Н. М. Карамзин

ЯЗЫК КАК СРЕДСТВО ОБЩЕНИЯ

Кто описывая дикаго или естественнаго человека, представляет его невнимательным, нелюбопытным, живущим всегда в одной сфере чувственных впечатлений, без всяких отвлеченных идей - думающим только об утолении голода и жажды, и проводящим большую часть времени во сне и безчувствии - одним словом, зверем: тот сочиняет роман, и описывает человека, который совсем не есть человек. Ни в Африке, ни в Америке не найдем мы таких безсмысленных людей. Нет! и Готтентоты любопытны; и Кафры стараются умножить свои понятия; и Караибы имеют отвлеченные идеи, ибо у них есть уже язык, следствие многих умствований и соображений.

Нечто о науках, искусствах и просвещении. Соч., т. 7, стр. 24 - 25.*

*(Н. М. Карамзин. Сочинения. СПб., 1820 г. Ссылки даны, в основном, по этому изданию.)

Вы знаете, Милостивые Государи, что язык и Словесность суть не только способы, но и главные способы народного просвещения; что богатство языка есть богатство мыслей; что он служит первым училищем для юной души, незаметно, но тем сильнее впечатлевая в ней понятия, на коих основываются самые глубокомысленныя науки; что сии науки занимают только особенный, весьма немногочисленный класс людей; а Словесность бывает достоянием всякого, кто имеет душу; что успехи Наук свидетельствуют вообще о превосходстве разума человеческого, успехи же языка и Словесности свидетельствуют о превосходстве народа, являя степень его образования, ум и чувствительность к изящному.

1818. Речь, произнесенная в торжественном собрании императорской Российской Академии наук 5 декабря 1818 года. Соч., т. 9, стр. 305 - 306.

БОГАТСТВО И ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТЬ РУССКОГО ЯЗЫКА 1

Будем только справедливы, любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русскому нужно по крайней мере внимание русских.

...я осмелюсь попенять многим из наших любителей чтения, которые, зная лучше парижских жителей все произведения французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желают, чтобы иностранцы уведомляли их о Русских талантах? Пусть же читают французские и немецкие критические журналы, которые отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым переводам *. Кому не будет обидно походить на Даланбертову мамку, которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием Русского языка: это извинение хуже самой вины<...> Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой, живописной Поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французской; способнее для излияния души в тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразных с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски, и не думаем трудиться над обработыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один иностранный министр сказал при мне, что "язык наш должен быть весьма темен, ибо Руские, говоря им, по его замечанию не разумеют друг друга, и тотчас должны прибегать к французскому". Не мы ли сами подаем повод к таким нелепым заключениям? - Язык важен для Патриота <…> Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу, который будет всегдашним учеником!

*(Таким образом самый худой французский перевод Ломоносова Од и разных мест из Сумарокова заслужил внимание и похвалу иностранных журналистов.)

До сего времени Россия безпрестанно возвышалась как в политическом, так и в нравственном смысле. Можно сказать, что Европа год от году нас более уважает - и мы еще в средине нашего славного течения!

О любви к отечеству и народной гордости. Соч., т. 7, стр. 136 - 139.

Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем, почти без всякого чуждого примеса, течет как гордая, величественная река - шумит, гремит - и вдруг, естьли надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какие заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса!

Письма русского путешественника. Соч., т. 5, стр. 238.

ВОПРОСЫ ГРАММАТИКИ

О СЛОВАРНОМ СОСТАВЕ И ГРАММАТИКЕ РУССКОГО ЯЗЫКА²

Изданием Словаря и Грамматики заслужив нашу благодарность, Академия заслужит конечно и благодарность потомства ревностным, неутомимым исправлением сих двух главных для языка книг, всегда богатых, так сказать, белыми листами для дополнения, для перемены необходимых по естественному, безпрестанному движению живого слова к дальнейшему совершенству: движению, которое пресекается только в языке мертвом. Сколько еще трудов ожидает Вас, милостивые государи!..

Главным делом вашим было и будет систематическое образование языка: непосредственное же его обогащение зависит от успехов общежития и Словесности, от дарования писателей - а дарования единственно от судьбы и природы. Слова не изобретаются Академиями: они рождаются вместе с мыслями или в употреблении языка или в произведениях таланта, как счастливое вдохновение. Сии новыя, мыслию одушевленныя слова, входят в язык самовластно, украшают, обогащают его, без всякого ученого законодательства с нашей стороны: мы не даем, а принимаем их. Самые правила языка не изобретаются, а в нем уже существуют: надобно только открыть или показать оныя.

