Раздел первый. Литературное брожение начала века (1801-1811)
Глава первая. Предпосылки литературного развития начала века. Кризис старых литературных форм
В XIX век Россия вступила в том же виде, в каком она явилась проницательному и возмущенному взору первого русского революционера А. Н. Радищева в конце предшествующего столетия. Картины, нарисованные в "Путешествии из Петербурга в Москву", живы были в воображении русских людей, перешагнувших через вековой рубеж, ибо реальная действительность миллионы раз повторяла радищевские описания и нередко в более ужасном варианте. Но законы исторического прогресса брали свое: и внутреннее экономическое развитие и растущие связи с передовыми европейскими странами, в которых победил капиталистический уклад, втягивали страну в общеевропейский прогресс и вели к постепенному нарастанию кризиса крепостнической системы. Под давлением социально-экономической необходимости и настроений дворянства, доведенного до возмущения террористическим режимом Павла I, новое правительство Александра I, вступившего на престол 12 марта 1801 года в результате дворцового переворота, вынуждено было предпринять меры, чтобы изменить положение дел в стране.
Новый царь отменил ряд жестоких законов, изданных его предшественником-отцом, амнистировал тысячи дворян, репрессированных тупоголовым тираном, изменил положение с просвещением и обещал обществу реформы, направленные на установление твердой и справедливой законности, исключающей произвол властей. Созданы были различные комиссии для разработки новых законов. В одну из таких комиссий включили возвращенного из сибирской ссылки А. Н. Радищева.
Общество вздохнуло облегченно. Пушкин впоследствии охарактеризовал это время крылатыми словами: "Дней Александровых прекрасное начало".
Однако вместо важных преобразований народ получил бесконечные войны. Бездарная внешняя политика покрыла Россию позором Тильзитского мира, а народ продолжал проливать кровь в битвах со Швецией и Турцией. Чем больше страна втягивалась в кровавые авантюры, тем круче поворачивал царь-либерал к неприкрытой реакции. Комедия реформ становилась излишней: затянувшаяся трагедия войны поглощала силы и приковывала все внимание к своим страшным сценам.
Либерализм сменился политикой военных поселений, аракчеевщиной - внутри России и заговором "Священного союза" против всякого движения свободы - на международной арене. "Дней Александровых прекрасное начало" нашло продолжение в традиционном для русских царей реакционном курсе. Русские монархи,- говорил Ленин,- "то заигрывали с либерализмом, то являлись палачами Радищевых и "спускали" на верноподданных Аракчеевых..."*. Борьба против крепостнического рабства и царского деспотизма и произвола оставалась, как и во времена Фонвизина, Новикова, Радищева, на первом плане. И литература, как самый передовой отряд национальной культуры, взяла на себя эту миссию, верная уже прочно сложившейся благородной традиции. Критика существующих порядков, идейная борьба вокруг путей и способов устранения крепостничества, исследование связей между рабством мужика и общественным гнетом, уяснение отношений между крепостничеством и самодержавием - все эти вопросы, проблемы, задачи встали перед литературой XIX века во всей остроте.
* (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, стр. 30.)
Но литература сама должна была еще развиться, разработать формы и методы отражения насущных вопросов социально-исторического бытия своего народа, выработать для этого сильный, гибкий и выразительный язык. И чем больше она проникалась вопросами жизни, тем ощутительнее становилась потребность в собственном внутреннем развитии, в отказе от устаревших и обветшавших форм, в создании новых творческих направлений, сближающих литературу и русскую жизнь.
Стремление вмешаться в жизнь, помочь осознать ее, чтобы изменить к лучшему, переплетенное с решением своих внутренних специфических задач, привело к тому, что начался пересмотр установившихся канонов, пробудилась неудовлетворенность выработанными в прошлом веке формами классицизма и сентиментализма, начались поиски нового во всех буквально направлениях. Вспыхнула полемика между новаторами и консерваторами. Разложение старых форм и направлений посреди напряженных поисков иных слов, иных средств выразительности, равно как и новых сюжетов, жанров и видов, вызвало в первое десятилетие подлинное "литературное брожение", когда старое еще не умерло, а новое не успело определиться, когда само новое еще не освободилось от пеленок прошлого, а старое храбрится и собирает угасающие силы для "решительного" своего торжества над новой жизнью. Уже шумит молодая писательская поросль, но еще допевают свои песни маститые барды прошлого столетия (Державин, Дмитриев, Карамзин).
