Поэтическое творчество Пушкина началось в лицее. Это отмечено самим поэтом и в прозаической форме - в статье "Опровержение на критики", и в поэтических строфах "Евгения Онегина". В садах Лицея, весной, в таинственных долинах, тринадцатилетнему отроку стала "являться муза", озарившая новым светом его лицейскую жизнь. Это были годы Отечественной войны, высокого эмоционального напряжения каждого истинного русского сердца, они-то и всколыхнули дремавшие до того поэтические силы Пушкина. Пробуждению поэтического чувства и жажды творчества способствовала вся обстановка лицейской жизни, дышавшая поэзией. Каждый почти лицеист чувствовал себя поэтом, профессура поощряла первые творческие опыты своих воспитанников, за лицейской молодежью внимательно следили лучшие поэты и писатели, отмечая каждое дарование. В широком ходу были коллективные формы творчества лицеистов, лучшие опыты издавались в самом лицее, развивалось негласное соревнование поэтических талантов. Что касается Пушкина, то уже в 1815 году его дар "заметил и, в гроб сходя, благословил" сам Державин, осыпал ласками и окружал вниманием Карамзин, а Жуковский, как было уже сказано, призывал всех выдающихся деятелей русской литературы "соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту". Великие дарования рождаются по зову времени. Пушкин вырастал в такое Бремя, когда нужда в самобытной русской литературе остро ощущалась всеми передовыми и наиболее одаренными творцами русской культуры.
Начав писать, Пушкин быстро ощутил в себе громадные силы и бьющее через край вдохновение. Осваивая формы и способы, выработанные любимыми поэтами и писателями, он пробует свои силы в самых различных жанрах и творческих направлениях. Лирик по преимуществу, лицеист Пушкин в то же время писал поэмы "Монах" и "Бова", пародировал "Громобоя" Жуковского в своем скабрезно-шутливом произведении "Тень Кораблева", писал прозаическую вещь (не то роман, не то философскую повесть) под замысловатым названием "Фатам, или разум человеческий", обдумывал "ироиче-скую поэму" об Игоре и Ольге, начал писать комедию в пяти действиях, в стихах, под названием "Философ". Первое напечатанное произведение Пушкина - послание "К другу-стихотворцу" без подписи автора появилось в журнале "Вестник Европы" 4 июля 1814 года (№ 13), а уже в следующем году поэт-лицеист получил от директора департамента Министерства народного просвещения И. И. Мартынова (бывшего издателя журналов "Северный вестник" (1804-1805) и "Лицей" (1806), близких по духу просветителям "Вольного общества любителей словесности, наук и художеств") заказ на стихотворение в честь возвращающегося из Парижа Александра I. Он получил признание и в среде лицейских поэтов, и в авторитетных литературных кругах, и среди общественности. Из его лицейских стихов три произведения: "К Лицинию", "Наполеон на Эльбе" и "Воспоминания в Царском Селе" были помещены в "Собрании образцовых русских сочинений и переводов в стихах". В лицейские же годы начата смелая работа над первой в истории русской литературы крупной поэмой "Руслан и Людмила". Большие ожидания и надежды, которые возлагали на него маститые писатели того времени, вполне оправдывали себя.
В лицейских произведениях юного Пушкина слышны отзвуки и громокипящей классицистической музы Державина, с торжественными славянизмами, с усечениями прилагательных, с пиитическими вольностями, нарушениями строя речи ("Увы! на башнях галл Кремля!.."), с риторическими вопросами ("Не се ль Минервы росской храм?"), с рифмой, дающей установку на славянское произношение: незабвенный-уединенный (не: уединённый!) и т. п. Но опыт высокого классицизма, с его гражданственным витийством, преломляется в творчестве Пушкина через призму романтической поэтики Батюшкова и Жуковского, так что, например, "Воспоминания в Царском Селе" по духу родственны музе того, перед кем они были читаны на переводных экзаменах, а по структуре, по строфике и многим фразеологическим оборотам восходят к исторической элегии Батюшкова "На развалинах замка в Швеции". Благодаря этому лучшие лицейские стихотворения представляют собою сплав творческих традиций предшественников, на опыте которых Пушкин много и плодотворно учился.
