В устье каменных гор (Николай Рахвалов)

Я не встречался с автором сказов "Малахитовая шкатулка", писателем П. П. Бажовым на Урале. Я знал Павла Петровича Бахеева на Рудном Алтае, в городе Усть-Каменогорске, где он прожил с июля 1919 года по конец апреля 1921 года.

Первые полгода своей жизни в этом далеком тогда от всех промышленных и культурных центров крае он посвятил восстановлению большевистского подполья, разгромленного колчаковцами после неудавшегося восстания в крепостной тюрьме и связям с партизанскими группами Горного Алтая, возникающими стихийно. А после изгнания колчаковцев он во главе небольшой группы коммунистов восстанавливает в крае советскую власть.

Вот если вы, читатель, способны перенестись мысленно с улицы Чапаева в Свердловске, из бажовского кабинета с его знаменитой старинного покроя конторки, за которой писатель создавал свои сказы, в самое пекло колчаковского ада, на Верхнюю пристань, к подножию гор, где ютились бергальские домики (там и жил с семьей Павел Петрович Бахеев во второй половине 1919 года), вы почувствуете сердцем ту страшную опасность, какой подвергал себя и свою семью страховой агент П. П. Бахеев, живя вблизи знаменитого Шмелева Лога, где казнили, терзали каждого и всех не согласных с колчаковским режимом. Это было страшное место. По ночам там терзали узников крепостной тюрьмы. Изрубленные, искромсанные тела оставляли на месте казни, не разрешая родственникам хоронить их, пока власти не сочтут достаточным наглядное назидание во страх населению.

По улицам города и пригорода Верхняя пристань разъезжали верховые казачьи патрули, выискивая новые жертвы.

И в то же самое время участники большевистского подполья за спинами патрулей, среди бела дня расклеивали на заборах листовки, призывающие к свержению колчаковской власти. Одним из таких расклейщиков была здравствующая и поныне сноха Матрены Антоновны Рябовой - Анна Михайловна Рябова, вдова замученного на пароходе "Монгол" члена Совдепа, продкомиссара Сергея Рябова. А сам Бахеев, составитель листовок, в это время под видом страхового агента восстанавливал связи в Риддере, в Шемонаихе, на золотых приисках Акджал, в кержацких селах Горного Алтая, в степи левобережья. Связной с алтайскими партизанами была та самая хозяйка домика, где жил П. П. Бахеев (теперь Пролетарская, 20) - Матрена Антоновна Рябова; гидом по степным аулам и кочевьям, связным с беднотой, - казах Баяш Утепов. С помощью Баяша Утепова Павел Петрович, не знавший казахского языка, глубоко исследовал жизнь и положение казахов, работающих на Риддере и руднике Акджал, в аульской степи.

Но самым центром политической работы подпольщика Бахеева было партизанское соединение, созданное из отдельных партизанских групп и партизан-одиночек, получившее впоследствии гордое название "Красные горные орлы", вошедшее под этим названием в историю партизанского движения в Восточном Казахстане.

Об одном из посещений Бахеевым партизанских гарнизонов рассказывал впоследствии адъютант полка Дементий Михайлович Савельев:

- В конце ноября 1919 года мы, большевики Змеиногорского и Усть-Каменогорского уездов, получили приказание от Никиты Ивановича Тимофеева готовиться к выступлению. А вскоре и сам он прибыл к нам, чтобы объединить все силы, способные к боевым действиям. Вместе с ним приехал и Павел Петрович Бахеев, о котором мы много были наслышаны от Никиты Ивановича, - маленький, коренастый блондин с небольшой бородкой¹. Он доложил партизанам о положении дел на фронтах Сибири и в колчаковском тылу. Тут и был разработан план дальнейших действий. В этот раз он мне вручал партийный билет.

¹ (В целях конспирации Павел Петрович, уходя в подполье, л бороду и некоторое время ходил чисто выбритым, носил темные очки. Потом постепенно стал отращивать бороду. На съезде Советов в августе 1920 года он был уже с великолепной бородой.)

Декабрь 1919 года - январь 1920 года были месяцами интенсивного освобождения Семипалатинской области от колчаковского засилья.

