Новости

Библиотека

Словарь


Карта сайта

Ссылки






Литературоведение

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Э Ю Я






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава 11. Рыцарский роман

1

В рыцарском романе и его разновидности - рыцарской повести - мы находим в основном отражение чувств и интересов, которые составляли содержание рыцарской лирики. Это прежде всего тема любви, понимаемая в более или менее "возвышенном" смысле. Другим столь же обязательным элементом рыцарского романа является фантастика в двояком понимании этого слова - как сверхъестественное (сказочное, не христианское) и как все необычайное, исключительное, приподнимающее героя над обыденностью жизни. Обе эти формы фантастики, обычно связанные с любовной темой, покрываются понятием приключений или авантюр, случающихся с рыцарями, которые всегда идут навстречу этим приключениям. Свои авантюрные подвиги рыцари совершают не ради общего, национального дела, как некоторые герои эпических поэм, не во имя чести или интересов рода, а ради личной славы. Идеальное рыцарство мыслится как учреждение международное и неизменное во все времена, одинаково свойственное Древнему Риму, мусульманскому Востоку и современной Франции. В связи с этим рыцарский роман изображает давние эпохи и жизнь далеких народов в виде картины современного общества, в которой читатели из рыцарских кругов, как в зеркале, находят отражение своих жизненных идеалов.

По стилю и технике рыцарские романы резко отличаются от героического эпоса. В них видное место занимают монологи, в которых анализируются душевные переживания, живые диалоги, изображение внешности действующих лиц, подробное описание обстановки, в которой протекает действие.

Раньше всего рыцарские романы развились во Франции, и отсюда уже увлечение ими распространилось по другим странам. Многочисленные переводы и творческие переработки французских образцов в других европейских литературах (в особенности в немецкой) нередко представляют произведения, имеющие самостоятельное художественное значение и занимающие видное место в этих литературах.

Первыми опытами рыцарского романа явились обработки нескольких произведений античной литературы. В ней средневековые рассказчики могли найти во многих случаях как волнующие любовные истории, так и баснословные приключения, отчасти перекликавшиеся с рыцарскими идеями. Мифология из таких обработок тщательно изгонялась, но легендарные сказания о подвигах героев, имевшие видимость исторических преданий, воспроизводились полностью.

Первым опытом такого приспособления античного материала к зарождающимся куртуазным вкусам является роман об Александре Македонском. Подобно славянской "Александрии", он восходит к баснословному жизнеописанию Александра, составленному будто бы его другом и соратником Каллисфеном, а на самом деле являющемуся подделкой, возникшей в Европе около 200 г. н. э. Этот роман псевдо-Каллисфена был переведен с греческого языка на латинский, латинская редакция его вместе с некоторыми добавочными текстами, также подложными, послужила источником для нескольких обработок этого романа на французском языке. Наиболее полная и художественно разработанная из них написана, в отличие от других рыцарских романов, парными рифмованными двенадцатисложными стихами с цезурой после 6-го слога. Популярностью данного романа объясняется то, что размер этот впоследствии получил название "александрийского стиха". Строго говоря, это еще не рыцарский роман в полном смысле слова, а только прелюдия к нему, потому что любовная тема здесь отсутствует, а главная задача автора - показать верх земного величия, которого человек может достигнуть, и власть судьбы над ним. Однако вкус ко всякого рода авантюрности и фантастике нашел здесь достаточно материала; средневековым поэтам не было надобности что-либо добавлять.

Величайший завоеватель древности представлен в "Романе об Александре" блестящим средневековым рыцарем. В юности Александр получил в дар от фей две рубашки: одна защищала его от жары и от холода, другая - от ран. Когда пришло время посвятить его в рыцари, щит ему подарил царь Соломон, а меч - царица амазонок Пентезилея. Александром в его походах руководит не только стремление завоевать мир, но и жажда все познать и увидеть. Среди чудес Востока он встречает людей с песьими головами; находит источник юности; попадает в лес, в котором вместо цветов весной вырастают из земли молодые девушки, с наступлением зимы уходящие снова в землю; достигает земного рая. Не ограничиваясь поверхностью земли, Александр хочет исследовать глубины ее и небесную высоту. В огромной стеклянной бочке он спускается на дно морское и рассматривает его диковины, затем он сооружает стеклянную клеть, в которой летает по небу, несомый орлами. Как и подобает идеальному рыцарю, Александр отличается необыкновенной щедростью и дарит угодившим ему жонглерам целые города.

Значительным шагом вперед в формировании рыцарского романа с развитой любовной тематикой являются французские обработки сказаний об Энее и о Троянской войне. Первая из них - "Роман об Энее" восходит к "Энеиде" Вергилия. Здесь на первое место выступают два любовных эпизода. Один из них, трагическая любовь Дидоны и Энея, был разработан уже у Вергилия настолько подробно, что средневековому поэту мало что пришлось добавлять. Зато второй эпизод, связанный с Лавинией, целиком создан им. У Вергилия брак Энея и Лавинии, дочери царя Латина,- чисто политический союз, в котором сердечные чувства не играют никакой роли. Во французском романе он развернут в целую повесть (1600 стихов), иллюстрирующую доктрину куртуазной любви.