Рука ученика пробовала различные аккорды, уже разработанные русской поэзией, касалась известных мелодий, но стремилась извлечь новые звуки, дать иное сочетание уже слышанным мелодиям, открыть новые, никому еще не известные источники гармонии. Сплавляя различные элементы, он достигает нового единства и часто, пойдя вслед за признанным мастером, оказывается в творческой полемике с ним. Это легко проследить на сопоставлении стихотворения Пушкина "Александру" с произведением Жуковского "Императору Александру", из которого, безусловно, исходил юный поэт, выполняя заказ Мартынова. Уступая Жуковскому в широте взгляда, в зрелой тревоге за судьбы народа-победителя, Пушкин в ряде случаев добивается большей точности и конкретности слова, но главное - он далек от того, чтобы трактовать Александра как воплощение велений промысла, а Наполеона как богоотступника, как чудовище и страшилище.
Без мистики юный поэт славит царя за то, за что славили его в 1814-1815 году все честные патриоты России, видя в нем "вождя побед". Поэтому в пушкинском послании выражено сожаление поэта-патриота, что не удалось сжать меч младенческой рукою и пролить кровь в боях за родину. Наполеон тоже представляется ему без всяких мистических наслоений: "в могущей дерзости венчанный исполин". Победа России потому так и радует, что она одержана над сильным, гордым и грозным противником, перед которым пала почти вся Европа. Победа радует еще потому, что благодаря ей "на землю мрачную нисходит светлый мир", и поэт ясно видит в перспективе вселенную, осененную "желанной тишиной", мирный труд крестьянина, расцвет торговли. О боях "юные сыны воинственных славян" будут узнавать только из рассказов стариков о славе прошлых лет. Вслед за Жуковским, в элегическом тоне, писал Пушкин и такие произведения, как "Наслаждение", "Сраженный рыцарь", "Принцу Оранскому", "Наполеон на Эльбе". В этих стихах сгущены эпитеты, поносящие Наполеона: он "губитель", свирепый мститель, мечтающий: "Царем воссяду на гробах!". В стихотворении "Принцу Оранскому" Наполеон чисто по-жуковски назван "ужасом мира", и прославлен принц Оранский за то, что "верных вел в последний бой и мстил за лилии Бурбона". Здесь явно влияние консервативных убеждений на юного поэта. "Принцу Оранскому" Пушкин не издавал во всю свою жизнь. За "Наполеона на Эльбе" его сильно и страстно критиковал в 1822 году "первый декабрист" В. Ф. Раевский.
Влияние Батюшкова отразилось на множестве посланий юного поэта. "Городок", "Тень Фонвизина", "Гроб Анакреона" - крупнейшие произведения с печатью творческого влияния даровитого Батюшкова, при этом влияние последнего равно сказывается и в эпикурейских, и в меланхолически-безотрадных мотивах пушкинской лиры. Техника стиха, музыкальность и выразительность слова, умение передать различные переживания - от шаловливой улыбки до уныния и разочарованности - всему этому учился Пушкин на опыте Державина, Жуковского и Батюшкова. Он смело перенимал у них лучшие достижения, не стесняясь совпадением мотивов, картин и выражений, перенимал в полной уверенности в своих самобытных силах, способных переработать накопленные уже поэзией материалы в оригинальное по мысли и форме новое поэтическое явление. Отсюда возникало чувство творческой свободы, которого не бывает у подражателей, чаще всего выражавшееся в пародировании любимых наставников, в ироническом представлении Державина и Батюшкова ("Тень Фонвизина") и т. п.
Вживаясь в поэтические образы и картины, в богатства поэтического слова, накопленные до него, Пушкин оставался самим собой по мысли, по отношению к жизни. Поддаваясь (большею частью в заказных произведениях) влиянию взглядов своих старших современников, он, однако, в отличие от Жуковского,- всегда скептик в религиозных вопросах, в отличие от Батюшкова,- всегда крепко связан с современностью, всегда высоко ценит разум эпохи Просвещения и если отдает дань унынию, то это скорее по инерции, чем по основному настроению, которое у него неподдельно светлое, бодрое, оптимистическое.