Сейчас трудно себе представить состояние и уровень средств информации и связи того времени.

Единственным способом связи областного центра с уездами был телеграф, прямой телеграфный провод, телеграфная лента. Но он был вечно занят военными оперативными штабами, ведущими двусторонние переговоры о положении на фронтах. О радиосвязи и говорить нечего - известно, что сети радиовещания тогда не существовало. Московские газеты доходили до губернского центра через полторы недели после выхода их в свет, а об уездах и говорить было нечего.

Первым посланцем из Усть-Каменогорска оказался С. М. Фофанов - старый большевик, интеллигентный сухощавый человек с седой курчавой бородкой.

В городе не было гостиницы, Фофанов явился прямо в коммунальную квартиру, где жили: семья председателя временного революционного комитета В. А. Курамжина, редактор областной газеты "Степная правда" А. И. Богданов с женой Е. П. Груздевой, председатель областного профбюро Любовь Павловна Пиндрик, в прошлом имевшая партийную кличку "тетя Люба" (она когда-то работала с Р. С. Землячкой, о чем очень любила рассказывать нам), и Антон Бобра, член бюро губкома РКП, в прошлом инструктор штаба Крестьянской Красной Армии, очень талантливый, но болезненный юноша, умерший вскоре от чахотки.

Центральное место в рассказах С. М. Фофанова занимал Павел Петрович Бахеев и его удивительная, многогранная деятельность. Он изумлял товарищей своей работоспособностью, бесстрашием, спокойствием и дерзостью при расчетливом выполнении рискованных операций. И при всем том отличался необычайной скромностью.

По тому, как рассказал о нем Фофанов, нельзя было не представить его могучим богатырем, с широкой грудью и отважным сердцем. Так я его себе и представлял (мне шел в ту пору двадцать второй год).

В то время притчей во языцех была попытка командира четвертого корпуса Крестьянской армии, бывшего поручика царской армии, эсера Козыря, вошедшего в доверие к Мамонтову, поднять восстание против только что восстановившейся советской власти в уезде. Среди партизан четвертого корпуса было немало выходцев из слоев зажиточного крестьянства, имевшего в своих амбарах избытки хлеба. Агенты Козыря развили агитацию против продразверстки, чем и возмутили некоторую часть алтайского крестьянства. Бахеев благодаря своему авторитету среди широких слоев населения, примкнувших к партизанскому движению "Красных горных орлов", сумел физически и морально обезоружить Козыря и доставить его на суд Ефима Мефодьевича Мамонтова.

Вскоре после освобождения города Усть-Каменогорска от колчаковских банд была проведена регистрация коммунистов. Налицо оказалось всего 28 человек членов и кандидатов РКП (б), включая руководящий состав советских и партийных организаций. Как распределить кадры?! Приходилось каждому активному партийцу занимать по нескольку ответственных постов, пока не были выявлены кадры сочувствующих, способных вести определенную работу.

Только это и могло послужить причиной курьезного случая о котором рассказал ныне здравствующий соратник П. П. Бахеева Николай Степанович Гавриленко.

В Усть-Каменогорске существовало до прихода советской власти Русско-киргизское акционерное общество, имевшее свой пароход "Нарымец". Коммерческим агентом этого общества был некий Н. Н. Мелихов На пароходе, сразу же национализированном советской властью, имелось пианино. Предвидя национализацию имущества, Мелихов снял с парохода инструмент и поставил его в квартиру своих приятелей. Про это узнал Николай Степанович Гавриленко - художественный руководитель самодеятельного драмколлектива водников, где между прочим принимала участие в качестве суфлера и Валентина Александровна Бажова. Гавриленко стал добиваться, чтобы пианино было отдано клубу водников. Мелихов укрыл пианино в другом месте - на квартире директора городского училища.

Гавриленко, взяв в военкомате двух латышей-красноармейцев, явился к директору училища. Но тот заартачился. Латыши не долго думая - к председателю ЧК. Тот, конечно, предложил директору передать инструмент клубу, а самому явиться наутро в ЧК для объяснений.