1818. Речь, произнесенная в торжественном собрании императорской Российской Академии наук 5 декабря 1818 года. Соч., т. 9, стр. 308 - 309.

...я пользуюсь дружбою одного, крайне ученого мужа, который живет единственно для склонения и спряжения, божится родами, видит во сне наречия; и естьли, марая бумагу, ошибаюсь менее других - естьли умею иногда задуматься над словами, умею быть осторожным - то конечно ему обязан сею выгодою. Всякой месяц хожу к нему раза два, и всякой раз возвращаюсь домой с новым почтением к Грамматике <...> В доме видите везде живописные аллегории и эмблемы Грамматики <...> На дверях его кабинета написано крупными буквами: Человек всего более отличается от других, животных словом или языком; следственно наука языка есть истинно человеческая и важнейшая. В самом кабинете изображена Грамматика в виде Египетской богини Изиды, закутанной в пелены, и надпись говорит: никто из смертных не умел снять их; ибо хозяин думает, что мы еще не имеем совершенной Грамматики - и когда я принес ему новейшую, он побледнел, увидев в ней роспись глаголов: калывать, гаривать, баливать, жидать, лыгать, колебливать, трепливать, и воскликнул голосом сокрушенного сердца: "О Небо! когда в сем наклонении бывали такие глаголы в языке Русском? Можно ли изъявительное так своевольно обратить в неокончательное и глаголы недостаточные в полные? Можно ли забыть, oчто некоторые из них употребляются только с предлогами, как-то: накалывать, ожидать, прилыгать?" - Слезы текли ручьями по лицу чувствительного старца. Я не мог видеть его печали, ушел, и через две недели снова явился в кабинет ученого мужа.

Он казался уже гораздо спокойнее, сам начал говорить о новой Грамматике, хвалил в ней многая полезныя замечания, но осуждал разделение глаголов по их неокончательному наклонению, доказывая его неверность и сбивчивость. "Мой друг! сказал он: нам дают правила; но всякое из них рождает исключение. Я могу вытвердить их наизусть и безпрестанно ошибаться: следственно правила неосновательны. На пример: Авторы говорят, что глаголы, которые в неопределенном наклонении оканчиваются на ать, переменяют сии буквы в изъявительном наклонении первого лица настоящего времени на ю; но они должны тотчас примолвить, что глаголы плакать, кликать и многие другие уклоняются от сего закона! Не будем клеветать на язык: он имеет верные законы для изменения букв в разных случаях глагола; но мы только еще не открыли их <...>Спряжения во всех коренных языках составляют главную трудность: кто приведет их у нас в ясную систему, того ожидает венец безсмертия; но сей великий мудрец, сей блаженный смертный, еще не родился. Я поседел над глаголами и не дерзаю думать о системе!

Однакож небо награждает усердие друзей истины, и естьли не совсем, то хотя сколько-нибудь озаряет их светом ея. Таким образом и мне удалось открыть в разсуждении глаголов истинное правило - истинное, говорю: ибо оно не имеет ни одного исключения. <...> Все глаголы, которые в настоящем времени, в третьем лице единственного числа кончаются на ит, должны во множественном числе того же лица и времени оканчиваться на ят или ат (мчит, мчат; славит, славят); другое же окончание единственного числа, с буквою е вместо и, переменяется во множественном всегда на ут или ют (владеет, владеют; лжет, лгут). Теперь найдите, любезный друг, хотя один глагол, который уклонялся бы от сего правила! Даю вам час, годы, век на размышление! <...> Через несколько минут глубокого молчания я смиренно объявил ему, что в самом деле не умею придумать ни одного исключения, но что не вижу также и большой пользы сего правила. "Пользы!" возразил он с живостию: "а разве авторы наши не пишут надеяться вместо надеются, сеят вместо сеют и стоют вместо стоят?" <...> Мы в другое свидание говорили с ним об именах числительных: он доказывал, что наши Грамматики не дают верного правила для сочинения их с другими именами, и сказал: "Вы найдете в Грамматике, что надобно говорить: два человека, семь рублей: важное наставление! Кто из Русских ошибается в этом случае? Но где же узнаете, как должно писать: с двумя стами Гранадер или Гранадерами, с двумя тысячами рублей или рублями? Вот камень преткновения! вот узел Гордиев!" <...>