С лицейских лет он чувствовал себя в идейном отношении учеником Вольтера и Радищева. "Монах", с его "противу рясок рвеньем" - конкретное воплощение прямой связи формирующегося русского поэта-гуманиста с ненавистником церкви, монашества, всех и всяких клерикалов, великим представителем живого и трезвого ума французского народа - Вольтером. В отрывке из поэмы "Бова" имена Вольтера и Радищева поставлены рядом, и в том и в другом революционном просветителе поэт видит дорогого своего наставника: "Петь я тоже вознамерился, но сравняюсь ли с Радищевым?". Пушкин знал его произведения, изданные в 1806-1811 гг. И на него произвел сильное впечатление не только радищевский "Вова", но и философский трактат "О человеке, его смерти и бессмертии". Высокой оценки со стороны лицеиста Пушкина удостоены также Фонвизин и Крылов (автор "Подщипы"), в тон им создана сатирическая картина русской действительности, где, как и во времена Фонвизина, всё так же все дела текут:
В окошки миллионы скачут,
Казну все крадут у царя,
Иным житье, другие плачут,
И мучат смертных лекаря,
Спокойно спят архиереи,
Вельможи, знатные злодеи,
Смеясь в бокалы льют вино,
Невинных жалобе не внемлют,
Играют ночь, в сенате дремлют,
Склонясь на красное сукно...
("Тень Фонвизина").
Такого рода точной, конкретной сатиры Пушкин не мог видеть ни у Батюшкова, ни у Жуковского. Это уже его собственный, пушкинский голос, крепнущий на сатирическом опыте Фонвизина, Крылова и Радищева.
Зоркое внимание к родной действительности крепло в Пушкине из года в год, так как он находился в самой гуще молодой жизни, отражал в себе свободолюбивый "дух Лицея", все теснее связывался с передовыми людьми эпохи, из которых формировались тайные политические общества. Жуковский ушел от тревог русского общества в "очарованное Там", Батюшков - в греко-римский мир античности и мифологии. Пушкин, зрея, срастался душой с современностью, занятой великой думой о неустройстве социально-политических дел в стране, об изменении судеб русского народа-исполина.
Жуковский написал на портрете, подаренном Пушкину: "Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила, 1820 марта 26". На самом деле Пушкин раньше вышел из ученического периода. И вышел он из периода ученичества прежде всего как поэт политической мысли современной эпохи, как выразитель дум и настроений самых передовых кругов молодого поколения России. Вехой, отделившей ученичество Пушкина от периода творческой самостоятельности, является его знаменитая ода "Вольность", вобравшая в себя все критические элементы пушкинской мысли лицейского периода, начиная с известной формулы, провозглашенной в послании "К Лицинию",- "Свободой Рим возрос, а рабством погублен", и кончая извинениями перед товарищами за "страшный грех" - написанные вольно или невольно "придворные куплеты", в которых, как говорит сам поэт, "кадилом дерзостным я счастию кадил".
Написанная в 1817 году, уже за пределами лицея, ода "Вольность" отразила политическое сознание и настроения передовых людей России, объединившихся в первые тайные общества. Большое влияние произвел на поэта Н. И. Тургенев. Именно в семье Тургеневых сложилось мнение о "развертывающемся таланте" - Пушкина, которому надо сбросить модное элегическое настроение и запеть песню Свободе. В доме Тургеневых и была написана ода "Вольность".