Упадок классицизма
Классицизм продолжал оказывать влияние на литературу первого десятилетия XIX века. Но как направление он уже явно представлял собою вчерашний день литературы. Он оказался неспособным откликнуться на новые идейные движения в обществе, застрял в истертых и обветшавших приемах и формах творчества. Белинский очень метко сказал: "Наши классики старались отличаться варварским языком, истинною амальгамою славянщины и искаженного русского языка, обрубали слова для меры, выламывали дубовые фразы и называли это пиитической вольностию, которой во всех эстетиках посвящалась особая глава"*. Эпигоны классицизма надрывались в сочинении героических "пиим", патриотических и духовных од, драматических представлений и вошли в литературу главным образом как живые мишени для насмешек. Виднейшими из них были: С. А. Ширинский-Шихматов, автор "поэмы" под названием "Петр Великий", которую Батюшков предлагал назвать точнее: Петр длинный, или Петр большой; сочинитель тяжеловесных торжественных од граф Д. И. Хвостов, разорившийся, как отметил Пушкин, на своих творениях, которые он вынужден был сам скупать, чтобы создать видимость, что они расходятся в публике.
* (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I. M., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 165. Далее цитируется по этому изданию с указанием в тексте тома и страницы.)
Единственный писатель с дарованием, примкнувший некоторыми сторонами своего творчества к классицизму, был Владислав Александрович Озеров. Но и тот занимал особую позицию.
Трагедии В. А. Озерова (1769-1816)
Озеров писал в жанре трагедии, которая, по оценке классицистов, уступала только величавому эпосу - гомеровской поэме. Им написано пять трагедий: "Ярополк и Олег" (1798), "Эдип в Афинах" (1804), "Фингал" (1805), "Дмитрий Донской" (1807), "Поликсена" (1809). Трагедиями Озерова завершилось развитие этого жанра классицизма в русской литературе. Писатель ввел в трагедию элементы сентиментализма. Записки современников переполнены рассказами о том, какие сильные чувства переживала восторженная публика на представлениях "Эдипа в Афинах", "Фингала" и "Дмитрия Донского".
На представлении "Эдипа в Афинах" она переживала страдания несчастного отца, которому жизнь оставлена, "чтоб слезы лить". Вместо носителей высоких государственных принципов публика вдруг увидела "чувствительных людей", и ее сердце дрогнуло. В "Фингале" она увидела героя, познавшего "страдания любви, уныние, тоску, отчаянье разлуки". В "Дмитрии Донском" главный герой и его соперник оказались горячими влюбленными, и борьба за Ксению занимает их не меньше, чем предстоящая схватка с татарами.
Озеров перенес внимание зрителя с "общего" на "частное", от жизни "в долге" стал переходить к представлению жизни "в чувстве" и таким образом в излюбленный жанр классицизма - в трагедию торжествующего долга и общих государственных начал, олицетворенных в благородных лицах царя, короля, князя и его приближенных,- внес разрушающий этот жанр элемент сентиментальной чувствительности. Серьезным отступлением от правил русского классицизма был и введенный Озеровым язык, оцененный современниками как естественный, легкий и правильный, не оскорблявший эстетического вкуса. "Язык русский в трагедиях Озерова сделал большой шаг вперед",- писал Белинский (VII, 130).
Упадок сентиментализма
Нанесший в свое время чувствительные удары по классицизму сентиментализм в начале века тоже переживал глубокий кризис. Его час пробил. Хотя глава сентиментального направления Н. М. Карамзин, человек большого дарования и высокой культуры, наметил в своих произведениях ("Рыцарь нашего времени", "Чувствительный и холодный", "Марфа Посадница") новые творческие задачи, его последователи в основной массе повторяли зады сентиментализма, держались на громадном удалении от жизни и довели до карикатуры характерные черты этого стиля.
"Все они,- говоря словами Н. Г. Чернышевского,- плакали от дружеского восторга при свиданьях, целовались лично и письменно бесчисленное множество раз и вообще имели чувства совершенно маниловские"*.
* (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. IV. М, Гослитиздат, 1948, стр 105-106.)