Мать Лавинии пытается склонить ее к браку с местным князем Турном. Но как она ни старается внушить дочери страсть к Турну, Лавиния ничего к нему не испытывает. Зато когда она с высоты своей башни увидела во вражеском стане Энея, то сейчас же почувствовала в своем сердце "стрелу Амура". Лавиния томится любовью и, наконец, решает признаться Энею, после чего он влюбляется в нее и тоже страдает, но от этого сражается еще храбрее. Сначала он хочет скрыть свое чувство, ибо "если женщина не уверена в ответном чувстве, она от этого любит еще сильнее". Однако он не в силах долго таиться, и дело кончается браком. Любовь изображена в этом романе последовательно в двух аспектах как роковая страсть (Эней - Дидона) и как тонкое искусство (Эней - Лавиния).

"Роман об Энее" известен также в немецком переводе миннезингера Генриха фон Фельдеке. Уроженец двуязычной Фландрии, служившей для средневековой Германии проводником влияний французской рыцарской культуры, Фельдеке создал своей "Энеидой" (1170-1180) первый образец этого нового жанра в немецкой рыцарской поэзии.

Одновременно с этим романом во Франции возник гигантский (более 30 000 стихов) "Роман о Трое", автором которого был Бенуа де Сент-Мор. Источником для него послужил не Гомер (которого в средние века не знали), а две подложные латинские хроники, возникшие в IV-VI вв. н. э. и будто бы написанные свидетелями Троянской войны - фригийцем (т. е. троянцем) Даретом и греком Диктисом. Так как Бенуа пользовался преимущественно первой из них, написанной, согласно мнимой национальности ее автора, с троянской точки зрения, то носителем высшей доблести у него оказываются не греки, а троянцы. К нескольким любовным эпизодам, которые автор нашел в своем источнике, он присоединил еще один, сочиненный им самим и художественно наиболее разработанный из всех. Это история любви троянского царевича Троила к пленной гречанке Бризеиде, заканчивающаяся изменой коварной красавицы после ее ухода из Трои с Диомедом. При куртуазной изысканности манер всех персонажей чувства Троила и Диомеда изображены отнюдь не в специфических тонах любовного служения, а гораздо реальнее, и единственной чертой куртуазной концепции любви является то, что рыцарская доблесть обоих героев возрастает вместе с любовью. Автор сурово осуждает женское непостоянство: "Печаль женщины длится недолго. Одним глазом она плачет, а другим смеется. Настроение у женщин меняется быстро, и даже самая разумная из них достаточно легкомысленна". Рассказ французского поэта послужил источником для целого ряда обработок этого сюжета позднейшими писателями, в том числе Чосером, Боккаччо и Шекспиром (пьеса "Троил и Крессида"), причем имя героини и некоторые детали подверглись изменению.

2

Еще более благодарным материалом для рыцарского романа явились кельтские народные сказания, которые, будучи продуктом поэзии родового строя, насыщены были эротикой и фантастикой. Само собой разумеется, что та и другая подверглись в рыцарской поэзии радикальному переосмысливанию. Мотивы многоженства и многомужества, временных, свободно расторгаемых любовных связей, заполнявшие кельтские повести и являвшиеся отражением действительных брачных и эротических отношений у кельтов, были перетолкованы французскими куртуазными поэтами как нарушение норм каждодневной жизни, как адюльтер, подлежащий куртуазной идеализации. Точно так же и всякого рода "волшебство", которое в ту архаическую пору, когда слагались кельтские сказания, мыслилось как выражение естественных сил природы,- теперь, в творчестве французских поэтов, воспринималось как нечто специфически "сверхъестественное", выходящее из рамок нормальных явлений и манящее рыцарей на подвиги.

Кельтские сказания дошли до французских поэтов двумя путями - устным, через посредство кельтских певцов и рассказчиков, и письменным - через некоторые легендарные хроники. Многие из этих преданий были связаны с образом баснословного "короля Артура" - одного из князей бриттов V-VI вв., героически защищавшего от англосаксов еще не захваченные ими области Англии. Псевдоисторической рамкой для артуровских романов послужила латинская хроника валийского патриота Гальфрида Монмутского "История королей Британии" (около 1137 г.), изукрасившего образ Артура и придавшего ему феодально-рыцарские черты.

Гальфрид рисует Артура не только королем всей Британии, но и могущественным государем, завоевателем ряда стран, властелином половины Европы. Наряду с боевыми подвигами Артура Гальфрид рассказывает о чудесном его рождении, об отплытии его, когда он был смертельно ранен, на остров Аваллон - обитель бессмертия, о деяниях его сестры - феи Морганы, волшебника Мерлина и т. п. Двор короля бриттов изображен в его книге как средоточие высшей доблести и благородства, где наряду с Артуром царствует его жена, прекрасная королева Гениевра, а вокруг них группируются племянник Артура, доблестный Говен, сенешал Кей, злой Модред, в конце концов восставший против Артура и явившийся причиной его гибели, и т. д. Хроника Гальфрида имела огромный успех и вскоре была переведена на французский и английский языки. Черпая также из кельтских народных сказаний, переводчики внесли еще несколько дополнительных черт, из которых наиболее важна следующая: король Артур будто бы велел соорудить круглый стол с той целью, чтобы на пиру у него не было ни лучших, ни худших мест и чтобы все его рыцари чувствовали себя равными.

Отсюда ведет начало обычная рамка артуровских романов или, как их часто называют также, романов Круглого стола - картины двора короля Артура как средоточия идеального рыцарства в новом его понимании. Создалась поэтическая фикция о том, что в эти древние времена нельзя было сделаться совершенным рыцарем в смысле воинских подвигов и высокой любви, не пожив и не "потрудившись" при дворе Артура. Отсюда - паломничество всех героев к этому двору, а также включение в артуровский цикл сюжетов, первоначально ему чуждых. Но какого бы происхождения - кельтского или иного - ни были эти повести, именовавшиеся "бретонскими" или "артуровскими", они переносили своих читателей и слушателей в фантастический мир, где на каждом шагу встречались волшебные источники, феи, великаны, прекрасные девушки, притесняемые злыми обидчиками и ожидающие помощи от смелых и великодушных рыцарей.

