Борьба за великую, самобытную национальную русскую литературу, которую неустанно вели передовые и самые даровитые писатели и критики, поэты и журналисты - от Рылеева до Некрасова, от Пушкина до Тургенева, от Кюхельбекера до Белинского,- увенчалась полной победой. К середине XIX века никто уже не смотрел на литературное дело как на приятное времяпрепровождение и "сладкий досуг". Со времен Пушкина писатели стали осознавать себя не верноподданными обожаемого монарха, а судьями мира и пророками. Со времен Гоголя они видели в себе людей, от воли и разума которых зависит ход всей русской жизни, движение России к лучшим и высшим формам общественности. "Титло поэта, звание литератора,- писал Белинский в 1847 году,- у нас давно уже затмило мишуру эполет и разноцветных мундиров" (X, 217).
Состояние литературы, направление ее развития, каждое важное явление литературной жизни вызывали глубочайший интерес в обществе, и борьба по вопросам литературы превращалась в социальный конфликт, в столкновение двух культур внутри русской культуры. Характеризуя споры вокруг "Мертвых душ", Белинский спрашивал: "Разве весь этот шум и все эти крики не результат столкновения старых начал с новыми: разве они - не битва двух эпох?" (VI, 323).
Литература, критика и эстетика превратились в могучую силу прогресса, несмотря на жестокое, тупое и беспощадное противодействие царских властей с их цензурой, казематами и солдатчиной, шпионажем и доносами, с булгариными и сенковскими, ссылками и убийствами.
Русская литература за полстолетия превратилась в школу, через которую прошли поколения самоотверженных борцов за свободу, в которой формировались "штурманы будущей бури" - революционные крестьянские демократы во главе с Чернышевским. В недрах литературного процесса первой половины века созрели силы, поставившие нашу литературу в один ряд с самыми развитыми и могучими литературами мира.