Я желал сведать правило <...> "Вот оно", отвечал великодушный Грамматик <...> "естьли имя числительное не имеет рода (как-то: два, пять, десять, семьдесят), то существительное должно быть с ним в одном падеже, и мы говорим: в шестидесяти рублях, а не рублей; когда же число имеет род (например: пяток, десяток, сотня, тысяча, миллион) то имя, за ним следующее, должно быть всегда в родительном падеже, и надобно говорить: тысячами рублей, в миллионе душ, а не тысячами рублями, не в миллионе душах. Когда же за тысячами или за миллионом следует число безродное, то существительное принимает его падеж, и надобно писать: с двумя тысячами двадцать Гранадерами, а не Гранадер." - Хорошо, сказал я: но число сто имеет ли род по сему правилу, и как надобно сочинять его с именами? - "Браво, браво, любезный друг!" ответствовал ученый муж: "этот вопрос доказывает, что Гений Грамматики, пролетая вселенную, махнул крылом над твоею головою! Так, число сто приводило меня в сомнение; но я уверился наконец, что оно имеет род, когда мы говорим: первое сто, второе сто, и когда оно употребляется во множественном числе: пять сот, шесть сот, и проч. Это решительно - и в следствие моего правила должно говорить: с тремя стами Руских, а не Рускими. - Таким образом любовь к великой науке от времени до времени производит открытия; но (говорю и повторяю), что Российская Грамматика есть доныне богиня Изида в пеленах: никто еще не обнажил всех ея тайностей. Мой друг! гораздо легче иметь полную, ясную, мудрую систему гражданского законодательства, нежели языка; гораздо легче сделаться всем судьям правосудными, нежели всем писателям грамотными" <…> Мы щастливы и тем, что можем надеяться - и я заказал уже первому живописцу нашей Академии представить на картине Минерву, выходящую в блестящих доспехах из Юпитерова мозга: она будет для меня образом Грамматики, которая со временем выдет из головы мудрецов Российских, вооруженная верными правилами на все возможные случаи языка. В последнюю минуту жизни моей взгляну на эту картину, и спокойно закрою глаза навеки!"

Но сей огненный любовник правил не может терпеть излишно строгих. Он разсердился до крайности на сочинителей упомянутой новейшей Грамматики, которые говорят решительно, что предлог между требует всегда падежа творительного, и что родительный есть в таком случае ошибка. "Мой друг! сказал он: употребление есть избалованное дитя народов, с которым нельзя обходиться сурово; надобно во многом щадить его. Давно уже Руские говорят: между полями и между полей, соображаясь иногда с приятностию слуха. Сохрани нас бог от тиранства! Грамматик должен быть добродушным и жалостливым, особенно к стихотворцам. Ах! они и так не редко стенают от упругости длинных слов в языке Руском: начто их обременять лишними слогами? Нет, у нас не каменныя сердца; нет! Грамматик чувствительной, и даже справедливой, с обыкновенною искренностию скажет им: пишите смело между ясминов и лилей, вы, невинные дети Аполлоновы! Пишите, как вам угодно - как вам угодно, друзья мои!"...

Великий муж русской грамматики. Соч., т. 8, стр. 134 - 135.

ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

О РУССКОМ ЯЗЫКЕ КАК ЯЗЫКЕ ЛИТЕРАТУРЫ³

Сколько времени потребно единственно на то, чтобы совершенно овладеть духом языка своего? Вольтер сказал справедливо, что в шесть лет можно выучиться всем главным языкам, но что во всю жизнь надобно учиться своему природному. Нам Руским еще более труда, нежели другим. Француз, прочитав Монтеня, Паскаля, 5 или 6 авторов века Лудовика XIV, Вольтера, Руссо, Томаса, Мармонтеля*, может совершенно узнать язык свой во всех формах; но мы, прочитав множество церковных и светских книг, соберем только материальное или словесное богатство языка, которое ожидает души и красот от художника. Истинных Писателей было у нас еще так мало, что они не успели дать нам образцев во многих родах; не успели обогатить слов тонкими идеями; не показали, как надобно выражать приятно некоторыя, даже обыкновенный мысли. Русской Кандидат Авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски<…>

Чтож остается делать автору? выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; давать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения! Мудрено ли, что сочинители некоторых Русских комедий я романов не победили сей великой трудности, и что светския женщины не имеют терпения слушать или читать их, находя, что так не говорят люди со вкусом? <…> Одним словом, французский язык весь в книгах (со всеми красками и тенями, как в живописных картинах), а Русской только отчасти: французы пишут как говорят, а русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом.