У директора от страха, говорят, тряслись колени. Но все же он нашел в себе силы попросить предчека отсрочить возврат пианино и разрешить ему проконсультироваться у заведующего отделом народного образования, коему по службе подчинен. Предчека разрешил.

Павел Петрович Бахеев, заведующий отделом народного образования, принял жалобщика приветливо, сказал ему, что и сам бывший учитель, понимает его с полуслова, но пианино, сказал он, клубу водников нужнее, чем супруге директора училища.

Раздосадованный неудачей директор решил найти управу на Бахеева в профсоюзе. В то время явочным порядком было уже создано упрофсоюза работников просвещения. Директор очутился лицом к лицу с председателем упрофбюро... П. П. Бахеевым!

Директор был зол и настойчив. Он решил обратиться к прессе. В Усть-Каменогорске с первых же Дней восстановления советской власти стала выходить газета "Известия Усть-Каменогорского ревкома". Облачившись для солидности в парадный вицмундир, директор предстал наконец перед ясным взором редактора газеты - Павла Петровича Бахеева.

Павел Петрович встретил его приветливо, с добродушной улыбкой.

Водники долго потом вспоминали эту историю с музыкальным инструментом.

И вот в августе 1920 года я, делегат Первого уездного съезда рабочих, крестьянских, красноармейских и киргизских депутатов, в секретариате президиума съезда. Ищу глазами "своего богатыря". И вдруг председатель Уревкома Нестор Григорьевич Калашников объявляет:

- Слово для приветствия от работников просвещения предоставляется товарищу Бахееву, делегату от профсоюза.

Далеко не богатырская фигура. Вот только борода! Действительно отменная!

Но надо было видеть, как принял его зал! В числе делегатов большая половина из алтайских селений, бывших партизанских гнезд. Товарищ Бахеев! И этого достаточно. Если лично кто из них и не знал, не видел Бахеева, то фамилия была известна народу не менее, чем грозное имя командира "Красных горных орлов", прославленного в алтайском крае Никиты Тимофеева, погибшего от рук бандитов во время кулацкого восстания. В это время, в дни съезда, П. П. Бахеев известен был не только как бывший руководитель большевистского подполья на Рудном Алтае, но и как один из первых и непосредственных организаторов советской власти в этом неспокойном крае.

С места, где размещался секретариат, был виден весь зал. Стояла напряженная тишина. Оратор говорил негромко, спокойно, очень четко. Говорил без шпаргалок, просто. Чувствовалось, что это давно устоявшиеся, глубоко выношенные мысли. Он говорил о том, как мы еще бедны, что у нас нет даже керосина, чтоб осветить жилища и школы. И как велики богатства недр земных и просторы степей. Они ждут приложения сил свободного труда. Надо поднять грамотность населения, построить сеть школ. Для начала в городе создан первый в Сибири Крестьянский университет.

Это был учредительный уездный съезд представителей трудового народа, где собрались люди, только что освободившиеся от тяжелого гнета реакции. И о том, что их ждет на пути возрождения, делегаты слышали из уст человека, шедшего с ними, впереди них, руководившего ими в борьбе за свободный труд. И люди верили ему, партизанскому наставнику.

В литературе о Бажове, где бытуют беглые упоминания о пребывании Павла Петровича на Рудном Алтае (теперь Восточном Казахстане), можно часто встретить утверждение, что Павел Петрович, как только вышел из подполья в декабре 1919 года, сразу же принял свою настоящую фамилию - Бажов. Это неверно.

Павел Петрович был в это время чрезвычайным уполномоченным по проведению продразверстки. И он сохранил известную трудовому Алтаю фамилию Бахеев, чтобы все знали, кто руководит продразверсткой. Это привлекло на сторону продотрядов большинство среднего крестьянства, сочувствующего советской власти. Борьба, полная драматизма, продолжалась повсеместно до тех пор, пока не был собран хлеб, предназначенный для снабжения центрально-промышленных районов и голодающего Поволжья.

Последняя встреча с Павлом Петровичем произошла у меня в феврале 1921 года.

