От автора

В 1925 году Максим Горький писал В. В. Вересаеву: "...А Сергеева-Ценского никогда, ни разу не видел, но преисполнен уважения и даже восхищения перед ним. Вот тоже человек, который одиноко и мужественно играет на своей великолепной дудочке. Его "Преображение" кажется мне настоящей русской и большой книгой".

Старое поколение читателей, то, которому некогда довелось читать "Движения" и "Печаль полей", "Бабаева" и "Валю" и ряд других великолепных повестей, рассказов и стихотворений в прозе, вместе с М. Горьким восторгалось самобытным талантищем Ценского. Но отряд этих читателей с годами таял. И книги Сергеева-Ценского, изданные когда-то небольшими тиражами, становились библиографической редкостью. Где, например, вы найдете сегодня романы о Пушкине и Лермонтове, повесть "В грозу", рассказ "Старый полоз"? Их нет даже у букинистов.

Словом, старые издания исчезали, переизданий не было. И не автор повинен в этом. Повинны были люди, имевшие власть в издательствах. М. Горький возмущался: "Необходимо обратить внимание на глубокую несправедливость, допускаемую кем-то по отношению к прекрасному писателю Сергееву-Ценскому... Он превосходный техник, и литературная молодежь должна учиться по его книгам".

Новые его произведения некоторые круги литературной критики встречали организованно... в штыки. Исподволь, постепенно туман лжи и клеветы обволакивал имя писателя. Говорили, что он отшельник и нелюдим, ни к кому в гости не ходит и к себе никого не пускает, даже корреспондентов. Он действительно не принимал тех, кто усердно поливал его грязью; не пожимал с милой улыбкой руки тем, кто наводнял нашу литературу мутным потоком серятины, кто уродовал, засорял, обеднял великий русский язык. Он был гордым, неподкупным и чистым.

Между ним и читателем 20-х и 30-х годов стояла возведенная рапповцами стена. И вот однажды она рухнула под могучими залпами огненной "Севастопольской страды". Читатель был изумлен, познакомившись с этой героической эпопеей.

Это было в канун Отечественной войны. Люди учились у героев Ценского любить свою Родину. Они читали "Севастопольскую страду" под грохот фашистских бомб. А писатель в суровые военные годы вручал своим читателям новые рассказы и романы.

Нет, он не был отшельником. Его таким хотели сделать. Он разговаривал с читателем посредством своих книг. Он принимал у себя дома, в Алуште, моряков и танкистов, комсомольцев, писателей, тех, кто шел к нему с открытой душой. Простые люди понимали его, тянулись к нему, как растения к солнцу, чувствуя, что в этом человеке бьется сердце гения, большое русское сердце. Писатель слишком дорожил временем. Он работал над эпопеей "Преображение России"; замысел был гигантский, а художнику было уже много лет. Да если бы он только и принимал желающих с ним познакомиться, он все равно бы не успел со всеми поговорить. Слишком много людей хотело его видеть, особенно в послевоенные годы.

Если уж он встречался с человеком, то тот уходил от него обрадованный и взволнованный. Встречи с ним сохранялись в памяти и сердце на всю жизнь.

Великие замечали его сразу. Лев Толстой обратил внимание на его первую повесть "Сад" и рассказ "Батенька". Куприн сам приехал к нему в Алушту познакомиться и предложил издать его собрание сочинений. С Репиным свела его счастливая судьба, и гениальный художник кисти гордился дружбой своей с гениальным художником слова. Горький назвал Ценского своим любимым художником и поставил его в русской литературе рядом с Гоголем. Шолохов склонил голову перед его могучим нестареющим русским талантом.

Новое поколение читателей, получив десять томов избранных произведений Сергеева-Ценского лишь в 1955-1956 годах, увидело в нем классика русской литературы.

Мне посчастливилось много раз встречаться с Сергеем Николаевичем Сергеевым-Ценским в последние годы его жизни. Во время бесед говорил больше Сергей Николаевич: он был изумительным рассказчиком. Слушать его можно было без конца. Говорил он о жизни, о международных и внутренних событиях, о литературе, о встречах с Горьким, Репиным, Куприным; вспоминал далекое прошлое, наизусть читал целые главы из произведений своих любимых учителей: Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева. И в 80 лет он обладал поразительной памятью.

При нашей встрече, осенью 1956 года, я достал блокнот и попросил у Сергея Николаевича разрешения вести записи. Он улыбнулся добрыми искристыми глазами, заметил: "Привычка журналиста или на память не полагаетесь? - и, не дав мне ответить, разрешил: - Пожалуйста, можете записывать".

Весной 1958 года Сергеев-Ценский тяжело заболел. В Крыму ему сделали операцию, которая, к сожалению, не дала желаемых результатов, и Сергей Николаевич был доставлен в тяжелом состоянии в Москву. Все лето он провел в больнице. При нем постоянно находилась его верный и преданный друг Христина Михайловна Сергеева-Ценская, с которой он вместе шел трудной дорогой жизни и творчества на протяжении сорока лет.

Я бывал у него в больнице каждую неделю. И, возвращаясь домой, по свежей памяти записывал то, о чем говорил старый мастер литературы.

Последняя наша встреча состоялась 3 сентября 1958 года на его московской квартире в Доме писателей в Лаврушинском переулке. Сергей Николаевич только что выписался из больницы и лежал. Как и раньше, он много говорил, как будто спешил, опасался, что не успеет всего сказать... Я не решался долго задерживаться, боясь утомить его, и несколько раз порывался уйти. Но он настойчиво просил: "Некуда вам торопиться. У вас в жизни еще много лет впереди. Посидите... Мы с вами больше не увидимся: еду умирать домой".

Сергей Николаевич умер через три месяца в Алуште, в доме, в котором прожил полстолетия и где написал большую часть своих произведений.

Жизнь Сергеева-Ценского огромна не только по числу прожитых лет, но, главное, по всему им созданному; жизнь, которая была подвигом, может и должна служить благородным примером для многих поколений людей - творцов и созидателей.

Однако справедливо когда-то заметил Максим Горький, что "...литературная карьера Сергеева-Ценского была одной из труднейших карьер. В сущности, таковой она остается и до сего дня. Все еще не многим ясно - хотя становится все яснее, - что в лице Сергеева-Ценского русская литература имеет одного из блестящих продолжателей колоссальной работы ее классиков - Толстого, Гоголя, Достоевского, Лескова".

О Сергееве-Ценском почти нет монографических работ, нет глубоких литературно-критических исследований его творчества, нет полной библиографической справки обо всех его произведениях и тем более - о литературе о нем.

Для массового читателя Сергеев-Ценский только- только начинается. Интерес к нему широких читательских кругов непрестанно растет. Книги его не залеживаются на полках магазинов и библиотек.

Написать книгу о жизни и творчестве этого замечательного человека и великого художника, владевшего "магией слова", было моей заветной мечтой.

Автор