Для сознания участников первых тайных обществ характерным является ненависть ко всяким формам политического деспотизма, смешанная, однако, с иллюзиями относительно возможных политических реформ "по манию царя". Литературным источником политического вдохновения Пушкина явилась ода "Вольность" Радищева. Пушкин страстно, взволнованно, вдохновенно воспел стремление передовой дворянской молодежи к общественной свободе, гарантированной незыблемым законом-конституцией, одинаково властной и над царем и над народом. Первоначальный этап развития дворянской революционности прошел под флагом "юридического" буржуазного сознания, преклоняющегося перед законом как таковым. Этот этап и отражен в "Вольности". Ее автор теперь клеймит своей ненавистью Наполеона, но уже не по мотивам чисто патриотического характера, а по мотивам политическим: Наполеон ненавистен ему главным образом как воплощение принципа самовластья. Самовластье и произвол отвергаются поэтом во всех видах и формах: и в виде наполеоновского деспотизма, и в форме революционной расправы с Людовиком XVI, и в виде дворцового заговора, покончившего с "увенчанным злодеем", Павлом I. Все, что видит поэт в современном политическом мире, квалифицируется им как господство "неправедной власти", рабства, насилия, освящаемых "гибельным позором" несправедливых законов. Этот максимализм политического негодования придавал оде Пушкина революционный смысл. Во всем мире не так, как надо. И в Росии также.
Идеал политической организации общества находится за пределами современности, но не в прошедшем, как для многих романтически настроенных людей, а в будущем, которого нужно добиваться. Поэт выступает пророком новых порядков, учит царей и призывает их первыми склонить голову "под сень надежную закона", чтобы обеспечить прочность трона и вольность народов. К своему крайне ограниченному выводу Пушкин приходит дорогой бурного негодования против абсолютизма, своеволия и деспотизма, поэтому умеренный конец оды не мешал ей быть возбудителем революционной энергии, воспитателем дворянских революционеров, даже на высшем этапе их движения. Такие огнедышащие тирады, как "Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу"; "Хочу воспеть свободу миру, на тронах поразить порок"; "Питомцы ветреной судьбы, тираны мира! трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите, восстаньте, падшие рабы!" - такие тирады на любом этапе революционного движения против самодержавия воспринимались как призыв к борьбе. Форма и эмоциональный накал оды гораздо обширнее, значительнее, революционнее того конкретного смысла, который вложен в нее самим поэтом. На этом основано ее длительное революционно-воспитательное влияние на борющуюся Россию.
Одой "Вольность" Пушкин оставил далеко позади себя своих учителей: Жуковского и Батюшкова. Участник "Арзамаса", боровшийся вместе с арзамасцами против шишковской беседы, надутого и холодного классицизма, он и здесь перешагнул все пределы и нормы поэтического мышления, проклял "изнеженную лиру" и осознал себя певцом высоких гражданских чувств и дум, а свою музу "свободы гордой певицей".
Политическая лирика петербургского периода жизни Пушкина
Одой "Вольность" началась история Пушкина, общепризнанного политического поэта. Многочисленные связи с передовыми людьми эпохи Н. И. Тургеневым, П. Я. Чаадаевым, А. С. Грибоедовым, с членами литературного декабристского общества "Зеленая лампа", постоянное воздействие на впечатлительную душу поэта со стороны активных членов тайных обществ "Союза Спасения" и сменившего его "Союза Благоденствия", рост революционных настроений среди молодежи при общем огромном национально-патриотическом подъеме содействовали развитию Пушкина в качестве выразителя самой передовой идеологии эпохи. Не будучи членом тайных декабристских обществ, он стал искренним и глубоким эхом их дум, замыслов и стремлений.
Вслед за "Вольностью" явились знаменитые ноэли ("Сказки"), разоблачившие лживость конституционных обещаний Александра I, а сам царь получил кличку "кочующего деспота". В стихотворении "К Н. Я. Плюсковой" провозглашена гордая декларация певца свободы и народных дум:
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Какая бездна отделяет поэта с таким сознанием от всех его собратьев по перу - самых значительных и авторитетных в анналах русской поэзии: Ломоносова, Державина, Карамзина, Жуковского, Батюшкова! Как будто Пушкин отделен от них целыми веками! Каждый из них отдал свою дань воспеванию царей и цариц. А музе Пушкина "стыдно" это делать! И если он "пел" Елисавету, то это по особым причинам: лучшие люди, разочаровавшись в Александре "благословенном", держали в поле зрения императрицу Елисавету на случай свержения самодержавия и введения в стране конституционного строя. Задание воспеть царицу получено поэтом не от официальных лиц, а от патриота и декабриста Федора Глинки, "великодушного гражданина", как называл его Пушкин. В 1818 году написано и самое совершенное в поэтическом отношении и самое решительное для петербургского, послелицейского периода жизни поэта стихотворение - послание "К Чаадаеву".
