Был воскресный день. Сен-Клер курил сигару на веранде, откинувшись на спинку бамбукового кресла. Мари лежала на кушетке под легким, прозрачным пологом от комаров и держала в руках изящно переплетенный молитвенник. Она взялась за него только потому, что было воскресенье, и притворялась, будто читает молитвы, а на самом деле нет-нет да и погружалась в сладкую дремоту.
- Огюстен, - сказала она, открыв наконец глаза, - надо послать в город за доктором Пози. Я уверена, что у меня что-то неладное с сердцем.
- Зачем же вам понадобился Пози? Доктор, который пользует Еву, тоже очень знающий.
- Со всякой болезнью к нему не обратишься, а у меня, повидимому, что-то очень серьезное, - сказала Мари. - Я уж третью ночь об этом думаю. Не могу спать - такие боли, такое странное ощущение в груди!
- Ах, Мари, вы просто не в духе! Я уверен, что никакой болезни сердца у вас нет.
- Ну, разумеется! - воскликнула Мари. - Я была готова к этому. Еве стоит только кашлянуть или чуть прихворнуть, и вы уже вне себя от тревоги, а до меня вам дела нет.
- Если вы хотите во что бы то ни стало иметь больное сердце, я не буду лишать вас такого удовольствия, - сказал Сен-Клер.
- Надеюсь, что вам не придется пожалеть о своих словах, когда будет поздно. Хотите верьте, хотите нет, а тревога за Еву и уход за нашей бедной девочкой только обострили эту болезнь. Я-то давно о ней подозревала.
"Трудно догадаться, о каком уходе говорит Мари", подумал Сен-Клер и, как и подобало такому "злодею", молча продолжал курить сигару, до тех пор пока к крыльцу не подъехала коляска, из которой вышли мисс Офелия и Ева.
Мисс Офелия проследовала к себе в спальню снять шляпку и шаль, а Ева подбежала к отцу и забралась к нему на колени.
Не прошло и двух минут, как из комнаты мисс Офелии послышался громкий, возмущенный голос.
- Опять Топси натворила каких-то бед! - сказал Сен-Клер. - Бьюсь об заклад, что это она прогневала кузину.
И не успел он договорить, как негодующая мисс Офелия появилась на веранде, таща за руку маленькую преступницу.
- Иди сюда, иди! - приговаривала она. - Я сейчас все расскажу твоему хозяину.
- Ну, что случилось? - спросил Огюстен.
- То случилось, что я отказываюсь от этой девчонки! Сил моих больше с ней нет! Всякому терпению есть предел! Я заперла ее в комнате и велела выучить наизусть один гимн. И как вы думаете, что она натворила? Подглядела, куда я прячу ключ от комода, забралась в ящик, вытащила оттуда шелк для отделки шляпок и разрезала его кукле на платье! Это же неслыханное безобразие!
- Я вам говорила, кузина, что с неграми добром ничего не сделаешь, - сказала Мари. - Будь на то моя воля, - и она бросила укоризненный взгляд на Сен-Клера, - я бы отослала эту девчонку на конюшню и приказала бы как следует ее высечь. Она бы у меня долго этого не забыла!
- Не сомневаюсь, - сказал Сен-Клер. - А еще говорят, что у женщин доброе сердце!
- Ваша сентиментальность, Сен-Клер, здесь совершенно неуместна. - Кузина - человек разумный, и она теперь сама убедилась, что иначе ничего не сделаешь.
Мисс Офелия, как женщина аккуратная, не могла не возмутиться хозяйничаньем Топси в комоде. Да многие из наших читательниц отнеслись бы к этому точно так же. Но слова Мари пришлись ей не по вкусу и несколько остудили ее гнев.
- Нет, этого я никогда не допущу, - сказала она. - Но, Огюстен, посоветуйте, что мне делать? Сколько я возилась с этой девочкой! И вразумляла ее, и секла, и как только ни наказывала - и все попусту, будто об стену горох!
- Ну-ка, поди сюда, мартышка, - сказал Сен-Клер, подзывая Топси к себе.
Та подошла к хозяину, боязливо и вместе с тем лукаво поглядывая на него своими блестящими круглыми глазами.