*(Как сочинителя единственных сказок.)

Отчего в России, мало авторских талантов. Соч., т. 7, стр. 217 - 219.

С величайшим вниманием читал я снова ваше Созерцание Природы, и могу сказать без тщеславия, что надеюсь перевести его с довольною точностию; надеюсь, что не совсем ослаблю слог ваш. Но для того, чтобы сохранить всю свежесть красот, находящихся в подлиннике, мне надлежало бы иметь Боннетов дух. Сверх того язык наш хотя и богат, однакож не так обработан, как другие, и по сие время еще весьма немногая философи-ческия и физическия книги переведены на Руской. Надобно будет составлять или выдумывать новые слова, подобно как составляли и выдумывали их немцы, начав писать на собственном языке своем; но отдавая всю справедливость сему последнему, которого богатство и сила мне известны, скажу, что наш язык сам по себе гораздо приятнее.

Письма русского путешественника. Соч., т. 3, стр. 203 - 204.

Жаворонок очень хорош. Я хотел бы, чтобы стих: и любви не помышляла, был глаже, и чтобы вместо встрепенясь поставил ты другое слово; надобно сказать встрепенувшись. Пичужечки не переменяй - ради бога не переменяй! Твои советники могут быть хорошими в другом случае, а в этом они не правы. Имя Пичужечка для меня отменно приятно потому, что я слыхал его в чистом поле от добрых поселян. Оно возбуждает в душе нашей две любезныя идеи: о свободе и сельской простоте. К тону басни твоей нельзя прибрать лучшего слова. Птичка почти всегда напоминает клетку, следственно неволю. Пернатая есть нечто весьма неопределенное. Слыша это слово, ты еще не знаешь, о чем говорится: о струсе или колибри.

То, что не сообщает нам дурной идеи, не есть низко. Один мужик говорит пичужечка и парень: первое приятно, второе отвратительно. При первом слове воображаю красной летний день, зеленое дерево на цветущем лугу, птичье гнездо, порхающую малиновку или пеночку, и покойного селянина, который с тихим удовольствием смотрит на природу и говорит: вот гнездо! вот пичужечка! При втором слове является моим мыслям дебелый мужик, который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря: ай парень! что за квас! Надобно признаться, что тут нет ничего интересного для души нашей! - И так, любезной мой, нельзя ли вместо парня употребить другое слово?

Из письма к И. И. Дмитриеву от 22 июня 1793 г., СПб., 1866. стр. 39.

ПРОТИВ ЯЗЫКОВОГО "ЧУЖЕБЕСИЯ"

Все хорошо воспитанные англичане знают французский язык, но не хотят говорить им, и я теперь крайне жалею, что так худо знаю английский. Какая розница с нами! У нас всякой, кто умеет только сказать: comment vous portez-vous?⁴без всякой нужды коверкает французский язык, чтобы с русским не говорить по-русски; а в нашем так называемом хорошем обществе без французского языка будешь глух и нем. Не стыдно ли? Как не иметь народного самолюбия? За чем быть попугаями и обезьянами вместе? Наш язык и для разговоров право не хуже других; надобно только, чтобы наши умные светские люди, особливо же красавицы, поискали в нем выражений для своих мыслей. Всего же смешнее для меня наши остроумцы, которые хотят быть французскими авторами. Бедные! они щастливы тем, что француз скажет об них: pour un etranger, Monsieur, n'ecrit pas mal!⁵

Письма русского путешественника. Соч., т. 5, стр. 159.

