А. Л. ТОЛСТАЯ. ПИСЬМА РАЗНЫХ ЛЕТ (1930 - 1978)
Л.Н. Толстой с дочерью Александрой Львовной в гостях у В.Г. Черткова. Мещерское (Московская губ.). 1910 г. Фотография В.Т. Черткова
"Благодарю Бога за то великое счастье, которое Он мне послал, послужить такому человеку, как мой отец, облегчить ему тяжесть последних дней..." - писала младшая дочь Л.Н. Толстого Александра Львовна Толстая (1884 - 1979) в последнем своем обращении к русскому народу 29 марта 1978 года (публикуется ниже). Толстая родилась 18 июня 1884 г. Именно в тот день, когда ее отец Лев Толстой сделал первую попытку уйти из Ясной Поляны и вернулся "с половины дороги в Тулу" только потому, что на свет должен был появиться его двенадцатый ребенок. Дочери, рожденной в столь драматический для семьи Толстого период, суждено было занять огромное место в жизни своего отца: стать его единомышленницей, преданным другом, согревшим своей любовью его последние годы, ей же суждено было помогать ему в его поспешных сборах, когда он навсегда оставил Ясную Поляну в ночь на 28 октября 1910 г., дни и ночи находиться у постели умирающего отца. Ей же было суждено по завещанию Толстого стать его душеприказчиком и выполнить последнюю волю отца. В книге "Отец" (М. 1989, с. 478) Александра Львовна об этом пишет очень кратко: "1911 - 1913 годы. - Выполнение завещания отца: издание его неизданных сочинений, покупка земли у братьев и наделение ею крестьян, передача прав на сочинения отца в общее пользование".
Вся дальнейшая долгая жизнь Александры Львовны была отдана исполнению заветов отца, увековечению его памяти. Первые годы после смерти отца были самыми тяжелыми для Александры Львовны. В книге "Дочь" она писала: "При нем - у меня не было своей жизни, интересов. Все серьезное, настоящее было связано с ним. И, когда он ушел, осталась зияющая пустота, заполнить которую я не умела" ("Дочь". Лондон. Онтарио. Канада. 1979, с, 18).
В 1914 г. А.Л. Толстая идет добровольцем на фронт. В качестве сестры милосердия она была прикомандирована к санитарному поезду для приема раненых. В 1915 г. вступила в отряд Красного Креста для борьбы с эпидемией тифа в русской армии, действовавшей на Турецком фронте. Позднее как уполномоченный Всероссийского Земского Союза на Западном фронте в прифронтовой полосе организовала школы-столовые для детей (около 10 тысяч). Затем ей было приказано организовать подвижной санитарный отряд с тремя летучками и базой. В невероятно трудных условиях с командой в 250 человек в три дня она открывает в Залесье госпиталь на 400 коек. Февральскую революцию А.Л. Толстая встретила в госпитале, где находилась с конца 1916 г. после отравления во время немецкой газовой атаки. Вернувшись из госпиталя, за свою деятельность по восстановлению дисциплины во вверенной ей военно-медицинской части была награждена Георгиевским крестом 2-й степени.
В конце 1917 г. А.Л. Толстая вернулась сначала в Москву, а затем в Ясную Поляну.
Еще в 1911 г. при непосредственном участиии А.Л. Толстой было предпринято трехтомное издание "Посмертных художественных произведений Л.Н. Толстого" (М. 1911), а в 1918 г. было организовано "Кооперативное товарищество изучения и распространения произведений Л.Н. Толстого", которое провело большую работу по разбору рукописей Толстого. Декретом наркома просвещения А.В. Луначарского А.Л. Толстая была назначена полномочным комиссаром Ясной Поляны, а затем стала директором музея и опытно-показательной станции "Ясная Поляна". В 1920 г. Александра Львовна была арестована по делу подпольной организации "Тактический центр", членом которой она не являлась (всего ее арестовывали 5 раз). Спасло ее имя отца. С середины 20-х годов усилилось вмешательство местных властей в ее деятельность по распространению идей Толстого. Неоднократно приходилось ей искать помощи в Москве у Калинина, Луначарского, Менжинского и даже Сталина. В октябре 1929 г., получив приглашение выступить с лекциями о Толстом, Александра Львовна выехала в Японию, где прожила до 1931 г. Накануне отъезда она писала в одном из писем: "Больше всего на свете хочу свободы. Пусть нищенства, котомки, но только свободы". Этой-то свободы ей не хватало в России двадцатых годов. В книге "Дочь" А.Л. Толстая подробно рассказала о причинах, побудивших ее покинуть Родину, одна из глав книги "Волшебная страна - Япония" посвящена ее двадцатимесячному пребыванию в этой стране.
Л.Н. Толстой с Александрой Львовной. Телятинки. 1909 г. Фотография В.Г. Черткова
В сентябре 1931 г. А.Л. Толстая поселилась в США. Там она также читала лекции об отце в самых разных аудиториях. Деятельность эта не давала достаточных средств к существованию, и поэтому Александра Львовна, никогда не гнушавшаяся физического труда, занималась фермерством: разводила кур, доила коров, занималась полевыми работами. Параллельно с этим не прекращала своей лекционной деятельности, писала статьи и книги о Толстом, которые переводились на множество языков. В 1989 г. издательством "Книга" выпущена книга "Отец", одно из самых значительных произведений А.Л. Толстой (впервые издана в Нью-Йорке в 1953 г.). В журнале "Новый мир" (1988. №№ 11-12) опубликован мемуарный очерк "Младшая дочь", появились и другие публикации. Так имя той, которую "исключительно" любил ее отец Лев Толстой, возвращается к нам из полузабвения.
Публикуемые ниже письма А.Л. Толстой из Японии адресованы ее другу и племяннице А.И. Толстой-Поповой и ее мужу Павлу Сергеевичу Попову. Это часть писем из довольно значительной переписки Александры Львовны с родными во время ее пребывания в Японии. С переездом в США и лишением советского гражданства ее связь с родными, оставшимися в России, на многие годы прервалась. Публикуемые здесь же письма Александры Львовны из США, адресованные сестре Т.Л. Сухотиной в Рим, переданы в отдел рукописей ГМТ Т.М. Альбертини.
В 60-е годы Государственный музей Л.Н. Толстого в Москве завязал переписку с Александрой Львовной, которая продолжалась почти до самой ее смерти. Два письма А.Л. Толстой адресованы в музей; в письме 1978 г. она обращается ко всему русскому народу.