Белинский находил, что Пушкин отличается от всех своих предшественников, как бы талантливы они ни были, исключительным чувством гармонии, поэтической меры, завершенностью формы при полном слиянии ее с содержанием. У него "никогда не бывает ничего лишнего, ничего недостающего, но все в меру, все на своем месте, конец гармонирует с началом..." (VII, 330). Все эти черты непревзойденного художественного совершенства зрелого творчества Пушкина проявились уже в послании "К Чаадаеву". Первые строки отразили исторически достоверный факт: общее разочарование передовой молодежи в прежних своих идеалах, основанных на вере во всемогущество любви и "тихой славы" гражданской службы под сенью просвещенной власти. Следующее четверостишие подхватывает этот мотив, говоря о переломе в сознании молодого поколения, о переломе, выводящем это поколение на путь служения не своему личному счастью, а благу всего отечества, стремление к которому тем горячее, чем тягостней нависший над всеми "гнет власти роковой". Счастье России и самовластье непримиримы: этим сказано слишком много. О целой полосе общих надежд на царя, рухнувших безвозвратно, говорят пушкинские строки. Но вместе с иллюзиями отнюдь не погибли ожидания для отчизны "вольности святой". Отдать все силы на то, чтобы вызволить родину из-под гнета власти роковой и добиться свободы, автор и призывает своего свободолюбивого друга, а с ним и все молодое поколение, чуткое к "призываньям" отчизны. Но мысль поэта на этом не останавливается. Он убеждает, что это великое дело победит, и благородные имена борцов за свободную Россию будут навеки написаны "на обломках самовластья". Теперь мысль завершила свое полное развитие. Тут ни прибавить, ни убавить ничего уже нельзя.
Замкнутое целое в композиционном отношении, послание Пушкина экономно, точно, выразительно и художественно в каждом слове, определении, в каждом поэтическом сравнении. Размеренные, элегические-неторопливые вступительные строки послания сменяются в заключительной строфе приподнято-торжественными интонациями, и стихи превращаются в речь трибуна. Первоначальное обращение "мой друг" заменяется обращением "товарищ", выражающим общность взглядов и стремлений, политическое родство душ. Поскольку послание адресовано всему молодому поколению, психологически точно поставлено определение "нетерпеливая" к юной душе этого поколения. Столь же мотивированным является сравнение стремлений молодежи к свободе с томленьем молодого любовника, ждущего свиданья. Воспеваемый Пушкиным человек соединяет в себе интимно-человеческое, что так сильно занимало элегических романтиков, с гражданской доблестью, которую воспевал революционный романтизм. Служение отечеству, жаждущему свободы, названо "прекрасным", а свобода - "святой". Состояние России, свергнувшей самовластье,- это в представлении поэта гигантский скачок в совершенно новую жизнь, озаренную "звездой пленительного счастья". В строении стихотворения, в движении мысли, в тоне, отборе слов и выражений обдуманность сочетается с искренней взволнованностью, каждое слово на месте, и нет ни одного необязательного, все просто, ясно, четко, слаженно и производит впечатление стройного архитектурного произведения, где каждая деталь в единстве с целым. Слитность благородной мысли, горячего революционно-патриотического чувства и предельно простых, естественных интонаций летучих пушкинских стихов обеспечила этому произведению бессмертие.
До сих пор поэтическая мысль поэта вращалась в сфере чисто политических вопросов и проблем. Нужны были живые впечатления действительности, чтобы она обратилась к вопросу вопросов эпохи - к положению народа и в связи с этим к важнейшей проблеме освободительного движения периода 1812-1825 гг., к проблеме крепостного права. Летом 1819 года Пушкин побывал в селе Михайловском. Оттуда он и привез "Деревню" - сильные и прелестные, по отзыву одного из современников, стихи "насчет псковского хамства". Существование крепостничества, которое всеми просвещенными и честными людьми, от Радищева до Попугаева и от него до декабристов, называлось рабством, было самым больным вопросом. Его-то и поставил Пушкин в своей "Деревне" и поставил не в отвлеченных публицистических рассуждениях, а в живых образах, в негодующих поэтических картинах "дикого барства", позорящего страну, иссушающего силы и душу народа, оскорбляющего чувства "друга человечества".