3

Вся огромная масса бретонских повестей может быть разделена на четыре группы произведений, которые заметно различаются между собой по характеру и стилю: 1) так называемые бретонские лэ, 2) группа романов о Тристане и Изольде, 3) артуровские романы в собственном смысле слова и 4) цикл романов о святом Граале.

Сохранился сборник из двенадцати лэ, т. е. стихотворных новелл любовного и по большей части фантастического содержания, сочиненных примерно около" 1180 г. Англо-нормандской поэтессой Марией Французской. Свои сюжеты, заимствованные из бретонских песен, Мария переносит в обстановку французского феодализма, приспосабливая их к нравам и понятиям современной ей, преимущественно рыцарской, действительности.

В лэ о "Ионеке" рассказывается, что одна молодая женщина, выданная замуж за ревнивого старика, томится в башне под надзором служанки и мечтает о том, чтобы к ней чудом явился молодой красивый рыцарь. Стоило ей высказать это пожелание, как в окно ее комнаты влетела птица, которая обернулась прекрасным рыцарем. Рыцарь сообщает, что уже давно ее любит, но не мог явиться без ее призыва; отныне он будет прилетать к ней всякий раз, когда она пожелает этого. Их свидания продолжались до тех пор, пока муж, заподозрив что-то неладное, не велел прикрепить к окну серпы и ножи, на которые рыцарь-птица, прилетев к возлюбленной, наткнулся, смертельно себя ранив. Когда сын, родившийся у его возлюбленной, вырос, она рассказала юноше о его происхождении, и он, мстя за смерть отца, убил злого ревнивца.

Еще ярче фон рыцарской жизни показан в "Ланвале", где изображается тайная любовь рыцаря и прекрасной феи. Эта любовь по причине зависти королевы, приревновавшей рыцаря, едва не стоила ему жизни, однако рыцарю удалось бежать со своей возлюбленной на волшебный остров.

Другие лэ Марии еще более проникнуты лиризмом и не содержат в себе никакой фантастики.

В одном из них повествуется о том, как некий король, не желая расставаться со своей дочерью, объявил, что выдаст ее замуж лишь за того, кто без посторонней помощи отнесет ее на руках на вершину высокой горы. Влюбленный в нее юноша (которого она также любила) донес ее до вершины, но тут же упал мертвым. С тех пор эта гора зовется "Горой двух любящих". В другом лэ молодая женщина, несчастная в замужестве, под предлогом того, что слушает пение соловья, подолгу простаивает по вечерам у окна, глядя через улицу в окно дома, где живет влюбленный в нее рыцарь, также смотревший на нее: в этом их единственное утешение. Но ревнивый муж убил соловья и злобно бросил его к ногам жены. Она подобрала тельце бедной птицы и отослала своему милому, который его схоронил в роскошном ларце и берег с тех пор как дорогое воспоминание.

Все лэ Марии Французской проникнуты одной общей оценкой человеческих отношений. Рыцарская оболочка фабулы прикрывает их общечеловеческое содержание. Роскошная придворная жизнь, блестящие воинские подвиги не привлекают Марию. Ее печалит всякая жестокость, всякое насилие над естественными человеческими чувствами. Но это порождает у нее не гневный протест, а мягкую меланхолию. Больше всего она сочувствует страдающим от любви. При этом любовь она понимает не как служение даме и не как бурную роковую страсть, а как нежное природное влечение друг к другу двух чистых, простых сердец. Такое отношение к любви сближает лэ Марии с народной поэзией.

Кельтское сказание о Тристане и Изольде было известно в большом количестве обработок на французском языке, но многие из них погибли, а от других сохранились лишь небольшие отрывки. Путем сличения всех полностью или частично известных нам французских редакций романа о Тристане, а также их переводов на другие языки оказалось возможным восстановить фабулу и общий характер древнейшего, не дошедшего до нас французского романа (середины XII в.), к которому все эти редакции восходят.