Милые друзья мои Анночка и Пашенька!
Иль я рассердила Вас чем-нибудь, или вы меня разлюбили, или вы чем-нибудь очень очень заняты, но я ничего не получаю и затосковала...
Вот сегодня - воскресенье, жара смертная, все гуляют, наслаждаются, Туся* и наша жиличка даже купались в море-а мне грустно. Может быть, мне грустно потому, что я пишу о своем отце и вспоминаю, как мы с ним любили друг друга в последний год его жизни, пишу и плачу так, что глаза все застилает и я уже не в силах больше писать**. А Леля*** сверху слышит, как я сморкаюсь, и кричит:
- Ну, ну, довольно уже.
*(Христианович Мария (она же Туся) - дочь О.П. Христианович.)
**("Воспоминания о Толстом" А.Л. Толстой были изданы в 1930 г. в Токио большим почитателем Толстого издателем Иванами, перевел их на японский язык профессор Ясуги.)
***(Христианович Ольга Петровна - близкая подруга А.Л. Толстой. Была преподавательницей русской литературы в Яснополянской школе. С ней и ее дочерью Александра Львовна уехала осенью 1929 г. в Японию.)
Она привыкла, что я почти каждый день все плачу, когда пишу. Если бы ты, Анночка, писала со мной вместе, ты бы тоже вместе со мной плакала бы.
Л.Н. Толстой с Александрой Львовной в окрестностях Ясной Поляны. 1908 г. Фотография В.Г. Черткова
Анночка, душка, у меня есть и веселенькое. У меня уже поспела красненькая маленькая редиска на грядочке, а огурцы дают по четвертому листу, а баклажаны по пятому, а помидоры совсем высокие, и шпинат через неделю будем есть. Я купила себе за полтинник леечку и поливаю утром и вечером. А еще расскажу: в саду оказалась одна роза. Мне сказали, что ее надо поливать добром, чтобы было хорошо, я пробовала лазить в "америку", но ничего не вышло, тогда я утром рано, когда все спали, выкопала ямку кругом кустика .......... а потом опять закопала (Пашке не давай читать) и стала каждый день поливать ее водой, и вчера распустились две громадные, тяжелые розы, темно-красные, пахнущие водяными лилиями! Знаешь? Еще веселенькое: иногда, когда жилицы нет, Туська в школе, мы с Лелей, как две школьницы, садимся на велосипед (иногда даже в мое рабочее время) и дуем. Здесь есть дорога, которая идет от Кобэ до Осака 40 верст по асфальту. Мы летим, обгоняем боев, автомобили обгоняют нас. И на днях мы свернули влево по сосновой аллее. Ехали, ехали, и почему-то, по наитию круто повернули вправо и так и ахнули. Мы увидели большой, большой пруд. Шли круги от играющей рыбы и квакали лягушки. Мы сели отдыхать потные, но радостные, но к сожалению мы представляли себе из себя такое архиевропейское зрелище, что из разных маленьких домиков, с раздвижными бумажными стенками, крытых черепицей, стали выползать кумушки, с младенцами на спинах, которых они, поплясывая, качали. Мы пробовали закрыть глаза, чтобы представить себе, что мы не в Японии...
На днях было следующее:
В парадную дверь постучали, в то время как я писала. Я бываю в такие минуты зла. Я нехотя пошла открывать двери. Раздвинула их и увидала троих. Один слепой, которого вел молодой мальчик - студент, и высокий человек в рыжей толстовке, рыжей шляпе и с драной коленкой. Я пригласила их войти. Слепой оказался знакомым профессором, которого я видела еще в Токио. А человек с драной коленкой оказался членом одного религиозного общества. Я пригласила их войти. Они разулись, я принесла имеющиеся в доме табуретки, усадила их. Они, оказывается, пришли приглашать меня на лекцию в один из самых старинных городов Японии - Киото. Я согласилась, хотя мне тяжело было отрываться от книги и составлять лекцию на новую тему: "Уход и смерть отца"*.
*(В 1923 г. в Москве в сборнике "Толстой. Памятники творчества и жизни. Вып. 4 под редакцией В.И. Срезневского" была впервые опубликована статья А.Л. Толстой "Об уходе и смерти Толстого" (с. 131 - 184). Позднее она была перепечатана целым рядом зарубежных издательств.)
6-го состоялась лекция. Когда мы на автомобиле подъехали, у меня сразу сердце захолонуло, толпа стояла у парадного входа. Оказалось более 2000 человек. Мест не было, сидели на полу, стояли в проходах. Киото - это один из самых культурных городов, здесь много высших учебных заведений, один из лучших государственных университетов. Слушали прекрасно, внимательно, хорошо. Члены религиозного общества метались, рассаживая публику, подставляя стулья, угощая нас чаем. Все плохо одеты, бедно, но все радостно, счастливо улыбаются...
Председатель этого общества - высокий красивый старик сказал мне, что просит нас поехать к нему в общину - посмотреть, как они там живут:
- Община эта организована в память вашего отца, - сказал он мне, - когда я впервые прочел "В чем моя вера?"*, я задумал жить так, как велел ваш отец. Пожалуйста, когда вы приедете к нам, не говорите, я приехала, а скажите: я вернулась!
*(Л.Н. Толстой. В чем моя вера? (23.304 - 512).)
Ну про лекцию писать особенно нечего. С переводчиком читать тяжело, но и встретили и провожали хорошо. Материально это дало мне 250 рублей. Самое интересное следующее:
Поздно вечером на автомобиле мы покатили за город. Ехали долго по темным улицам, по закоулкам. Приехали к большой горе, которая едва очерчивалась в темноте, где-то журчала вода. Разулись, вошли в дом. Хозяин пригласил нас к столу, накрытому по-европейски (для нас). Я очень устала, но мой переводчик корреспондент "Осака-Маиничи" Курода интересовался обществом и все расспрашивал про него. Мы долго говорили. Общество возникло 25 лет тому назад. Всех членов больше 1000, но здесь живут 150 человек - работают на земле, кормятся с 3 с половиной десятин! Все вегетарианцы, не пьют, не курят, едят черный рис (самый дешевый). Кто-то из сидящих спросил, какие права имеют члены общества. Председатель ответил: у нас нет прав, у нас есть только обязанности.
- Во что вы верите? Вы буддисты? Христиане, шинтоисты?