Сентименталисты во множестве писали чувствительные "путешествия" и "повести": "Путешествие по всему Крыму и Бессарабии" П. Сумарокова (1800), "Путешествие в полуденную Россию" В. Измайлова (1800-1802), "Путешествие в Малороссию" П. И. Шаликова (1803-1804). Познавательный элемент сентиментальной прозы совершенно ничтожен. Шаликов, например, в "Путешествии в Малороссию" сообщал любезным читателям, будто на Украине, среди лета, "в семь часов уже вечер", что ему посчастливилось гулять "под шумом гордых волн" Днепра. Заглядывал он и к "крепостным мужичкам", и видел, как они "составляли резвые пляски". "Ах! как они долженствовали быть щастливыми в минуты своих вдохновений!" Эти восклицания на счет "щастливых поселян" раздались спустя тринадцать - четырнадцать лет после радищевского "Путешествия из Петербурга в Москву". При всей своей тихой слезливости и удаленности от мирских сует, сентиментализм насквозь тенденциозен, его бело-розовые картинки крестьянской жизни "в объятиях природы, в простоте и невинности нравов" направлены против радищевских гневных обличений зла и безобразий крепостничества. Карамзинский мотив - "Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца" - проходит решительно по всем и "путешествиям", и "повестям", и "драмам", и элегиям, и идиллиям сентименталистов. Ни одна благородная мысль, волновавшая передовых людей начала века, не дошла до них. Они упорно, настойчиво, не уставая, обеливали и прикрашивали отталкивающую и возмущающую действительность и до слез умилялись наложенными на нее румянами. В таком же свете выглядела жизнь и в драматургии сентименталистов.
Драматург Ф. Иванов в пьесе "Награжденная добродетель" представил идеального дворянина Матвеева и обращался с призывом ко всем дворянам, чтобы они выбросили из головы мечты о республиканской вольности и поспешили "под благотворную сень кроткого скипетра монарха, отца".
Лишь у Н. И. Ильина (1777-1823) сентиментальная драма соприкасалась с темами и идеями, близкими к жизни и интересными для общества. Пьесы Ильина вызывали живой отклик в зрительном зале, а в журналах - довольно острую полемику как по существу затронутых в них вопросов, так и по форме, особенно по языку.
Лучшей драмой Ильина является "Великодушие, или рекрутский набор" (1803). Молодой крестьянин Архип полюбил девушку Варвару, приглянувшуюся бурмистру. Архипу чуть-чуть не забрили лоб. Конфликт был разрешен благодаря исключительной доброте "крестного" архипова отца. Сюжет "чувствительный", но по мере развития событий действующие лица начинают говорить о таких вещах, которые были новостью на театре того времени. В пьесе есть рассуждения о том, что крестьянин - кормилец рода человеческого, что он "в поте лица обувает, одевает, питает и царя, и дворянина, и купца, и мастерового". Против этих рассуждений выступил журнал "Патриот". "Разве,- патетически спрашивал журнал (его издавал Вл. Измайлов, автор "Путешествия в полуденную Россию"),- дворянские дети не служат также государю и отечеству?"*
* ("Патриот", 1804, т. II, стр. 238.)
Единственный подлинный талант среди сентименталистов - это В. А. Жуковский, автор "Сельского кладбища", элегии "Вечер", послания "К Филалету" и нескольких менее значительных поэтических произведений. В свои семнадцать-двадцать лет Жуковский разделял творческую платформу "Вестника Европы" Карамзина и затем ряд лет печатал там свои произведения. Он хвалил сочинение самого типичного эпигона сентиментализма П. И. Шаликова "Путешествие в Малороссию". Элегии "Сельское кладбище" и "Вечер" - наивысшее достижение русского сентиментализма в поэзии. Здесь ясно выражены основные черты сентиментализма: пристрастие к природе, тихой и навевающей грусть; мысль о неизбежной, но не пугающей смерти, ибо смерть обещает новую встречу с утраченными друзьями милой юности; оплакивание невозвратного прошлого (сентиментализм - это, так сказать, по преимуществу "гдекающая" поэзия: где вы, друзья юности? где песни и пиры младости? где клятвы верности?). При этом и природа и настроение берутся в самой отвлеченной форме, вне исторического и национального колорита. В поэтическом языке произведений Жуковского преобладают плавноразмеренные интонации, почти каждое слово сопровождается определением, краски приглушены, и вместо привычных имен и лиц приходится иметь дело с Эдвинами, Минванами, Лилетами, Альцестами. Пребывание поэта в рядах сентименталистов ознаменовано внутренней борьбой с самим собой. Жуковский в своем творчестве не мог довольствоваться напускными чувствами и придуманными ситуациями. Это был настоящий поэт, который, отдавая дань литературной моде, писал однако и такие вещи, как "Смерть", "Песнь барда", "Человек", "Монах". В этих произведениях Жуковский воспевает человека героической жизни, противопоставляя ему анемичный идеал сентиментальной поэзии:
Все бедствия твои - мечты воображенья,
Оружия на них судьбой тебе даны.