Тристан, сын одного короля, в детстве лишился родителей и был похищен заезжими норвежскими купцами. Бежав из плена, он попал в Корнуол, ко двору своего дяди короля Марка, который воспитал Тристана и, будучи старым и бездетным, намеревался сделать его своим преемником. Выросши, Тристан стал блестящим рыцарем и оказал своей приемной родне много ценных услуг. Однажды его ранили отравленным оружием, и, не находя исцеления, он в отчаянии садится в ладью и плывет наудачу. Ветер заносит его в Ирландию, и тамошняя королева, сведущая в зельях, не зная, что Тристан убил на поединке ее брата Морольта, излечивает его. По возвращении Тристана в Корнуол местные бароны из зависти к нему требуют от Марка, чтобы тот женился и дал стране наследника престола. Желая отговориться от этого, Марк объявляет, что женится только на девушке, которой принадлежит золотистый волос, оброненный пролетавшей ласточкой. На поиски красавицы отправляется Тристан. Он снова плывет наудачу и снова попадает в Ирландию, где узнает в королевской дочери, Изольде Златовласой, девушку, которой принадлежит волос. Победив огнедышащего дракона, опустошавшего Ирландию, Тристан получает от короля руку Изольды, но объявляет, что сам не женится на ней, а отвезет ее в качестве невесты своему дяде. Когда он с Изольдой плывет на корабле в Корнуол, они по ошибке выпивают "любовный напиток", который мать Изольды дала ей для того, чтобы ее и короля Марка, когда они выпьют его, навеки связала любовь. Тристан и Изольда не могут бороться с охватившей их страстью: отныне до конца своих дней они будут принадлежать друг другу. По прибытии в Корнуол Изольда становится женой Марка, однако страсть заставляет ее искать тайных свиданий с Тристаном. Придворные пытаются выследить их, но безуспешно, а великодушный Марк старается ничего не замечать. В конце концов любящие пойманы, и суд приговаривает их к казни. Однако Тристану удается бежать с Изольдой, и они долгое время скитаются в лесу, счастливые своей любовью, но испытывая большие лишения. Наконец, Марк прощает их с условием, что Тристан удалится в изгнание. Уехав в Бретань, Тристан женится, прельстившись сходством имен, на другой Изольде, прозванной Белорукой. Но сразу же после свадьбы он раскаивается в этом и сохраняет верность первой Изольде. Томясь в разлуке с милой, он несколько раз, переодетый, является в Корнуол, чтобы тайком повидаться с ней. Смертельно раненный в Бретани в одной из стычек, он посылает верного друга в Корнуол, чтобы тот привез ему Изольду, которая одна лишь сможет его исцелить; в случае удачи пусть его друг выставит белый парус. Но когда корабль с Изольдой показывается на горизонте, ревнивая жена, узнав об уговоре, велит сказать Тристану, что парус на нем черный. Услышав это, Тристан умирает. Изольда подходит к нему, ложится с ним рядом и тоже умирает. Их хоронят, и в ту же ночь из двух их могил вырастают два деревца, ветви которых сплетаются.

Автор этого романа довольно точно воспроизвел все подробности кельтской повести, сохранив ее трагическую окраску, и только заменил почти всюду проявления кельтских нравов и обычаев чертами французского рыцарского быта. Из этого материала он создал поэтическую повесть, пронизанную общим чувством и мыслью, поразившую воображение современников и вызвавшую длинный ряд подражаний.

Успех романа обусловлен главным образом той особенной ситуацией, в которую поставлены герои, и концепцией их чувств. В страданиях, которые испытывает Тристан, видное место занимает мучительное сознание безысходного противоречия между его страстью и моральными устоями всего общества, обязательными для него самого. Тристан томится сознанием беззаконности своей любви и того оскорбления, которое он наносит королю Марку, наделенному в романе чертами редкого благородства и великодушия. Подобно Тристану, Марк сам является жертвой голоса феодально-рыцарского "общественного мнения". Он не хотел жениться на Изольде, а после этого отнюдь не был склонен к подозрительности или ревности по отношению к Тристану, которого он продолжает любить как родного сына. Но все время он вынужден уступать настояниям доносчиков-баронов, указывающих ему на то, что страдает его рыцарская и королевская честь, и даже угрожающих ему восстанием. Тем не менее Марк всегда готов простить виновных. Эту доброту Марка Тристан постоянно вспоминает, и от этого его нравственные страдания еще усиливаются.

Отношение автора к морально-общественному конфликту Тристана и Изольды с окружающей средой двойственно. С одной стороны, он как бы признает правоту господствующей морали, заставляя, например, Тристана мучиться сознанием своей "вины". Любовь Тристана и Изольды представляется автору несчастьем, в котором повинно любовное зелье. Но вместе с тем он не скрывает своего сочувствия этой любви, изображая в положительных тонах всех тех, кто способствует ей, и выражая явное удовлетворение по поводу неудач или гибели врагов любящих. От противоречия автора внешне спасает мотив рокового любовного напитка. Но ясно, что этот мотив служит лишь целям маскировки его чувств, а о подлинной направленности его симпатий отчетливо говорят художественные образы романа. Не доходя до открытого обличения феодально-рыцарского строя с его гнетом и предрассудками, автор внутренне ощущал его неправоту и насилие. Образы романа, заключающееся в нем прославление любви, которая "сильнее смерти" и не желает считаться ни с установленной феодальным обществом иерархией, ни с законом католической церкви, объективно содержат в себе элементы критики самих основ этого общества.

Как этот первый роман, так и другие французские романы о Тристане вызвали множество подражаний в большинстве европейских стран - в Германии, Англии, Скандинавии, Испании, Италии и других странах. Известны также переводы их на чешский и белорусский языки. Из всех обработок наиболее значительная - немецкий роман Готфрида Страсбургского (начало XIII в.), который выделяется тонким анализом душевных переживаний героев и мастерским описанием форм рыцарской жизни. Именно "Тристан" Готфрида наиболее способствовал возрождению в XIX в. поэтического интереса к этому средневековому сюжету. Он послужил важнейшим источником известной оперы Вагнера "Тристан и Изольда" (1859).

4

Настоящим создателем артуровского романа, давшим лучшие образцы этого жанра, является поэт второй половины XII в. Кретьен де Труа, живший долгое время при дворе Марии Шампанской. По остроте мысли, живости воображения, наблюдательности и мастерству он является одним из самых замечательных поэтов средневековья. Кельтские сказания были использованы Кретьеном как сырой материал, который он перестроил, вложив в него совершенно другой смысл. Рамка артуровского двора, взятая из хроники Гальфрида, послужила ему лишь декорацией, на фоне которой он развертывал картины жизни вполне современного ему рыцарского общества, ставя и разрешая весьма существенные вопросы, которые должны были это общество занимать. Эта проблематика господствует в романах Кретьена над самыми увлекательными приключениями и яркими образами. Но способ, каким Кретьен подготовляет разрешение той или иной проблемы, свободен от всякого резонерства и назидательности, так как он берет внутренне правдоподобные положения и насыщает свой очень живой рассказ меткими наблюдениями и живописными подробностями.