- Мы не называем себя ни христианами, ни буддистами, ни шинтоистами. Мы берем из религий то, что близко нам по духу, что имеет смысл, что помогает нам жить.
- Чем вы живете?
- Мы часто читаем сказку "Об Иване Дураке"*. Мы трем листья, и сыплется золото. Оно нам не нужно. Мы всегда сыты, мы счастливы. Нам подарили эту землю, построили дома.
*(Л.Н. Толстой. Сказка об Иване-дураке и его двух братьях: Семене-воине и Тарасе-Брюхане, и немой сестре Меланье, и о старом дьяволе и трех чертенятах (25.115 - 138). )
- Вы работаете на стороне?
- Да. Но мы не берем платы с тех, кто не понимает нашей веры, для этих мы работаем бесплатно. Нам дают деньги те, которые нас понимают, сочувствуют нам.
- Ну вот мне завтра нужен работник...
- Мы вам завтра пришлем его.
- Кому угодно?
- Да, кому угодно, кто нас попросит, чаще всего мы чистим уборные, потому что никто не любит этого делать, мы чистим их бесплатно тем, кто просит нас.
Наутро мы встали рано, нас торопили на утреннюю молитву. Мы вымылись на дворе чистой, холодной водой с гор и пошли.
В японском доме молилось человек сто на коленях. Один впереди бил в какой-то предмет, который гулко раздавался по зданию. И в такт гудели, как пчелы в ульях, люди. Потом начальник сказал проповедь, а затем говорила я с переводчиком.
А затем мы ходили смотреть, как работают люди.
- Вон работают аристократы, скрывающие свои имена, - сказал нам начальник, указывая на людей, которые в кимоно пололи на бугре - женщины и мужчины. - Они пришли сюда узнать, как люди живут в бедности и труде. А вон человек, окончивший два факультета, а вон тот - один из богатейших людей Японии, который все роздал и пришел к нам.
Зашли в дома. Один дом устроен так, что наверху есть красиво отделанная комната, в вазе стоит, по-японски, один цветок - мак. Открыли нечто, что похоже на алтарь, в глубине портрет моего отца. Эта комната для всякого, кто желает сосредоточиться на самом себе, думать о "Свете" (так они называют Бога), любить доброту. Над портретом отца: герб - круг - ноль, ничто или все, сказал председатель.
Мы шли изумленные, потрясенные всем, что мы видели, по дороге встречались толстые, веселые ребята с матерями, журчала вода, темнели над нами поросшие соснами горы. "Эх, кабы отец мог это видеть", - думала я.
Мимо дома струился канал. Канал, который провели из большого озера, пробив для этого громадные пространства в. горах. Канал ведет до Киото 9 верст, оттуда в Осака. Мы попросили, чтобы нас отправили в Киото на лодке по каналу. Так и сделали, мы сели на тюки с рисом. Двое лодочников управляли и мы по течению поплыли мимо красивых зеленых берегов, цветущих садов, зеленых гор, деревушек. Плыли беззвучно, потому что лодочник только управлял веслом, но не греб. И вдруг въехали в тоннель, выскочили, попали в другой. Лодочник зажег свет, и мы плыли в жуткой темноте, где вода капала сверху, гулко раздавались голоса и таинственно плыли мимо нас встречные лодки, которые тянули против течения по канату около стены.
Вот и все. Пишите. Я целую вас, скажите всем, что нехорошо так забывать, я же люблю и думаю, и вспоминаю!
Любящая вас Саша.
Анночка, жалко, что ты этого не видишь! Я люблю тебя, душка.
Поздравь от меня Ольгу*, я очень, очень за нее рада.
*(Толстая Ольга Константиновна - первая жена Андрея Львовича Толстого, брата Александры Львовны.)
Л.Н. Толстой в яснополянском парке. 1903 г. Фотография А.Л. Толстой
Милая моя душка Анночка, ты не обижайся, я должна раньше ответить Пашеньке, потому что он меня страсть как задел со своим "умным" Чичериным* и своей "ученой философией".
*(Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) - профессор Московского университета, философ. В Яснополянской библиотеке Толстого хранится его книга "Положительная философия и единство науки" (М. 1892) с дарственной надписью автора. В молодости был близко знаком и переписывался с Толстым. Причину непонимания Чичериным Толстого очень верно подметила С.А. Толстая, которая записала в дневнике 12 января 1895 г.: "...Чичерин сегодня говорил о Левочке, что в нем два человека: гениальный литератор и плохой резонер, поражающий людей парадоксальным эффектом самых противоречивых мыслей. Чичерин любит Льва Николаевича, но по старой памяти, он видит в нем того Льва Николаевича, которого он знал молодым и от которого хранит множество писем..." (С.А. Толстая. Дневники. М. 1978. Т. 1, с. 230). )
Вот, Пашенька, я начинаю. Прежде только хочется поблагодарить тебя за ласковые слова и сказать, что это было мне очень дорого. Я очень дорожу твой дружбой!
Теперь давай спорить! Можно начать по-женски, без логики, а от души, так, как с сердца срывается. Ужасный дурак твой Чичерин! Так он меня рассердил - беда! (Это начинается логика.)
Ты заражен ученостью и поэтому ты не хочешь понять глубины моего отца. В этом, с моей точки зрения, твоя беда! Что такое философия моего отца? Это есть толкование христианского учения, затемненного веками таинствами, обрядами и проч. Кажется, собственной философии у отца никогда и не было. Изучив все религии, он во всех нашел одни и те же основы, и принял их.
Вот например, "Круг чтения"?* Это труд, который еще не оценен, но когда-нибудь непременно обратит на себя внимание, не твоих глупых критиков, а настоящих религиозных людей. И отчасти уже на востоке так и смотрят на эту работу. Это попытка соединить воедино все религии.
*(Л. Н. Толстой. Круг чтения. Избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым мысли многих писателей об истине, жизни и поведении. 1904 - 1908. (Т. 41 - 42.) В предисловии к "Кругу чтения" в марте 1908 г. Л.Н. Толстой писал: "...цель моей книги состоит не в том, чтобы дать точные словесные переводы писателей, а в том, чтобы, воспользовавшись великими, плодотворными мыслями разных писателей, дать большому числу читателей доступный им ежедневный круг чтения, возбуждающего лучшие мысли и чувства..." (41. 9.))