Француз, который жил долго в России и возвратился в свое отечество, публикует оттуда в Московских газетах *, что он близ Парижа завел пансион для русских молодых дворян, и приглашает родителей отправить к нему из России детей своих на воспитание, обещая учить их всему нужному, особливо же языку русскому! Живучи в уединении, я не знаю, что другие подумали о таком объявлении. Мне кажется оно более смешным, нежели досадным: ибо я уверен, что наши дворяне не захотят воспользоваться благосклонным предложением господина NN <...>

<...> Природный язык для нас важнее французского; а господин NN, не смотря на свое милостивое обещание, не выучит детей наших в Париже говорить так хорошо по-русски, как они здесь выучатся. Питомцы его, через 6 или 7 лет возвратясь в Россию, стали бы терзать слух наш варварскими своими фразами; они сказали бы нам "мы говорим язык свой; мы знаем Математики; мы представляем наши почтения согражданам" ** - а сограждане назвали бы их глупцами, невеждами, дурно-воспитанными людьми; ибо кто не знает природного языка, тот конечно дурно воспитан, хотя бы знал наизусть и все книги браминов; они сказали бы сим полугаллам: "за чем вы к нам приехали? за чем не остались во Франции? Мы не признаем вас земляками своими; вы недостойны называться русскими, которые гордятся языком Святослава, Владимира, Пожарского, Петра Великого. Вы не имеете отечества: ибо и самые французы, не смотря на то, что вы прекрасно даете чувствовать немое е, не признают вас французами!" ...И добродушные родители, лишив себя неизъяснимого удовольствия видеть на лице и в душе милых детей расцветание красоты физической и нравственной, вместо благовоспитанных людей увидели бы в них французских обезьян или попугаев, которые наименовали бы им всех парижских актеров, а не умели бы с чувством произнести священного имени России, отца, матери и сограждан!

*(В первых нумерах Декабря месяца 1801.)

**(Такие фразы слыхали мы от русских французов. Некоторые из них утверждают даже, что наш язык не имеет правил. Нещастные!)

Странность. Соч., т. 9, стр. 135, 139 - 140.

О ПЕРЕВОДАХ С ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ И ЯЗЫКОВОМ НОВАТОРСТВЕ

Перевод ваш, любезнейший князь, читал я с живейшим участием: он хорош; со временем будет у вас более легкости в слоге. Liberalite принадлежит к неологизму нашего времени: я не мастер переводить таких слов. Знаю свободу: из нее можно сделать свободность, если угодно. Liberal в нынешнем смысле свободный;законно-свободный есть прибавок. В старину говорили, что закон с свободою живут как кошка с собакою. Всякой закон (гражданский) есть неволя. Но это глубоко и заведет нас далеко. Радуюсь всему хорошему, что быть может, и говорю: дай бог!

Из письма к П. А. Вяземскому от 8 апреля 1818 г.

Смело переводите regence, regent правление и правитель, а gouvernement правительство, administratif управительный; но attribution лучше принадлежность, нежели присвоение, которое значит другое. Fonciere не поземельная, а недвижимая. Не сказал бы я ни узакониться, ни укорениться: лучше вступить в подданство, сделаться гражданином и проч. Туземец хорошо.

Из письма к П. А. Вяземскому от 30 мая 1818 г.

Комментарии

Н. М. КАРАМЗИН

¹(Н. М. Карамзин, как и многие из его предшественников, ведет упорную борьбу за родной язык, нападает на "чужебесие", но в его высказываниях нет последовательного, принципиального обличения дворянского космополитизма, дворянского пренебрежения русским языком и русской культурой.)

²(Карамзин, тонкий знаток и русского языка и его грамматики, высказывает правильные суждения об обогащении словарного состава русского языка. В определении роли и значения грамматических правил он исходит из учения Ломоносова, полагая, что правила языка не изобретаются, а существуют уже в нем.

Приводимые отрывки интересны в этом отношении.)

³(Карамзин советует писателям для усовершенствования, для обогащения своего языка "совершенно узнать" родной язык, слушать разговоры "вокруг себя", "выдумывать, сочинять выражения".

Но что это значит "вокруг себя!? - "В лучших домах", чтобы и писать затем так, чтобы светские женщины имели терпение их читать. Борьба Карамзина за точность словесного выражения является у него одновременно борьбой дворянина-крепостника против демократизации речи. Поэтому он протестует против таких слов как "пот", "потупленная" голова и т. д. Особенно характерны в этом отношении его возражения против слова "парень" и любование словом "пичужечка". Действительно, слово "пичужечка" в устах крестьянина того времени передает "покойного селянина, который с тихим удовольствием смотрит на природу". Дворянскому сердцу Карамзина дорог именно "покойный" крестьянин, удовлетворенный своим крепостным положением. Слово же "парень" говорит Карамзину другое.)

⁴(Comment vous portez-vous? - Как вы поживаете?)

⁵(Pour un etranger, Monsieur, n'ecrit pas mal! - Для иностранца господин пишет неплохо! (Прим. Карамзина.))