Романы Кретьена распадаются на две группы. В более ранних из них Кретьен изображает любовь как простое, человечное чувство, свободное от куртуазной идеализации и изощренности. Таков его роман "Эрек и Энида".

Эрек, сын короля Лака, рыцарь при дворе Артура, влюбляется в девушку редкой красоты по имени Энида, живущую в ужасной бедности. Он просит руки Эниды у ее отца, который соглашается на этот брак к большой радости девушки. Узнав об этом, богатая кузина Эниды хочет снабдить ее роскошными платьями, но Эрек объявляет, что она получит свой наряд только из рук королевы Гениевры, и увозит ее в жалком, изношенном платье. При дворе Артура все восхищены красотой Эниды. Вскоре Эрек увозит жену в свое королевство, где сначала они живут счастливо. Но затем придворные начинают роптать на то, что Эрек от чрезмерной любви к жене стал изнеженным, утратил свою доблесть. Энида, слыша это, по ночам плачет. Узнав о причине ее слез, Эрек видит в этом недоверие к себе со стороны жены и в гневе объявляет, что отправляется совершать подвиги. При этом он ставит условие: Энида будет ехать впереди, и какую бы опасность она ни завидела, она ни в коем случае не должна оборачиваться и предупреждать о ней мужа. Эреку приходится выдержать множество тяжелых столкновений с разбойниками, странствующими рыцарями и т. п., причем Энида несколько раз, нарушая запрет, заботливо предупреждает его об опасности. Однажды, когда приютивший их в трудную минуту граф хотел ночью предательски убить Эрека, чтобы овладеть Энидой, только преданность и находчивость жены спасли жизнь Эреку. Наконец, после многих испытаний, доказав свою доблесть, помирившись с Энидой, Эрек возвращается домой, и их счастливая жизнь возобновляется.

Кретьен в этом романе ставит вопрос: совместима ли любовь с рыцарскими подвигами? Но в процессе разрешения этой проблемы он приходит к постановке другой, более широкой и значительной: каковы должны быть отношениями между любящими и в чем назначение женщины - возлюбленной и жены? Несмотря на то что в обращении Эрека с женой сказывается некоторая грубость и деспотизм, типичные для нравов того времени, роман в целом является апологией достоинства женщины. Кретьен хотел показать в нем не только то, что доблесть совместима с любовью, но и то, что жена и возлюбленная могут совмещаться в лице одной женщины, которая может быть еще и другом, деятельной помощницей мужа во всех делах.

Не делая женщину предметом куртуазного обожания и еще не наделяя ее правом равного с мужем голоса, Кретьен все же чрезвычайно поднимает ее человеческое достоинство, раскрывая ее нравственные качества и творческие возможности. Антикуртуазная тенденция романа отчетливо сказывается в финальном эпизоде. Эрек, узнав, что существует чудесный сад, доступ в который охраняется грозным рыцарем, едет туда и побеждает рыцаря к великой радости последнего, получившего таким образом освобождение. Оказывается, что этот рыцарь был жертвой слова, неосторожно данного им своей "подруге", возлежащей посреди сада на серебряном ложе,- не покидать ее, пока не явится противник, более сильный, чем он. Эпизод этот имеет целью противопоставить свободную, чуждую принуждения любовь Эрека и Эниды любви, имеющей характер порабощения.

Миниатюра из рукописи 'Роман о Ланселоте Озерном'. Франция, XIV в.
Миниатюра из рукописи 'Роман о Ланселоте Озерном'. Франция, XIV в.

В своих более поздних романах, написанных под влиянием Марии Шампанской, Кретьен дает иллюстрации к куртуазной теории любви. Ярче всего это проявляется в его романе "Ланселот, или Рыцарь телеги".

Неизвестный рыцарь грозного вида похищает королеву Гениевру, которую хвастливый сенешал Кей не сумел защитить. Ланселот, влюбленный в королеву, бросается в погоню. Он спрашивает у встреченного на пути карлика, по какой дороге удалился похититель, на что карлик обещает ответить в том случае, если Ланселот согласится сначала проехать в телеге. После минутного колебания Ланселот ради любви к Гениевре решает вытерпеть это унижение. Пройдя через ряд опасных приключений, он достигает замка короля Бадемагю, где сын последнего Мелеаган, похититель Гениевры, держит королеву в плену. Чтобы освободить ее, Ланселот вызывает Мелеагана на поединок. Во время боя Бадемагю, видя, что его сыну приходится плохо, просит заступничества у Гениевры, взирающей на бой, и она приказывает Ланселоту поддаваться противнику, что он и исполняет покорно, подвергая свою жизнь опасности. Честный Бадемагю объявляет Ланселота победителем и ведет его к Гениевре, но та отвращает свой взор от недоумевающего влюбленного. С большим трудом он узнает о причине гнева Гениевры: гнев вызван тем, что одно мгновение он, прежде чем сесть в телегу, все же колебался. Лишь после того как Ланселот в отчаянии хочет покончить с собой, Гениевра прощает его и впервые за все то время, что он любит ее, назначает ему свидание. Освобожденная Гениевра возвращается к своему двору, между тем как люди Мелеагана предательски хватают Ланселота и сажают его в темницу. При дворе Артура устраивается турнир, в котором Ланселот, узнавший об этом, жаждет принять участие. Жена тюремщика под честное слово отпускает его на несколько дней. Ланселот сражается на турнире, Гениевра по доблести рыцаря узнает его и решает проверить свою догадку. Она велит передать рыцарю, что просит его сражаться как можно хуже. Ланселот начинает вести себя как трус, делаясь всеобщим посмешищем. Тогда Гениевра отменяет свой приказ, и Ланселот получает первый приз, после чего незаметно удаляется с турнира и возвращается в темницу. Финалом романа является описание того, как сестра Мелеагана, которой Ланселот оказал большую услугу, обнаруживает место заключения и помогает ему бежать.