Истина - назови ее религией, философией, житейской мудростью - всегда проста, она не требует учености, но вместе с тем, чтобы ее найти нужно пройти громадный жизненный путь, как мой отец, промучиться столько, сколько он мучился, изучить все религии мира, а этот твой дурак Чичерин пишет, что отцу "случайно взбрело что-то на ум". Может, он и не потрудился прочитать "Исповедь", "Перевод и исследование 4-х Евангелий", что он смеет так писать? Недаром мой отец всегда считал его ограниченным и несерьезным человеком!*
*(26 сентября 1905 г. Л.Н. Толстой, беседуя с М.С. Сухотиным, сказал ему: "Почему ты читаешь Чичерина, а не прямо Руссо, Лабоэти, Канта? Что он пишет о них, это бессознательно, недобросовестно. Чичерин - человек тупой, классифицирует..." (Яснополянские записки Д.П. Маковицкого. 1904-1905. "Литературное наследство". Т. 90, Кн. 1, М. 1979, с. 407.). )
Я думаю, что мы с тобой в этих вопросах никогда не сойдемся, потому что для тебя - пренебрежение отца к "ученой философии" является громадным минусом, "у него не было почвы", по-твоему, для меня - он был одним из тех великих с космическим сознанием вроде Христа, Лао-Тзе, Франциска Ассизского, Джамапады и других, которые, как Бекк (Космическое Сознание) говорит, одни и двигали вперед все человечество. Их имена бессмертны, а Чичерин твой, гляди, через 10 лет и забудется, и не останется ничего от него ни для души, ни для науки. Ох, наука ваша! Она только и делает, что бежит вперед, и опровергает то, что перед тем с таким трудом и с таким жаром доказывала.
Ну это первое. Рассуждения Чичерина на меня могут только действовать обратно. Раз он говорит, значит, это глупости. Но давай ближе подъедем к теме нашего разговора. Я хочу с другой стороны подойти к этому вопросу. Все люди живут - маленькие, незначительные, умные, глупые, общественные деятели, писатели, и почему-то никто не ставит им баллов за поведение. Но все с какой преувеличенной заботливостью следили за поведением моего отца и до сего времени его обсуждают. Толстовцы не позволяли ему быть художником-писателем, литературоведы не позволяли ему быть мыслителем. Люди с пеной у рта доказывают друг другу, как велик был бы Толстой, если бы он был только художником или только мыслителем.
Почему вы не хотите принять Толстого целиком, таким, каким он был, есть и будет на многие годы? Он жил так, как мог, так, как умел, искал и не мог быть другим. И был единым всю свою жизнь. Искал зеленую палочку с детства и до 80 лет!
Вот сейчас мы и подойдем к делу. Есть, по моему, два сорта людей: одни - всегда всем уступающие, жертвующие, всегда всем обязанные, всегда перед всеми виноватые. Таков был мой отец. Он был виноват перед матерью, Чертковым*, Гусевым**, сыновьями, мужиками - всеми. И есть другие: они никогда не видят жертвы, а принимают ее как должное. Они всегда перед всеми правы, все должны им, все перед ними виноваты... Это мама, Чертков, некоторые сыновья.
*(Владимир Григорьевич Чертков (1854 - 1936) - друг и единомышленник Толстого, издатель его произведений. В книге "Дочь" Александра Львовна писала: "Одной из основных черт моего отца была благодарность за все, что люди для него делали. И это чувство благодарности отец очень сильно чувствовал по отношению к Черткову. "Никто не сделал для меня того, что сделал Владимир Григорьевич", - говорил отец. Но трудно было найти более разных по характеру людей. В нескольких строчках трудно определить, в чем заключалось это различие. В Черткове не было гибкости, он был тяжел своей прямолинейностью, полным неумением приспособиться к обстоятельствам. Его поступки, действия, его ум, устремленный в одном направлении, не допускали компромиссов... У Черткова не было чуткости, в нем не было тепла. Чертков подходил к людям, строго анализируя их: если человек ел мясо и был богат, для Черткова он уже не был интересен. Для Толстого каждый человек был интересен, он любил людей. Может быть, как раз в этом-то и было различие между ним и его верным последователем" ("Дочь", с. 19).)
**(Николай Николаевич Гусев (1882 - 1967) - секретарь Толстого в 1907 - 1909 гг., автор ряда книг о Толстом. Александра Львовна вспоминала: "...Хотя я и боролась с этим чувством, все же я ревновала отца к Гусеву..." (А. Л. Толстая. Отец. М. 1989, с. 430).)
Так вот именно в том, что отцу не давали жить так как он хотел, насиловали его волю, в этом и было преступление окружающих его людей. Никто не требовал, чтобы мать шла за ним, этого она сделать не могла, но она не имела права насиловать его волю.
- Ах, в Стокгольм, на конгресс?!* - сейчас склянку опия приму.
*(В июле 1909 г. Толстой получил приглашение принять участие в XVIII Международном мирном конгрессе, который должен был состояться в августе в Стокгольме. Толстой дал согласие и подготовил доклад. Софья Андреевна, опасаясь за его здоровье, сначала всячески противилась этому намерению мужа, но потом "объявила", что она будет сама сопровождать Льва Николаевича (см. об этом записи Толстого в Дневнике от 26 и 29 июля и 2 августа - 57.107,110). Но конгресс был отложен на август 1910 г., и на два повторных приглашения Толстой ответил отказом, ссылаясь на "состояние здоровья" (82.56). Посланный на конгресс доклад Толстого не был там зачитан. Подробнее об этом см.: Т. Л. Сухотина - Толстая. Воспоминания. М. 1976, с. 411, 506-507, и А. Л. Толстая. Отец. М. 1989, с. 436. )
- Не даешь права? - Под поезд!
- Видишься с Чертковым? - Убьюсь, утоплюсь! Ко всему этому примешивалась еще корысть.
У меня есть стенографически записанные слова отца, которые он мне как-то сказал: "Беда в том, что сошлись крайняя наглость и крайняя деликатность". (Ольга Петровна, которая принадлежит к вашему толку вычеркнула почти насильно эти слова из моих записок.)
Если бы отец был менее уступчив, было бы лучше, а то получалось, как в сказке "О Рыбаке и Рыбке", чем больше он уступал, тем больше она требовала. Если бы она была деликатна, она перестала бы требовать...*
*(Речь идет о событиях 1910 г., предшествующих уходу и смерти Л.Н. Толстого. Подробно и достаточно объективно они отражены в следующих мемуарах: С. Л. Толстой. Очерки былого. Тула. 1965, с. 235 - 288; Т. Л. Сухотина. Воспоминания. М. 1976, с .369 - 426; И. Л. Толстой. Мои воспоминания. М. 1987, с. 256 - 272.)