Без аллегорий, без "применений", без прикрытия флагом иной страны, закабаляющей в рабство негров, без "волков и овец" - в конкретных, пластически четких картинах показано, что делает барство со "своими" беззащитными людьми. И не только показано, но еще выражено тоскующее и нетерпеливое желание увидеть "народ неугнетенный" и отечество в лучах прекрасной зари свободы. Самые заветные думы и чаяния народа отразились в этом произведении Пушкина. И самые горячие стремления декабристов. Оно стало их оружием. Поэтическое слово и политическая проповедь слились воедино. Продолжая, как и в "Вольности", боготворить закон свободною душой, поэт еще и еще раз обращается мыслью к просвещенной воле монарха, надеясь на благоразумный и справедливый акт - отмену крепостничества. Но картина рабства, созданная им, сильнее била по нервам, чем апелляция к доброй воле монарха. И революционный читатель, беря на вооружение "Деревню", поправлял поэта, желал увидеть "и рабство падшее и падшего царя".
Верный сын революционной эпохи, Пушкин сыпал остротами и каламбурами, иногда глубокого политического смысла, хлестал по реакционерам, временщикам и мракобесам остро отточенными эпиграммами, говорил неосторожные слова, приводил в смущение поступками, за которые можно было поплатиться Сибирью. Политические убеждения были в его крови, поэтому для них находились задушевные слова и потому так громадно и неотразимо было действие на молодежь его политической лирики.
Политическая лирика сделала имя Пушкина известным всей России и высоко подняла его над самыми крупными поэтическими звездами. Соратник Герцена Н. П. Огарев, обозревая развитие свободной русской мысли, писал: "Впечатление, произведенное одой "Вольность", было не менее сильно, чем впечатление от "Деревни" и не менее "Послания к Чаадаеву", где так звучно сказалась юная вера в будущую свободу. Кто во время оно не знал этих стихотворений? Какой юноша, какой отрок не переписывал? Толчок, данный литературе вольнолюбивым направлением ее высшего представителя, был так силен, что с тех пор, и даже сквозь все царствование Николая, русская литература не смела безнаказанно быть рабскою и продажною"*.
* (Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произволения, т. I. M., Госполитиздат, 1952, стр. 434-435.)
Передовое политическое сознание оказалось важнейшим условием стремительного развития пушкинского мастерства. Овладевшая поэтом политическая мысль-страсть требовала ясности и четкости формы и живых впечатлений действительности. Послания к Чаадаеву, к Н. Я. Плюсковой, к N.N. (В. В. Энгельгардту), "Деревня", "Юрьеву" - это уже такие шедевры творчества, до которых еще не поднимался русский поэтический гений. Неспроста же, прочитав послание к Юрьеву ("Любимец ветреных Лаис"), Батюшков, как рассказывают, судорожно сжал листок бумаги со строками послания и проговорил: "О, как стал писать этот злодей!"*.
* (П. В. Анненков. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений, СПб, 1873, стр. 50.)
Полную и окончательную творческую победу над своими учителями Пушкин закрепил созданием монументального поэтического произведения - поэмы "Руслан и Людмила".