Вся проблематика романа заключается в показе того, что должен чувствовать и как должен себя вести в различных случаях жизни "идеальный" влюбленный. Задание, полученное Кретьеном от Марии Шампанской, должно было сильно его тяготить, и этим объясняется то, что он не закончил романа, который дописал за него другой поэт, также состоявший на службе у Марии.

В следующем романе, "Ивен, или Рыцарь льва", Кретьен отходит от крайностей куртуазной доктрины, не порывая, однако, с некоторыми моментами куртуазного мировоззрения и стиля. Он снова ставит проблему о совместимости подвигов и любви, но ищет здесь компромиссного решения.

Романы Кретьена вызвали большое число подражаний как во Франции, так и за ее пределами. В частности, с большим искусством переложил на немецкий язык "Эрека" и "Ивена" швабский миннезингер Гартман фон Ауэ (1190-1200), в искусстве описаний и психологического анализа не уступающий Кретьену.

Последняя группа "бретонских повестей", цикл так называемых "романов о святом Граале", представляет попытку художественного синтеза светского куртуазного идеала артуровских романов с господствующими религиозными идеями феодального общества. Сходные явления наблюдаются в расцветающих около этого времени духовно-рыцарских орденах тамплиеров, иоаннитов и др. Поэтическая фантастика, почерпнутая рыцарским романом из кельтского фольклора, теснейшим образом переплетается с мотивами христианской легенды и народных ересей.

Выражением этих тенденций является поздняя форма сказания о святом Граале. Это сказание имеет довольно сложную историю. Одним из первых авторов, взявшихся за обработку его, был тот же Кретьен де Труа.

В романе Кретьена де Труа "Персеваль, или Повесть о Граале" рассказывается о том, что вдова одного рыцаря, у которой муж и несколько сыновей погибли на войне и на турнирах, желая охранить своего последнего малолетнего сына Персеваля от опасностей рыцарской жизни, поселилась с ним в глухом лесу. Мальчик подрос. Однажды юноша увидел проезжавших по лесу рыцарей, и в нем заговорил прирожденный рыцарь. Он объявил матери, что непременно хочет стать таким же, как они, и ей пришлось отпустить Персеваля ко двору короля Артура. Сначала его неопытность заставляла его делать смешные промахи, но вскоре все прониклись уважением к его доблести. В одну из своих поездок Персеваль попадает в замок, где становится свидетелем такой странной сцены: посреди зала лежит старый больной рыцарь, владелец замка, а мимо него проходит процессия: сначала несут копье, с острия которого капает кровь, затем ослепительно сверкающий сосуд - "Грааль", наконец, серебряную тарелку. Персеваль из скромности не решается спросить, что все это значит. Проснувшись утром в отведенной ему комнате, он видит, что замок пуст, и уходит. Лишь впоследствии он узнает, что если бы он спросил о смысле процессии, владелец замка сразу исцелился бы и во всей стране наступило бы благоденствие; а неуместная застенчивость овладела им в наказание за то, что своим уходом он разбил сердце матери. После этого Персеваль дает себе слово проникнуть опять в замок Грааля. Он отправляется в путь, чтобы исправить свою оплошность. В это же время племянник короля Артура, Говен, выезжает на поиски авантюр. На описании их приключений рассказ обрывается; по-видимому, смерть помешала Кретьену закончить роман.

Миниатюра из рукописи 'Повесть о Граале'. Франция, конец XIII в.
Миниатюра из рукописи 'Повесть о Граале'. Франция, конец XIII в.

Несколько авторов, дублируя друг друга, продолжали роман Кретьена, доведя его объем до 50 000 стихов и исчерпав приключение с Граалем до конца. Невозможно установить, чем был Грааль в представлении Кретьена, каковы были его свойства и назначение. По всей вероятности, образ его был взят из кельтских сказаний и он представлял собой талисман, обладавший способностью насыщать людей или поддерживать их силы и жизнь одним своим присутствием. У продолжателей Кретьена нет на этот счет полной ясности. Однако другие поэты, взявшись после Кретьена и совсем независимо от него за обработку этого сказания, дали Граалю совсем другое, религиозное толкование, заимствованное ими у Роберта де Борона, написавшего около 1200 г. поэму об Иосифе Аримафейском, где излагается предыстория Грааля.

Иосиф Аримафейский, один из ближайших учеников Христа, сберег чашу тайной вечери и, когда римский легионер пронзил копьем бок распятого Иисуса, собрал в нее вытекшую кровь. Вскоре евреи бросили Иосифа в темницу и замуровали его там, обрекши на голодную смерть. Но к узнику явился Христос, передавший ему священную чашу, которая поддерживала силы и здоровье Иосифа до тех пор, пока, уже при императоре Веспасиане, он не вышел на свободу. Тогда, собрав единомышленников, Иосиф уплыл с ними в Британию, где основал общину для хранения величайшей христианской святыни - "святого Грааля".