Ты пишешь о материнских дневниках. Я знаю, что все места, где она говорит о сближении с отцом, как с мужем - ложь. Я знаю здесь кое-что о чем писать сейчас не могу (а то О.П. совсем задаст!), но когда-нибудь я напишу. Дневники, не 70 годов, и не ежедневная записная книжка, а второй том дневников написан местами позднее по дневникам отца. Это я знаю наверное. Если бы дневники не были опубликованы, я бы подумала над тем, писать ли мне все, т. е. опубликовать ли то, что у меня стенографически записано. Появление дневника матери меня к этому обязывает*.
*(С 1928 по 1936годв России шло издание дневников С.А.Толстой. Готовил их к печати С.Л.Толстой. В 1935 г. он писал Т.Л.Сухотиной: "Я старался выяснить истинное положение дел и думаю, что стоял на такой же беспристрастной точке зрения, как и ты. Несомненно, наша мать была больна и сильно больна истерией. Надо удивляться, как Чертков, Саша и даже Душан не признавали этого... Лучше других нашу мать понимал отец. Он понимал, что она больна, одинока и несчастна, и он ее, несмотря ни на что, жалел и любил" (см. "Дневники Софьи Андреевны Толстой". 1910. Редакция и предисловие С.Л. Толстого. М. 1936. С. А. Толстая. Дневники. 1901 - 1910, М. 1978).)
Еще, Пашенька, у меня такое чувство, что вы затеяли против меня семейный поход. Это напрасно. Я так мучилась, так много ночей не спала прежде чем решить, что именно писать, что мнения других тонут во всех моих мучениях и переживаниях по этому поводу.
Мне кажется права О.П., когда она говорит, что с любовью, без осуждения надо писать о фактах, а если у меня нет любви, а если, описывая, всплывают страшные пережитые мной страдания?
Так вот, друг мой! Что же тут твой дурацкий Чичерин? Душа у меня выворачивается, сколько слез я пролила! Сколько мучений вытерпела!
А ты критики! Мало чести этим критикам, что они сходятся с моей матерью!
Ну, до свидания! Я чувствую, что книгу мою вы не одобрите! Анночка, голубчик, я нигде не пишу, что мать была причиной смерти отца, но есть его слова в письме ко мне: "скажи мама, что я не выдержу умру, и что надеюсь, что третий обморок, который случится, будет последним (слова неточные, скучно искать письмо, очень жарко). Еще его слова: "доконает она меня". Когда у него сделался третий обморок, мама кричала: "Господи только не на этот раз, только не на этот, если он умрет, я буду знать, что я убила его". Когда мама умирала, она сказала: "я знаю, что убила его". Так что как видишь это не мое мнение, а мнение, которое высказывали оба родителя. Ты мало себе представляешь ту ужасающую трагедию, которая развертывалась в последние дни жизни отца!
Анночка, я еще Леночке* и Вере** не послала посылок, у нас было туго с деньгами: Пошлю скоро.
*(Денисенко (рожд. Толстая) Елена Сергеевна - племянница Толстого, двоюродная сестра А.Л. Толстой.)
**(Толстая Вера Ильинична - дочь И.Л. Толстого.)
Если не трудно, сделай дело с Надей Мартыновой*. Как она поживает и Дэвис**?
*(Мартынова (в замужестве Данилевская) Надежда Николаевна - подруга А.Л.Толстой с детских лет, в начале 30-х гг. переехала в США. )
**(Алис Дэвис - подруга А.Л. Толстой.)
Здесь тропическая жара. Я ничего подобного никогда в жизни не испытывала. Ночью подушка, простыни, все мокрое, хотя спишь голой.
Целую, тебя, Пашенька, не сердись, пойми меня! Тебя, Анюточка, целую с твоими птенцами*. Ты что-то про них не пишешь?
*(Дети А.И. Толстой-Поповой от первого брака с Н.А.Хольмбергом: Сергей (род. в 1909 г.) и Владимир (1915 - 1932). )
Любящая вас А.Т.
Пожалуйста, Пашенька, хоть два слова ответь на это письмо, я рада, что вы так увлечены работой по изданию*. Лучше этого Паша ничего не мог придумать!
*(А.И.Толстая-Попова с мужем, П.С.Поповым, готовили в это время к изданию письма С.А.Толстой к Льву Николаевичу. 11 апреля 1936 г. Анна Ильинична писала о них Т.Л.Сухотиной: "Я совершенно убеждена, что каждый, прочитавший ее письма к деду, пожалеет и полюбит ее, и мне так хочется, чтобы дурное мнение о ней переменилось, и бедная труженица была бы понята. Публикуя бабушкины письма, мы стараемся ничего не скрывать и не затушевывать больные и тяжелые места, но в комментарии мы даем всему объяснения". Когда вышли "Письма С.А.Толстой" (М. 1936), Татьяна Львовна писала Анне Ильиничне: "Том писем бабушки очень хорошо издан. Видно вами было положено много любви. И письма очень трогательные. Я ее помню почти с самого начала написания этих писем. Черты характера всегда были те же: готовность жертвовать собой для любимых людей; всегдашние тупики, из которых она не могла или не хотела выйти; и неумение использовать ту любовь, которую ей высказывали близкие" (21 февраля 1937 г.). )
А.Т.
Милая Анночка!
Сейчас почти что канун Нового года и мне захотелось сесть и написать тебе. Как вы с Пашей живете? Каждый раз как получаю письмо от тебя, то очень радуюсь.
Я уже законтрактовалась в Америку. Буду читать больше 100 лекций. Очень надеюсь, что не поврежу Илье*. Думаю, что он пожалуй уже теперь мало читает. Здесь как то внове хорошо принимают, а потом быстро все приедается, наверное так и в США. Я теперь уже здесь все читаю по английски и кажется довольны. Последний раз читала об уходе и смерти и все плакали. С книгой тоже кажется ничего, по крайней мере Япония принимает хорошо. И какие они трогательные эти японцы. Получаю по поводу книги письма. Недавно получила от крестьянина с острова Ишима. У них там кустарное производство игрушек и вот он послал мне целый ворох всяких игрушек - очень чудных, чисто японских, которые мы с Туськой конечно повесили на нашу маленькую елочку.