- Почему ты так скверно себя ведешь? - спросил Сен-Клер, еле сдерживая улыбку при виде этой хитренькой рожицы.
- Наверно, потому, что я дрянь девчонка, - смиренно ответила Топси. - Мисс Фели сама так говорит.
- Сколько она для тебя сделала, а ты этого не ценишь!
- О господи! Да со мной всегда так. Уж чего только моя старая хозяйка ни вытворяла! И секла меня - побольнее, чем мисс Фели, и за волосы таскала, и о дверь головой колотила... Да если б мне по волоску все мои космы повыдергали, все равно ничего не поможет. Одно слово - негритянка.
- Нет, я отказываюсь от нее! - сказала мисс Офелия. - Хватит! Не могу больше мучиться.
Ева, которая молча наблюдала за этой сиеной, тихонько сделала знак Топси, приглашая ее за собой. Сбоку к веранде примыкала маленькая застекленная комнатка, где Сен-Клер часто сидел с книгой, и обе девочки вошли туда.
- Любопытно, что Ева задумала? - сказал Сен-Клер. - Пойду посмотрю.
Подкравшись на цыпочках к стеклянной двери, он откинул портьеру и заглянул в комнатку. Потом приложил палец к губам и поманил к себе мисс Офелию.
Девочки сидели на полу, лицом друг к дружке. Топси хранила свой обычный лукаво-насмешливый вид, а Ева, взволнованная, смотрела на нее полными слез глазами.
- Топси, почему ты такая нехорошая? Почему ты не хочешь исправиться? Неужели ты никого не любишь, Топси?
- А я не знаю, как это - любят. Леденцы любить и всякие сласти - это еще понятно, - ответила Топси.
- Но ведь отца с матерью ты любишь?
- Не было их у меня. Я вам об этом говорила, мисс Ева.
- Да, правда, - грустно сказала та. - Но, может быть, у тебя были друзья, сестры...
- Никого у меня нет - нет и не было.
- Ах, Топси, если бы ты захотела исправиться, если б ты постаралась...
- Нечего мне стараться, все равно я негритянка, - сказала Топси. - Вот если б с меня содрали кожу добела, тогда еще можно было бы попробовать.
- Это ничего не значит, что ты черная, Топси. Мисс Офелия полюбила бы тебя, если б ты слушалась ее.
Топси рассмеялась резким, коротким смешком, что обычно служило у нее выражением недоверия.
- Ты мне не веришь? - спросила Ева.
- Нет. Она меня терпеть не может, потому что я негритянка. Ей лучше до жабы дотронуться. Негров никто не любит. Ну и пусть, мне все равно, - отрезала Топси и принялась насвистывать.
- Топси, бедная, да я тебя люблю! - от всего сердца сказала Ева и положила свою тонкую, прозрачную ручку ей на плечо. - Я люблю тебя, потому что ты одна, без отца, без матери, без друзей, потому что ты несчастная. Я очень больна, Топси, и мне недолго осталось жить. Как бы я хотела, чтобы ты исправилась... сделай это, хотя бы ради меня. Ведь мы с тобой скоро расстанемся.
Из круглых глаз чернушки так и хлынули слезы. Крупные капли градом падали на ласковую белую ручку.
- Мисс Ева! Мисс Ева! - проговорила она. - Я буду хорошая, обещаю вам, честное слово!
Сен-Клер опустил портьеру.
- Как она напоминает мне мою мать! - сказал он.
- Не могу побороть в себе предубеждения против негров, - вздохнула мисс Офелия. - Что правда, то правда: я брезговала этой девочкой, но мне и в голову не приходило, что она об этом догадывается.
- Ребенка не проведешь, - сказал Сен-Клер. - Он всегда чувствует, как к нему относятся. Если вы питаете отвращение к детям, их благодарность не завоюешь ни-какими заботами, никакими милостями. Странно, но это так.
- Я ничего не могу с собой поделать, - повторила мисс Офелия. - Негры мне вообще неприятны, а эта девочка в особенности. Отвращение побороть трудно.
- А вот у Евы его нет.
- Это все ее доброта! Как бы я хотела быть такой, как наша Ева! Она многому может научить меня.
- Старшие не в первый раз получают уроки от маленьких детей. - сказал Сен-Клер.