В одной из позднейших редакций сказания к этому добавляется, что хранители Грааля должны быть целомудренными. Последний из них совершил "плотский грех", и карой за это явилось полученное им увечье. Он не может, как ни хотел бы этого, умереть, и только созерцание Грааля, который раз в день проносят мимо него, облегчает немного его страдания. Когда чистый душой рыцарь (а таков именно Персеваль, по самому воспитанию своему являющийся "великим простецом"), попав в замок, спросит больного о причине его страданий и смысле процессии с Граалем,- больной спокойно умрет, а пришелец станет хранителем священной чаши.

Характерна замена сказочного кельтского талисмана христианской святыней, блестящих рыцарских авантюр ради чести и славы - смиренным религиозным служением, культа земной радости и любви - аскетическим принципом целомудрия. Эта же тенденция заметна во всех позднейших обработках сказания о Граале, в большом числе появляющихся в XIII в. во Франции и в других европейских странах.

Крупнейшим памятником этого рода является "Парцифаль" немецкого поэта Вольфрама фон Эшенбах (начало XIII в.), представляющий наиболее значительное и самостоятельное произведение этого жанра в средневековой немецкой литературе. Поэма Вольфрама в основной своей части следует за "Персевалем" Кретьена де Труа, но отклоняется от него в ряде существенных новых мотивов.

В поэме Вольфрама Грааль - драгоценный камень, принесенный ангелами с неба; он обладает чудесной силой насыщать каждого по его желанию, давать молодость и блаженство. Замок Грааля охраняют рыцари, которых Вольфрам называет "тамплиерами". Рыцарям Грааля запрещено любовное служение, только король может жениться. Когда какая-нибудь страна остается без короля, одного из рыцарей посылают на ее защиту, но он не вправе называть свое имя и происхождение (сказочный мотив брачного запрета, "табу"). Так, сын Парцифаля, Лоэнгрин, посылается Граалем на защиту Эльзы, герцогини Брабантской, притесняемой непокорными вассалами. Лоэнгрин побеждает врагов Эльзы, и она становится его женой, но, желая узнать его имя и происхождение, нарушает запрет, и Лоэнгрин должен вернуться в свою страну. Лоэнгрин Вольфрама - "лебединый рыцарь", приплывающий из неведомой страны в ладье, влекомой лебедем,- сюжет, известный во французском эпосе и включенный Вольфрамом в круг сказаний о Граале.

Поэме предпослано обширное введение, отсутствующее у Кретьена, посвященное истории родителей Парцифаля.

Его отец отправляется искать приключений на Востоке, служит багдадскому калифу и освобождает мавританскую королевну, которая становится его женой и рождает ему сына. Вернувшись в христианские страны, он своей доблестью добывает руку прекрасной христианской принцессы и королевство. После его ранней смерти вдова в глубокой скорби удаляется в лесную пустыню, где рождается Парцифаль. В конце поэмы Парцифаль встречается со своим "восточным" братом, выехавшим на поиски отца; между ними происходит поединок, в результате которого они, оказавшись равными по доблести и силе, заключают дружеский союз.

Вступление и заключение раздвигают географические рамки поэмы Вольфрама. Поэт стоит на точке зрения международного единства рыцарской культуры, охватывающей в его идеальном представлении Запад и Восток, объединенные крестовыми походами. В этом смысле его "Парцифаль" является, несомненно, самой значительной попыткой поэтического синтеза этой культуры в ее светских и духовных элементах в рамках мировоззрения феодального общества.

"Парцифаль" Вольфрама был также использован Рихардом Вагнером при создании двух известных опер - "Лоэнгрин" (1847) и "Парцифаль" (1882).

5

Кроме романов на античные и "бретонские" сюжеты, во Франции возник еще третий тип рыцарского романа. Это романы превратностей, или приключений, которые обычно, не совсем точно, называют также византийскими романами, так как сюжеты их построены главным образом, на мотивах, встречающихся в византийском или позднегреческом романе, как, например, кораблекрушения, похищение пиратами, узнавания, насильственная разлука и счастливая встреча любящих и т. д. Рассказы подобного рода попадали во Францию обычно устным путем; например, они могли быть занесены крестоносцами из южной Италии (где было сильно греческое влияние) или прямо из Константинополя, но иногда, в более редких случаях, из книг. К этим греко-византийским рассказам, широко распространенным в бассейне Средиземного моря, в некоторых случаях примешивались сюжеты восточного, персидско-арабского происхождения типа сказок "Тысячи и одной ночи" с нередкой в них темой страстной любви, связанной с трагическими приключениями. Мотивы такого рода вместе со следами арабских имен проступают во французских авантюрных романах. Не следует, однако, считать, что прямым источником этих романов явились непременно греко-византийские или арабские повести. В большинстве случаев греко-византийские и отчасти восточные повести послужили лишь толчком и до некоторой степени образцом для творчества французских поэтов, черпавших материал из совсем других источников, в значительной степени - из местных поэтических преданий или действительных происшествий.

Для "византийских" романов, развившихся несколько позднее романов античных и "бретонских", характерно приближение к обыденной жизни: почти полное отсутствие сверхъестественного, значительное количество бытовых подробностей, большая простота сюжета и тона повествования. Особенно заметно это в поздних образцах жанра (XIII в.), когда вкус к экзотике ослабевает и с перенесением места действия этих романов во Францию они наполняются бытовым колоритом. Существенной чертой этих романов является также то, что центральное место в них всегда занимает любовная тема.