*(С конца 1917 г. до самой своей смерти в 1933 г. в США жил Илья Львович Толстой. В 1922 г. он писал брату Сергею: "Я четыре года в Америке, иногда пишу, но больше живу лекциями об отце" (ГМТ). В ту пору, когда в США переехала Александра Львовна (1931), Илья Львович почти отошел от пропагандистской деятельности. (Подробнее см.: И. Л. Толстой. Мои воспоминания. М. 1987.) )
Этот человек пишет, что читал мою книгу, очень ему понравилось. Он ужасно любит Толстого, больше всего "Ивана дурака". В углу на "такеномо" (это возвышение во всяком японском доме вроде алтаря) стоит портрет Толстого и он каждый день ему молится. Он хочет жить праведно, найти правильный путь. Что надо ему читать? Как найти этот путь? Он зовет приехать к себе в деревню на остров Ишима, там очень красиво, особенно, когда цветет "сакура" - вишня. Он написал мне уже 3 письма.
Получила письмо еще от вдовы романиста Токутоми-сан*. Она очень больна, лежит в постели и читает мою книгу и пишет, что все плачет над ней. В знак своей любви она прислала всем нам трем подарки: мне и Ольге Петровне ваточные шелковые кимоно-халаты, очень легкие и теплые, а Тусе "хаори" - верхняя женская шелковая одежда. Она живет на горячих источниках "Итами", там где недавно было сильное землетрясение. Я скоро поеду к ней в гости.
*(Токутоми-сан - вдова известного японского писателя Токутоми Рока. В 1906 г. Толстой в ответ на письмо Токутоми писал в Японию: "...Сердечно благодарю вас за ваше письмо, за книги и за ваши добрые ко мне чувства. Передайте, пожалуйста, мой привет вашей жене и попросите ее, если это не слишком смело с моей стороны, написать мне, если это возможно в нескольких словах, ее религиозные верования: ради чего она живет и каков главный закон ее жизни, тот закон, в жертву которому должны быть принесены все человеческие законы и желания". Вскоре Токутоми посетил Толстого в Ясной Поляне. При встрече с А.Л. Толстой Токутоми-сан ей сказала: "Мой муж и я любили вашего отца так, как будто он был наш отец..." ("Дочь", с. 356). )
Между прочим сегодня нас опять в шесть часов утра порядочно потрясло, так что мы все проснулись и на всякий случай открыли окна, чтобы прыгать на двор. Но это было сравнительно слабое землетрясение.
Ну теперь я тебе расскажу, как мы готовились к празднику. Во первых купили маленькую елочку за 50 коп., затем конфет, которых никогда вообще не покупаем, сыра и колбасы, что здесь составляет страшную роскошь. Затем мы решили, что в нашей квартире очень грязно, а хозяин наш очень неприятный тип - страшно скупой и ни за что не хотел нам делать ремонт. Мы сами вытащили все "татами" - соломенные маты на двор, выбили и вымыли их горячей водой против всяких японских правил, затем вымыли стекла, двери - все. Но нам опять показалось нехорошо.
Тогда мы с помощью одной русской, которая показала нам приемы, содрали старые обои и наклеили новые. Сначала мою комнату. Вышло прекрасно, не узнаешь, что делали не настоящие маляры. Тогда сделали О л. Петр, комнату. Теперь наш крошечный домик чистенький как игрушечка и все удивляются, что мы сами сумели так здорово сделать. Так что мы подумываем не выгоднее ли заниматься обойным делом, чем писательством и учительством, которое дает нам очень очень мало?
У нас замечательные печи. Один большой уголь горит 24 часа, так что очень тепло в комнатах.
Ну вот, мой дружок, все написала о себе, а о вас я тоже все хорошо знаю - общие наши друзья пишут. Жалко, что вам так страшно тяжело и настроение у вас плохое. Ну, Бог даст, все образуется. Ты ведь знаешь, что я неисправимая оптимистка и в ваших распрях вижу конечно тоже много утешительного. Но все-таки конечно было бы лучше, если бы вы не ссорились, а главное не причиняли бы друг другу столько страданий.
Целую тебя, Пашу и ребят очень крепко.
Твоя С.
Л.Н. Толстой с Александрой Львовной в окрестностях Ясной Поляны. 1908 г. Фотография В.Г. Черткова
Милая Таня!
Вот мой адрес. Твое письмо от 18 декабря получила только что.
За это время многое пережила. Была должно быть серьезно больна. Поехали мы в ноябре: Ольга Петровна, Веста-собака и я. По дороге в правой стороне живота сделались сильные боли. Чем дальше, тем хуже. В Virgini я остановилась у Нади Данилевской и Alice Davis. У них две комнаты, печей нет, холод. Я там пролежала на жидкой пище - вода одна и чай около недели, а потом месяц на ухе, манной каше и молоке. Потеряла 18 ф., что хорошо. За один осмотр доктора хотели 70 - 100 долларов. Я лечилась сама и когда убедилась, что это печень, а не аппендицит - села еле живая за руль и проехала в 3 дня 900 миль. Доехали до Флориды, друзья дали нам палатку и мы прожили почти 3 недели в этой палатке в апельсинном саду в Озоне, потом приехали сюда. Было жутко. Здесь доктора-грабители. Если делать операцию - это 1000 - 2000 долларов, т. е. для меня разорение, т. к. я выручила с кур 650 долларов, из них 350 истратила на автомобиль, а ферму даже за 15000 никак нельзя продать.
И как, несмотря на всю доброту Alice и Нади было тяжело жить не дома! Все думала об Илье*. Лечился лечился - ничего не помогли, мучили, драли деньги, а все только воля Божья! В первый раз почувствовала беспомощность и слабость. Очень страшно. Решила, если болезнь придет, не пойду в госпиталь американский, лучше умирать под забором. Главное, чтобы тепло было. И решила постараться продать свою ферму в Connect и купить клочек здесь во Флориде, чтобы умереть в тепле под кокосовой пальмой!
*(Подробно смерть брата А.Л.Толстая описала в книге "Дочь" в главе "Смерть Ильи Львовича" (с.458 - 461).)
Сейчас я почти здорова. Но знаю, как отец говорил, что пробил первый звонок. Выбросила масло из своей диеты, рыба вареная, иногда яйца, много апельсинов. Разумеется никакого мяса.