Воздвигнись в крепости, и все побеждены!
Великим, мудрым быть - твое определенье,
А ты ничтожны слезы льешь!
("Человек")
Рожденный для того, чтобы преодолеть холод и рассудочность классицизма, сентиментализм в лучшую пору своего развития приблизил нашу литературу к читателю, внес элемент чувства и задушевности в творчество, создал новые формы и подвинул вперед развитие русского литературного языка как средства выражения интимных переживаний человека. Многое в сентиментализме подготовило возникновение романтического направления в литературе.
Но в XIX веке сентиментализм стал прибежищем эпигонов, выродился в пустые формы выражения отсталых убеждений, его значение свелось к тому, что его представители убедительно показывали, как нельзя больше писать. И он стал смешным не менее, чем классицизм.
Идейная узость, отсталость взглядов, господство мертвых штампованных приемов и форм оттолкнули от этих направлений свежие дарования.
Споры между шишковистами и карамзинистами о языке
Почти в самом начале века возникла ожесточенная полемика по вопросам языка между представителями обоих этих направлений, получившая название спора между шишковистами и карамзинистами. Положительное значение полемики в том, что те и другие на глазах литературной общественности обнажили недостатки друг друга. Начало полемике положил адмирал А. С. Шишков своей книгой "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка" (1803). Его поддержали классицисты: князь А. А. Шаховский, граф Д. И. Хвостов, князь С. А. Ширинский-Шихматов. Отвечая своим оппонентам из карамзинистов, Шишков написал еще ряд сочинений. Чтобы объединить своих сторонников и усилить нападки на сентименталистов, Шишков с февраля 1807 года начал устраивать литературные чтения, что привело к организации в 1811 году "Беседы любителей русского слова". Шишков и его сторонники правильно отметили черты искусственности, вялой и невыразительной цветистости стиля сентименталистов, злоупотребление иностранными словами, беззаботное отношение к изучению русского слова.
Вместо: луна светит - они пишут: бледная геката отражает тусклые отсЕетки; вместо того, чтобы сказать: как приятно смотреть на твою молодость,- сентименталист скажет: коль наставительно взирать на тебя в раскрывающейся весне твоей. Шишков против "глупостей и обезьянства". И это верная сторона в его выступлении. Но беда в том, что он нападал и на то, что было правильным в процессе обогащения русского языка за счет европейских языков. Шишков возмущался словами: библиотека, батарея, автор, мода, эпоха, катастрофа, гармония, сцена, энтузиазм, моральный, эстетический; он был против переведенных с иностранного на русский слов: развитие, утонченный, сосредоточить, трогательно, занимательно, переворот. В дальнейших своих работах: "Прибавление к сочинению, называемому Рассуждением о старом и новом слоге российского языка, или собрание критик, изданных на сию книгу, с примечаниями на оные" (1804), "Перевод двух статей из Лагарпа с примечаниями переводчика" (1808), "Рассуждение о красноречии священного писания" (1810) - он доказывал, что стремление писателей уравнять все "штили", сделать литературный язык одинаковым для всех родов сочинений равнозначно провозглашению социального равенства.
Лингвистическая позиция Шишкова определялась реакционными политическими взглядами, боязнью проникновения в русскую литературу, а с нею и в русское общество освободительного влияния Европы, особенно Франции, еще клокотавшей революционными страстями.
Против Шишкова выступил последователь Карамзина и его языковой реформы П. И. Макаров в своем журнале "Московский Меркурий" (1803).
Макаров вскрыл главный порок теории Шишкова - ее слепоту к тому, что жизнь идет вперед, вместе с нею появляются новые понятия, которые требуют новых слов, иного способа выражения: "Язык следует всегда за науками, за художествами, за просвещением, за нравами, за обычаями"*. В появившихся затем статьях Д. В. Дашкова - "О переводе двух статей из Лагарпа" (1810), "О легчайшем способе возражать на критики" (1811), в брошюре В. Л. Пушкина "Два послания" (1811), в сатире К. Н. Батюшкова "Видение на берегах Леты", в эпиграммах и пародиях смехотворная тенденция классицистов в области языка и стиля русской литературы была полностью раскрыта и дискредитирована. Это имело положительное влияние на дальнейшее развитие литературы.
* (П. И. Макаров. Критика на книгу под названием "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка". "Московский' Меркурий". 1803. ч. 4, № 12, стр. 163.)