Не поймите меня превратно, будто я в какой-то мере был близок товарищу Бахееву. Нет. Ему было сорок, а мне шел двадцать второй год. На губернской партийной конференции он был избран в члены губкома. Я работал в то время заведующим общим отделом и по долгу службы выдавал ему, как вновь избранному члену губкома, удостоверение (фотокопия этого удостоверения находится в заветной папке "Усть-Каменогорск", которую бережно хранила вдова Павла Петровича Валентина Александровна).

В эти годы в крае свирепствовала малярия. Она и прихватила Бахеева. Был он худ, бледен, в глазах гнездилась тоска. Только большой, "марсианский" череп царил над его недужной фигурой и внушал мысли о человеческой красоте.

Своими исхудавшими руками он взял у меня приготовленное для него удостоверение, взглянул на него печально улыбнулся. В то время канцелярская техника была донельзя бедна: серая бумага, прыгающие буквы, фамилия вписывалась в машинописный текст от руки, в данном случае неверным юношеским почерком; даже без инициалов, "Бахееву" - и все тут. Беря удостоверение, он, наверное, вспомнил при этом, что все же он Бажов, уралец, и по Уралу-то своему соскучился.

29 апреля 1921 года Любовь Павловна Пиндрик, председатель губпрофбюро, выдала ему другое удостоверение, свидетельствующее о том, что он, П. П. Бахеев, как член президиума Семипалатинского губпрофсоюза, командируется в Москву, на 4-й съезд профсоюзов. В удостоверении значилось, что при нем следует семья - жена, Валентина Александровна, и трое детей.

Только в мае 1921 года Павел Петрович вернулся в Камышлов, где и обрел снова свою подлинную фамилию, прославленную теперь как имя автора единственных в своем роде сказов.

А на пристанях Семипалатинской области, как только открылась на Иртыше навигация, на баржи грузился алтайский хлеб для городов Центральной России и Поволжья. И люди, участвующие в коммунистических субботниках, вспоминали чрезвычайного уполномоченного по мобилизации хлебных ресурсов в крае - товарища Бахеева.

Он творил живую легенду на Алтае, и, быть может, с не меньшим блеском, чем уральские сказы.

Позволю себе еще один экскурс в прошлое и некоторое сравнение.

В конце 1921 года - в начале 1922-го я попал в первый набор Высшей кооперативной школы Центросоюза, преобразованной впоследствии в институт. Это было первое учебное заведение в кооперативной системе, ставящее себе целью подготовку кооперативных кадров в духе ленинских тезисов о кооперации. И придавалось ей большое значение. Достаточно сказать, что в качестве лекторов перед слушателями выступали такие деятели партии и Советского государства, как Н. Н. Баранский, С. Г. Струмилин, П. И. Стучка, О. Ю. Шмидт и Н. Л. Мещеряков. Последний был в то время редактором "Правды" и читал нам лекции о современной советской литературе. Только что вышла повесть Иванова "Бронепоезд 14-69", и он читал не только фрагменты из этой нашумевшей тогда повести, но и делал обширные комментарии. Особенно он выпятил председателя подпольного революционного комитета товарища Пеклеванова. А я представлял его себе тогда по образу и подобию Бахеева.

Нo сейчас, когда я изучил архив, встречался с живыми участниками и свидетелями памятных событий, я убедился, что Бахеев выше, одухотвореннее, кореннее Пеклеванова, что условия, в которых действовали Бахеев и Пеклеванов, несравнимы. За спиной у Пеклеванова стояла мощная рабочая организация большого города, и партизаны были лишь подсобной силой; Бахеев же действовал в среде разноликой, непролетарской массы, часто принимая решения на свой страх и риск, не имея для организуемого им движения прочной пролетарской базы, руководствуясь лишь своей партийной совестью. Он поднимал крестьянские массы и бедняков казахов, вооружая их идейно и организационно, привел к победе. Это немеркнущий подвиг гражданина, коммуниста, воинствующего гуманиста, который воспринимается ныне нами как Герой своего времени.

Вспомянем же добрым, благодарным словом наряду с создателем сказов Бажовым творившего живую легенду Павла Петровича Бахеева!

Челябинск, 1975