Пишу свою Японскую книгу. Иногда читаю лекции. Сняли две крошечные комнатки над гаражем 35 долларов, еда нам стоит долларов 20 и машина долларов 10.
Ольга Петровна нанимается к богатым американцам - это тяжело, но ей обещали место в Вашингтоне, в Конгресс Library, где громадный русский отдел. Дочь ее кончает college весной.
Здесь - тропики. Кокосовые орехи тяжело шлепаются с высоких пальм, аллигаторы, необыкновенные птицы, жара сейчас как летом, все купаются.
Посылаю тебе свою фотографию сделанную перед самым отъездом до болезни, видишь какая я старая!
Третьего дня читала лекцию, кончила, девицы студенты пристают с автографами.
- Your autograph, please!
Поднимаю голову - Илюшок*. Ловит акул для аквариума здесь в 30 милях. Повез меня ужинать, а на другой день приехал к нам.
*(Илья Андреевич Толстой (1903 - 1970) - сын Андрея Львовича Толстого.)
Все говорили обо всех, всех. Много о Таничке, Леонардо, мы очень их любим. Илья хотел писать. Оба мы порадовались, что Таничка ждет ребенка*.
*(11 мая 1937 г. в Риме у Татьяны Михайловны и Леонардо Альбертини родилась дочь Марта. )
О Черткове знаю. Писал Горбунов*. Я ему, Черткову, написала сердечное письмо и просила меня простить, коли виновата перед ним. Незадолго до его смерти говорят он читал и плакал и никому письма не дал. Царство ему небесное!
*(И.И. Горбунов-Посадов сообщил А.Л. Толстой, что в 1936 г. умер В.Г. Чертков.)
Неужели не поеду в Италию, чтобы со всеми вами повидаться. М.б. теперь, что разделалась с фермой, легче будет. Целую всех вас. Спасибо за ласку. Всегда о вас думаю с любовью.
Саша.
Милая Таня!
Очень ты мне написала хорошее письмо! Уверена, что если увидались бы, то оказались бы гораздо ближе друг другу чем раньше. Да, вчера мне минуло 62 года и я тоже их не чувствую и только радуюсь, что вся слякоть отпала и продолжает отпадать. "Ничего себе не надо. Або не мешать"... Помнишь Орловского скопца? А если что то кому то поможешь - еще лучше. Но я сейчас пишу тебе это очень коротенькое письмо в конторе среди треска 4-х машинок и 2-х телефонов по делу.
1. Пожалуйста дай телеграмму Никите*, чтобы немедленно выслал рукопись.
*(Толстой Никита Львович (род. 2 июля 1902 г.) - сын Л.Л. Толстого.)
2. По французски конечно читаю и уже стала легче говорить, п.ч. часто встречаюсь с французами. Взяла С.В. Панину* на исследовательскую работу. Вопрос серьезный с биографией и срочный и надо гнать.
*(С. В. Панина (1871 - 1957) - владелица имения и дома в Гаспре (Крым), где с сентября 1901 г. по июнь 1902 г. во время своей болезни находился Толстой и его семья.
В статье "От автора" к книге "Отец. Жизнь Льва Толстого" Александра Львовна писала: "Я не смогла бы никогда написать этой книги без помощи старшего друга моего, выдающейся и образованнейшей женщины из наших последних могикан, графини Софьи Владимировны Паниной, которая подбирала для меня материалы, давала бесценные советы, составляла библиографию и даже терпеливо и по многу раз переписывала мои рукописи. Приношу ей мою глубокую, сердечную благодарность". )
Я смогу только отделывать готовый материал.
Моя соработница по фонду Татьяна Алексеевна Шауфус* едет в Германию (там сплошное горе) и я остаюсь одна по ферме (сейчас 1200 кур и цыплят) и по конторе (6 чел. сотрудников). Каждый день езжу с фермы в New York - 30 миль и обратно. Хоть разорвись!
*(В 1938 г. из Европы в США приехала Татьяна Алексеевна Шауфус, с которой Александра Львовна не виделась 18 лет. А.Л.Толстая вспоминала: "...Я знала Татьяну Алексеевну еще по Москве: она и ее друг Ксения Андреевна Родзянко - обе краснокрестовские сестры милосердия, любили приходить ко мне в Мерзляковский пер., где была штаб-квартира Общества изучения творений Л.Н.Толстого... потом я потеряла сестер из виду, но вскоре узнала, что обе сестры арестованы за свои религиозные убеждения и сидят в тюрьме. Сначала они сидели на Лубянке, а потом были переведены в Иважский лагерь. Оттуда они были сосланы до окончания гражданской войны в Сибирь, где они работали в деревнях во время эпидемии сыпного тифа... Я была в это время тоже арестована и осуждена по делу Тактического центра, по подозрению в участии в антисоветской деятельности, и просидела сначала на Лубянке, потом в Новоспасском лагере, и еще год была машинисткой на принудительных работах в советских учреждениях... Американский Красный Крест пригласил Шауфус в США из Чехословакии, где она и Ксения Андреевна Родзянко работали в Комитете помощи беженцам, под руководством дочери президента Масарика - Алисы... В 1939 г., ранней весной, на квартире последнего русского посла, Бориса Александровича Бахметьева, было созвано первое организационное собрание в составе Б.А. Бахметьева, Б.В. Сергиевского, С.В. Рахманинова, гр. С.В. Паниной, друга б.президента Хувера д-ра Колтона, проф. М.А. Ростовцева, присяжного поверенного Гревса, Т.А. Шауфус и меня. В память моего отца, Л.Н. Толстого, решено было назвать комитет Толстовским фондом, и он был зарегистрирован в нью-йоркском штате 15 апреля 1939 г.". (А. Л. Толстая. Дочь, с. 486-487). )
Ну целую тебя очень крепко и милую Таню и Леонардо. Как бы я хотела поехать в Европу и заехать в Италию к вам!
Вы бы меня и не узнали, я старая, совсем седая...
Сестра Саша.
Л.Н. Толстой в яснополянском парке. 1903 г. Фотография А.Л. Толстой
Милая Таня.
Пишу только коротенькое письмо, чтобы представить тебе Якова Моисеевича Седых, да кажется ты с ним встречалась раньше. Он очень милый человек, всегда мне помогает как может с Фондом, поговори с ним, он тебе кое-что расскажет про Нью-Йорк, нашу жизнь и работу.
