁶ (Knobloch G. Bemerkungen zur Interpretation Scholochows in Westdeutschland. In: Wissenschaften am Scheidewege. Berlin, Akademie-Verlag, 1964, S. 232. )

¹⁷ (Deutsche Volkzeitung, H. 30, ,1958. 26.7, S. 11. )

¹⁸ (Deutsche Volkszeitung, H. 30, 1958, 26.7, S. 11. )

¹⁹ (Suddeutsche Zeitung, 1959, 27 - 28.6.)

²⁰ (Neue Politik, 1959, 13.6.)

²¹ (Ahemm H. Suddeutscher Rundfunk. Literatur und kulturelles Leben. Stuttgart, Samstag, 48.7.1959. 10⁰⁰ - 10¹⁵. )

²² (Lipinsky-Gottersdorf H. Radio - Bremen. Dienstag, 25.8.1959, 16⁴⁵ - 17⁰⁰. )

²³ (Там же, с. 4. )

²⁴ (Magnum (Koln), 5. Jg., Nr. 27, 1959, S. 79.)

²⁵ (Deutsche Volkszeitung, Herbstliteraturbeilage, Nr. 40, 1959, S. 5. )

²⁶ ( Lipinsky-Gottersdorf H. Das Epos der Revolution. In: Deutsche Internationale Politik (Koln), Oktober, 1959). )

²⁷ (Panorama (Munchen), Nr. .1, 1959. )

²⁸ (Tagesspiegel (West-Berlin), 1959, 2.9. Die Welt (Hamburg) und Hanno-versche Presse, 1959, 3.9. )

²⁹ (Deutsche Rundschau (Baden-Baden), 86. Jg., Nr. 2, 1960, S. 182 - 183. )

^{30Osteuropa (Stuttgart), Nr. 12, 1959, S. 820. sj Sowjetliteratur (Moskau), Nr. 7, 1959, S. 5.}

³² (Sonntag (DDR, Berlin), Nr. 19, 1960. )

³³ (Neue deutsche Hefte (Munchen), H. 70, Mai, 1960, S. 154 - 156. )

³⁴ (Там же, с. 150, 154.)

³⁵ (Там же, с. 160. )

³⁶ (Там же, с. 154. )

³⁷ (Deutsche Woche (Munchen), Nr. 39, 1959, S. 12. )

³⁸ (Knobloch G. Bemerkungen zur Interpretation Scholochows in Westdeutschland. In: Wissenschaften am Scheidewege. Berlin, Akademie-Verlag, 1964, S. 226. )

³⁹ (Bucherei und Bildung, Nr. 2/3, 1960, S. 89 - 90. )

⁴⁰ (Hiersche A. Zur Scholochow-Interpretation in Westdeutschland. In: Gedenkbuch: Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 256. )

⁴¹ (Там же, с. 260. )

⁴² (Die Welt (Hamburg), 1961, 19.10. )

⁴³ (Panorama, Nr. 9, I960, S. 14. )

⁴⁴ (Holthusen J. Russische Gegenwartsliteratur. I. 1890 - 1940 Die literarische Avantgarde. Bern - Munchen, 1963, S. 152, 153, 154. )

⁴⁵ (Schmidt R. Michail Scholochow. Reise durch die DDR 19G4. In: Gedenkbuch-Michail Scholochow. Werk und Wirkung, S. 277. )

⁴⁶ (Калинин А. Тот самый Марцель. - Правда, 1964, 24 декабря.)

⁴⁷ ( Institut -Zeitung. Organ der SED-Betriebspartei des Padagogischen Insti-tuts «K. F. W. - Wander» (Dresden), Nr. 9, Juni, 1960. )

⁴⁸ (Frankfurter allgemeine Zeitung, 1965, 16.10. )

⁴⁹ (Augsburger Allgemeine und Frankfurter allgemeine Zeitung 1965 16. 10. )

⁵⁰ (Allgemeine Zeitung (Mainz), -1965, 16.10. )

⁵¹ (Christ und Welt (Stuttgart), 1965, 22.10. )

⁵² (Gottinger Tageblatt, 1965, 4 - 5.12. )

⁵³ (Suddeutsche Zeitung (Munchen), Nr. 248, 1965. )

⁵⁴ (Лоозе Курт. СССР, Шолохову. - Лит. газ., 1965, 2 ноября, с. 1. )

⁵⁵ (Scholochow M. Der stille Don. Bd. 2. Bruderkrieg der Donkosaken. In den Wirren der Gegenrevolution. Munchen, P, List, 1966, 816 S. Реклама-листовка изд-ва «П. Лист». )

⁵⁶ (Scholochow M. Der stille Don. Roman. Munchen, List-Verlag, 1967. Аннотация на суперобложке 1-го тома «Тихого Дона».)

⁵⁷ (Dr. Horst Ferle. Verlagsleitung. Paul List - Verlag K. G. Munchen, 9.2.1970. Письмо автору. )

⁵⁸ (Scholochow M. Der stille Don. Autorisierte Ubersetzung aus dem Russischen von E. Margolis und R. Czora. Drittes und viertes Buch. Munchen, List-Verlag, 1967. Аннотация на суперобложке '2-го тома «Тихого Дона». )

⁵⁹ (Grasshoff W. Auf Tolstois Spuren. In: Suddeutsche Zeitung (Munchen) v 1959, 10.10. )

⁶⁰ (Там же.)

⁶¹ (Там же. )

⁶² (USSR. Der Sowjetstaat und seine Menschen. Stuttgart, Belser Verlag» 1970, Annotation, S. 1 - 11. )

⁶³ (Там же, с. 305.)

⁶⁴ (Там же, с. 136.)

⁶⁵ (Там же, с. 133 - 135. )