"Руслан и Людмила" (1817-1820)
Работа над поэмой была начата еще в лицее, продолжалась около трех лет и завершена в апреле 1820 года. Издание ее готовилось, когда поэт находился уже в ссылке. Изданием ведал Н. И. Гнедич. Ему помогал В. А. Жуковский. В ссылке, на Кавказе, написан эпилог к поэме. Затем, спустя несколько лет, в 1825-1826 годах, поэма украсилась великолепным вступлением: "У лукоморья дуб зеленый". То, что задумывал Жуковский, что мечталось сделать Батюшкову, выполнил их младший современник. Поэма ответила, хотя в довольно своеобразной форме, на общие желания видеть русское произведение, основанное на "преданьях старины глубокой". Пушкин перемешал эти преданья с тем, что писалось в русской и европейской литературе в условной сказочно-богатырской и рыцарской поэме ("Неистовый Роланд" Ариосто, "Двенадцать спящих дев" Жуковского) и даже привлек исторический материал, почерпнутый из "Истории государства российского". Под сказочной формой просвечиваются у Пушкина реальные переживания людей, и это выделило поэму из потока романтических баллад, заполненных неестественными событиями и придуманными переживаниями. Миру романтических теней и привидений противопоставлен светлый, многокрасочный, подвижный мир человеческих отношений, приправленный веселой шуткой и забавной сказкой, где торжествует добро, любовь и счастье.
Разрушая чопорную строгость "пиим", Пушкин сочетал повествование с лирическими "отступлениями", с вмешательством автора в ход событий, с непринужденными обращениями к читателям.
Живой голос писателя придал тон задушевности всей этой забавной сказке, поразившей современников. Что касается стиха поэмы, то с такой естественностью поэтической речи русскому читателю еще не приходилось встречаться. Язык поэмы, хотя еще далек от того, чтобы быть выражением коренных свойств национально-русской речи, тем не менее превосходил все достижения современной поэзии своей изобразительностью, сжатостью и динамизмом. В нем обозначилась тенденция к творческому освоению глубоких пластов так называемого "просторечия" и нарушается традиция в употреблении славянских форм (глава, брег, брада, златой и т. п.) и усеченых прилагательных.
Сказочная поэма Пушкина вызвала целую "чернильную войну", по словам А. Бестужева, и возбудила во всех сердцах, проникнутых любовью к русской литературе, "предчувствие нового мира творчества". "Вестник Европы" консерватора Каченовского еще до выхода в свет всей поэмы поместил отзыв "Жителя Бутырской стороны" (псевдоним А. Г. Глаголева, сотрудника журнала), в котором выражен ужас перед тем, что народная сказка стала проникать в поэму. По его мнению, это все равно, что в Московском благородном собрании появился бы мужик в лаптях, зычно возглашающий: "Здорово, ребята!". Нападки на "Руслана и Людмилу" в журнале "Вестник Европы" были частным случаем осуждения романтического направления, развивавшегося в русской литературе под влиянием Жуковского. Рецензия, помещенная в "Невском зрителе", также корила поэта за то, что он ввел в поэму "грубое простонародное волшебство". Не понравился рецензенту и лирический элемент поэмы, разрушающий якобы ее эпическую цельность. В "Сыне отечества" недоброжелательный разбор поэмы поместил А. Ф. Воейков. Человек, некогда подбадривавший Жуковского на создание поэмы "Владимир", разносил пушкинское произведение, как отражение "огерманизированного вкуса нашего времени", а некоторые рифмы (типа: кругом-копиём) назвал "мужицкими". В том же журнале в "Письме к сочинителю критики на поэму "Руслан и Людмила" учинен полный разнос Пушкина. Невысокое мнение о поэме высказали патриархи тогдашней литературы Карамзин и Дмитриев. Дмитриев находил в ней неуместный "бюрлеск", а Карамзин называл "поэмкой".
За Пушкина и его поэму дружной стеной встали А. И. Тургенев, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский. Их мнения высказал А. Перовский в отповеди Воейкову и автору "Письма".
В декабристской среде сожалели, что Пушкин великий свой дар растрачивает на предметы, не имеющие возвышенности, не возбуждающие благородных чувств "сострадания к бедствиям человечества". Сам Пушкин быстро перерос свою поэму и никогда уже не обращался к подобному роду творчества. Он испробовал свои силы в большой эпической форме, накопил опыт повествования и сочетания повествовательной манеры с задушевным лирическим элементом, подвинул далеко вперед технику стиха. Этого было довольно. Он открыл перед собою широкие просторы творчества в монументальных поэтических жанрах.
Поэта влекло к современности, к вопросам, которые волновали молодую Россию, воодушевленную идеей свободы.