Я живу все также, ни отдыха ни срока. Вдруг иногда задним ходом удираю на озеро, раз в неделю, оглядываюсь как жулик, не гонятся ли за мной посетители фермы, Ди Пи или кто-нибудь из администрации... Успокаиваюсь только тогда, когда лодка уплывает на середину озера и никто меня "поймать" не может.
Потребность одиночества к старости очень сильная, надо быть одной, а я с людьми с утра до вечера и едва выкраиваю 5-6 часов в неделю на свою книгу*, работу, которую я действительно люблю и к которой, я знаю, у меня есть какое-то маленькое призвание.
*(Очевидно, А.Л.Толстая работала над книгой "Отец. Жизнь Льва Толстого", которая была издана в 1953 г. в Нью-Йорке издательством имени Чехова.)
Но я не могу сказать, что я всегда страдаю от людей. Люди с другой стороны это великая радость и в работе моей я много таких прекрасных людей встречаю. Меня поражает, как советские люди не испортились... есть у меня несколько русских юношей и девушек таких прекрасных, чистых, умных... американцев таких встретить трудно, все избалованы, морально запятнаны.
Ну надо кончать, тысячи дел недоделанных, мучающих, потому что все эти дела человеческие жизни...
Крепко крепко целую тебя. Ради Бога живи. Надо нам еще повидаться. Думаю, что ты как-то крепче меня и проживешь дольше, уж очень я живу ненормально и мне несвойственно, сидя целый день в душной конторе. Никогда так не жила. Солнце, воздух, движение, работа - вот что люблю, но жаловаться нельзя. Надо тянуть, как показано...
Любящая тебя сестра
Саша.
Большое Вам спасибо, гражданин (не знаю Вашего отечества) Шаталин*. Вы не можете себе представить, как всякая весточка с моей дорогой Родины и дорогой мне Ясной Поляны и Музея имени моего отца меня трогает и волнует!
*(Шаталин Сергей Николаевич - в 1963 - 1972 гг. был директором Государственного музея Л.Н. Толстого в Москве.)
А тут Ваше письмо с вестью обо всех дорогих мне людях, о работе музея.
Я кое-что собираю для Музея, м.б. пригодится - материалы связанные с именем отца.
Только что получила переписку отца с писателями Госуд. Издательства*. Читаю лекции об отце в университетах и колледжах и новый неизвестный мне материал очень нужен. Здесь в библиотеках не все можно достать.
*(Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями. Государственное издательство художественной литературы. М. 1962.)
А интерес к Толстому увеличивается заграницей и меня молодежь принимает часто очень радушно и слушает с интересом.
Но здоровье неважно. К смерти отношусь спокойно.
Когда отец умер - я очень плакала. Map. Ал. Шмидт* подошла: не плачь, давай прочтем "Круг Чтения" на 7 ноября. Странно, как раз в день его смерти - все изречения на тему о смерти. И первая мысль его: "Жизнь - сон. Смерть пробуждение"**.
*(Шмидт Марья Александровна (1843 - 1911) - близкий друг Толстого и его единомышленница.)
** ("7-е ноября. Можно смотреть на жизнь, как на сон, и на смерть - как на пробуждение" (42. 232).)
Вот я и жду этого "пробуждения".
Еще раз спасибо!
Александра Толстая.
Всем кто меня помнит и всем кто любит отца и служит его памяти сердечный привет!
А.Т.
Многоуважаемый Александр Иосифович*.
*(А.И. Шифман - доктор филологических наук, с 1947 по 1990 год один из ведущих сотрудников Гос. музея Л.Н. Толстого в Москве. )
Александра Львовна поправляется после тяжелого сердечного припадка и поручила мне послать Вам продиктованное ею обращение к русским людям по случаю 150-летнего юбилея со дня рождения ее отца. Она надеется, что Вы найдете возможным прочитать это письмо на Всесоюзном Съезде Литературоведов, а также сообщить это обращение Музею Ясной Поляны и в другие места по Вашему усмотрению. Уважающая Вас,
Екатерина Волконская
Секретарь А.Л. Толстой
Не могу передать как мне тяжело, что я не могу быть с вами в эти знаменательные дни, каждая минута которых нигде не забывается в моей памяти, тем более, что я далеко от дорогой мне Ясной Поляны, от моей России, от близкого мне русского народа. Все мои мысли и чувства с вами.
Благодарю Бога за то великое счастье, которое Он мне послал, послужить такому человеку, как мой отец, облегчить ему тяжесть последних дней. Я была слишком молода и неопытна и мало чем могла помочь и были минуты, когда он смотрел на меня и с болью в голосе говорил:
- Ах, Саша, почему ты так молода!
Вспоминаю тяжелое время после кончины отца. Я осталась одна. У меня была ответственная задача - по воле отца продать его неизданные сочинения и на вырученные деньги выкупить у семьи тысячу десятин Ясной Поляны и все, кроме усадьбы, раздать крестьянам*.
*(4 февраля 1909 г. Л.Н.Толстой записал в дневнике: "...после моей смерти прошу моих наследников отдать землю крестьянам..." (57.22.). В 1913 г. Александра Львовна выполнила волю отца и выкупила для передачи крестьянам яснополянскую землю у наследников на средства, полученные от издания посмертных произведений Толстого, а также полученные от издательства И.Д.Сытина за предоставленное ему исключительное право издавать сочинения Толстого в течение одного года. (Подробнее об этом см. "Толстовский ежегодник 1913 года", изд. Общества Толстовского музея в Петербурге и Толстовского общества в Москве, отд.V, с. 10 - 12). )
Я была младшей в семье, но мне досталось великое счастье ухаживать за отцом в течение его последней болезни и закрыть ему глаза. И мне довелось еще полностью помириться с матерью, за которой я ухаживала до конца ее жизни.
Я лежу больная и не могу принять участья в чествовании 150-летия рождения моего великого отца. Но так радостно слышать, что люди на родине не забыли его и чтут его память. Мне грустно, что по болезни я уже пять месяцев прикована к постели, не могу ни ходить, ни писать. Я только благодарю Бога, что сохранились у меня в памяти воспоминания о нем.
Мне тяжело, что в эти драгоценные для меня дни я не могу быть с вами, с моим народом на русской земле. Мысленно я никогда с вами не расстаюсь. 29 марта, 1978.
Александра Толстая
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов активная ссылка обязательна:
http://litena.ru/ 'Литературное наследие'