Наиболее типичны для данного жанра романы, называемые иногда "идиллическими", имеющие одну и ту же сюжетную схему, повторяющуюся с небольшими вариациями. Например, двое детей, с малолетства воспитывавшихся вместе, прониклись друг к другу нежной привязанностью, которая с годами перешла в непреодолимую любовь. Их браку, однако, препятствует разница общественного положения, а также иногда и религии (он - язычник, она - христианка, или наоборот; он - царский сын, она - бедная пленница; он - простой рыцарь, а она - дочь императора и т. п.). Родители их разлучают, однако любящие упорно разыскивают друг друга и в конце концов после ряда испытаний счастливо соединяются.

Классический и вместе с тем самый ранний образец "идиллических" романов, повлиявших на остальные произведения подобного рода,- "Флуар и Бланшефлер". Все повествование здесь ведется в нежных, почти лирических тонах. В связи с этим совершенно не акцентируются эгоизм и суровость врагов любящих - отца Флуара, языческого царя, не желающего, чтобы его сын женился на простой пленнице, или вавилонского эмира, в гарем которого попадает Бланшефлер, проданная отцом Флуара заезжим купцам. Автор передал чистоту юного чувства, так же как и обаяние. Когда Флуар, разыскивая увезенную Бланшефлер, спрашивает о ней в пути всех встречных, один трактирщик сразу же догадывается, кто его возлюбленная по печальному выражению лица и по совершенно такому же, как у него, проявлению грусти у одной недавно проезжавшей через эти места девушки. Пойманный в гареме Флуар спасается вместе с Бланшефлер от смерти только благодаря тому, что каждый из них старается принять всю вину на себя, умоляя, чтобы его казнили раньше и не заставляли смотреть на смерть другого; такая "небывалая" любовь трогает эмира: он прощает их обоих.

Замечающиеся в "Флуаре и Бланшефлер" антиаристократические тенденции находят свое законченное выражение в "песне-сказке" начала XIII в. "Окассен и Николет", определенно выходящей за грани рыцарской литературы. Очень своеобразна сама форма этого произведения - чередование стихов и прозы, причем небольшие стихотворные отрывки частью лирически восполняют, частью просто продолжают повествование предыдущих прозаических главок. Находя свое объяснение в особом способе исполнения ее двумя жонглерами: один подхватывает рассказ другого, а затем снова передает ему его,- эта форма указывает на народное происхождение данного жанра. О том же говорит и особый стиль рассказа, соединяющий задушевный лиризм с живым юмором.

Повесть эта - пародия на все рыцарские нормы и идеалы.

Графский сын Окассен любит сарацинскую пленницу Николет и мечтает о мирной, счастливой жизни с ней. Мысль о почестях, славе, воинских подвигах настолько ему чужда, что он не хочет даже принять участие в защите своих родовых владений от напавшего на них врага. Лишь после того, как отец обещает ему в награду свидание с Николет, запертой им в башне, Окассен соглашается отправиться в бой. Но когда Окассен, одержав победу и взяв в плен противника, узнает, что отец не хочет сдержать свое обещание, он отпускает врага без выкупа, взяв с него клятву, что тот будет продолжать воевать и стараться изо всех сил вредить отцу Окассена.

Нельзя не видеть в этом откровенную насмешку над феодальной иерархией и священнейшими принципами рыцарской практики. Не с большим почтением относится Окассен и к религиозным догмам, когда он заявляет, что не желает после смерти отправляться в рай, где находятся только "попы, убогие да калеки", а предпочитает быть в аду, где куда веселее,- "лишь бы там была с ним его нежная подруга".

Окассен в еще меньшей степени, чем Флуар, похож на рыцаря. Прочие представители рыцарского сословия играют в повести роль статистов, но в ней есть другие, очень живые и выразительные фигуры - это простолюдины, уличные сторожа, пастухи, изображенные с замечательной для того времени правдивостью и небывалым в рыцарских романах сочувствием. Особенно характерен диалог Окассена с бедняком-пастухом. На вопрос последнего, чем он опечален, Окассен, разыскивающий Николет, отвечает иносказательно, что он потерял борзую, и тогда пастух восклицает: "Бог мой! И что только не выдумают эти господа!"

В противовес этой ничтожной утрате пастух рассказывает про свою истинную беду. Он потерял случайно одного из доверенных ему волов, и хозяин, требуя с него полностью стоимость вола, не остановился перед тем, чтобы вытащить из-под его больной матери старый тюфяк. "Вот это-то и печалит меня больше, чем мое собственное горе. Потому что ведь деньги приходят и уходят. И если я теперь потерял, я выиграю в другой раз и заплачу за своего быка. Ради этого одного я бы не стал плакать. А вы убиваетесь из-за какой-то паршивой собачонки. Будь проклят тот, кто вас за это похвалит!"

Другим примером пародии (несколько иного типа) на рыцарские романы может служить маленькая стихотворная повесть Пайена де Мезьер "Мул без узды", представляющая собой шуточный монтаж из эпизодов и мотивов, встречающихся у Кретьена де Труа.

Ко двору Артура приезжает девушка на муле, горько жалующаяся на то, что у нее отняли уздечку от мула, без которой она не может быть счастлива. Говен вызывается ей помочь и, подвергнув себя великим опасностям, добывает ей уздечку, после чего девушка благодарит его и уезжает.

Описываемое приключение осложнено множеством не менее загадочных авантюр, которые автор рассказывает чрезвычайно живо и весело, явно подтрунивая над "бретонскими небылицами".

Эти симптомы разложения рыцарского романа предвещают торжество в XIII в. нового стиля, выдвигаемого городской литературой.

предыдущая главасодержаниеследующая глава










© LITENA.RU, 2001-2021
При использовании материалов активная ссылка обязательна:
http://litena.ru/ 'Литературное наследие'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь