Глава XXXVIII. Победа

Когда Том, стоя лицом к лицу со своим мучителем, слушал его угрозы и ждал смерти, отважное сердце не изменило ему, и он готовился принять любые страдания, любые пытки. Но лишь только Легри ушел, лишь только волнение Тома улеглось, в его избитом теле снова проснулась боль, и он снова почувствовал всю свою беспомощность и одиночество.

Легри не стал дожидаться, когда раны Тома заживут, и вскоре приказал ему выходить на работу. Потянулись дни, полные непосильного труда, мучений, издевательств.

В горячее время уборки Легри заставлял своих невольников выходить в поле и по воскресеньям. Что с ними церемониться! Скорее уберешь хлопок - и выиграешь пари! А если несколько человек замучаются насмерть, вместо них можно купить других, посильнее.

Еще несколько недель назад, вернувшись с работы, Том бывало прочитывал при свете костра одну-другую страницу из библии, но теперь он приходил в поселок такой измученный, что в ушах у него стоял звон, перед глазами все плыло, и ему хотелось лишь одного - поскорее лечь и заснуть рядом с товарищами.

Он вспоминал о письме мисс Офелии его бывшим хозяевам в Кентукки и молил у бога избавления. Но дни текли один за другим, а за ним никто не приезжал, и в его душе поднималась горечь, заглушить которую было нелегко.

Изредка ему удавалось повстречать Касси, изредка, когда его звали за чем-нибудь в дом, он видел мельком поникшую, печальную Эммелину, но их мимолетные встречи проходили большей частью молча - разговаривать было некогда.

Как-то вечером, измученный, упавший духом, Том сидел у костра, на котором варился его скудный ужин. Огонь догорал. Он подбросил хвороста на угли, чтобы стало светлее, и вынул из кармана свою потрепанную библию. Вот отмеченные любимые места, раньше так восхищавшие его. Что же, неужели слово утратило свою силу, или оно уже не властно над его притупившимися чувствами? С тяжелым вздохом он спрятал библию в карман. И вдруг чей-то грубый хохот заставил его поднять голову. Перед ним стоял Легри.

- Ну что, старик? - сказал Саймон. - Благочестие-то больше не помогает? Значит, я добился своего, убедил тебя в этом?

Том молчал.

- Дурак ты, дурак! - продолжал Легри. - Я же тебя облагодетельствовать хотел! Ты бы зажил припеваючи, лучше Сэмбо и Квимбо, и вместо того чтобы получать порцию плетей чуть ли не каждый день, мог бы сам над другими неграми начальствовать и выпивать с хозяином. Возьмись за ум, старик, послушайся доброго совета.

- Нет, нет, упаси меня боже! - воскликнул Том.

- Ну, не дурак ли! - Легри плюнул Тому в лицо, ударил его ногой, но, прежде чем уйти, сказал: - Ладно! Я еще тебя поставлю на колени, вот увидишь!

Том долго сидел у костра, борясь с самим собой. И вдруг глаза у него застлало туманом, он протянул руки в темноту и упал без чувств.

Сколько времени продолжалось это забытье, Том не знал. Когда он очнулся, костер уже потух, одежда на нем промокла насквозь от росы, но все сомнения исчезли, и душу его осеняла такая радость, что теперь ему ничто не было страшно - ни голод, ни холод, ни унижения, ни одиночество.

Когда предрассветные сумерки разбудили остальных невольников и они потянулись в поле, в этой жалкой, дрожащей от холода толпе был один человек, который шел твердым шагом, высоко подняв голову.

Перемену, происшедшую в Томе, заметили все. К нему вернулись его былая бодрость духа, былое спокойствие, и ничто - ни издевательства, ни побои - не могло поколебать их.

- Что такое сделалось с Томом? - спросил Легри у Сэмбо. - Последнее время ходил как в воду опущенный, а теперь будто его подменили!

- Не знаю, хозяин. Может, бежать задумал?

- Пусть только попробует! - злобно усмехнулся Легри. - Любопытно, как это у него получится, а, Сэмбо?

- Ха-ха-ха! - заржал тот. - Пусть попробует, а мы посмотрим, как он будет вязнуть в болоте, продираться сквозь заросли, улепетывать от собак. Когда ловили Молли, я чуть было со смеху не помер - так и думал, собаки ее в клочья издерут! У нее ведь до сих пор остались отметины от их зубов.

- Она с ними в могилу ляжет, - сказал Легри. - Но теперь, Сэмбо, гляди в оба, не зевай! Если Том действительно задумал побег, шкуру с него содрать мало!

- Уж будьте спокойны, хозяин, ему не поздоровится! Ха-ха-ха!

Этот разговор происходил в ту минуту, когда Легри садился в седло, собираясь съездить в соседний город.

Вернувшись обратно уже затемно, он свернул к невольничьему поселку - проверить, все ли там в порядке.

Была светлая лунная ночь. Тени ясеней тонким узором лежали на траве; кругом стояла глубокая, нерушимая тишина. Подъезжая к лачугам, Легри еще издали услышал пение. Это было настолько необычно здесь, что он остановил лошадь и прислушался. Мягкий мужской голос пел:

 Пусть враг не пощадит меня,
 Я все стерпеть готов.
 Я полон веры, сердцем чист
 И не страшусь оков.

"Ага! Вот он как расхрабрился!" - мысленно проговорил Легри и, подъехав к Тому, - замахнулся на него плеткой.

- Эй ты, негр! Тебе спать пора, а ты тут гимны распеваешь! Заткни глотку, и марш на место!

- Слушаю, хозяин, - спокойно ответил Том, поднимаясь с земли.

Это спокойствие привело Легри в такую ярость, что он направил свою лошадь прямо на Тома и стал хлестать его плеткой по голове и плечам.

- Вот тебе, собака! Будешь теперь благодушествовать!

Удары причиняли боль Тому, но сердце его билось ровно, и Легри не мог понять, что ему не удастся по-прежнему властвовать над этим негром.

Том болел душой за несчастных людей, окружавших его, и пытался хоть как-нибудь облегчить их страдания. Правда, возможностей для этого у него было мало, но все же по дороге в поле и обратно в поселок и во время работы ему кое-когда удавалось протянуть руку помощи усталым, измученным, павшим духом. Сначала эти жалкие, почти потерявшие человеческий облик существа не понимали Тома, но неделя шла за неделей, месяц за месяцем, и наконец в их сердцах заговорили давно умолкшие струны. Молчаливый, полный терпения, непонятный человек, который всегда был готов помочь другому, не требуя помощи для себя, всегда довольствовался самым малым и делил это малое с теми, кто нуждался больше, него, человек, который в холодные ночи уступал свое рваное одеяло какой-нибудь больной женщине, а в поле подкладывал слабым хлопок в корзины, не боясь, что у него самого будет недовес, - человек этот мало-помалу возымел над ними странную власть. И даже одержимая, полупомешанная Касси обретала душевный покой в его присутствии.

Эта несчастная женщина лелеяла мысль отомстить своему мучителю Легри - отомстить за все зло, которое он причинял другим и ей самой.

Однажды ночью, когда в лачугах все уже спали, Тома разбудил легкий шорох, и он увидел в окне лицо Касси. Она молча поманила его, вызывая на улицу.

Том встал и вышел из лачуги. Было около двух часов; ночь стояла тихая, лунная. Глаза Касси горели огнем - куда девался ее тяжелый, неподвижный взгляд!

- Поди сюда, дядя Том. - прошептала она, кладя руку ему на плечо и с силой, необычной для такой маленькой руки, увлекая его за собой. - Поди сюда, мне надо кое-что сказать тебе.

- Что случилось, миссис Касси? - тревожно спросил он.

- Том, ты хочешь получить свободу?

Я получу ее, когда придет время, миссис Касси, - ответил Том.

Нет, сегодня, сейчас! - с силой воскликнула она. - Пойдем со мной!

Том колебался.

- Пойдем! - снова повторила Касси, не сводя с него пристального взгляда своих темных глаз. - Пойдем! Он спит крепко. Я подсыпала ему снотворного в стакан, да жалею, что мало, надо было побольше - тогда ты бы мне не понадобился. Но идем! Дверь в его комнату не заперта... Там у меня припрятан топор... Я бы и сама это сделала, да боюсь, сил нехватит. Идем!

- Нет, миссис Касси, нет! - твердо сказал Том, удерживая ее.

- Подумай, сколько несчастных получит свободу! - воскликнула она. - Мы уйдем отсюда, отыщем какой- нибудь островок среди болот и будем жить там. Я знаю, так делали другие, до нас. А ты скажи: разве может быть что-нибудь хуже той жизни, которую мы ведем здесь?

- Нет! - так же твердо повторил Том. - Нет! Зло никогда не породит добра! Да я лучше отрублю себе правую руку, чем пойду на такой грех!

- Тогда я сделаю это сама! - сказала Касси.

- Миссис Касси! - воскликнул Том, падая перед ней на колени. - Молю вас, не продавайте душу дьяволу! Надо терпеть и ждать!

- Ждать! - повторила она. - Я уж столько времени ждала что у меня помутился разум и сердце готово разорваться на части. Ты говоришь - терпеть! Мало ли все мы от него терпели? А ты сам - ведь он высасывает из тебя кровь капля за каплей! Нет, я исполню свой долг - его час пробил!

- Не надо! - Том взял ее судорожно стиснутые руки в свои. - Не надо! Не берите греха на душу! Господи, научи нас любить врагов наших!

- Любить! - Касси сверкнула на него глазами. - Любить таких врагов? Да ведь это противно природе человеческой!

- Верно, миссис Касси, верно! Но господь милостив, он дарует нам победу над самими собой!

Проникновенные слова Тома, его мягкий голос, слезы, сверкавшие в глазах, словно благодатная роса пали на измученную, смятенную душу несчастной женщины. Взгляд ее смягчился. Она опустила голову, и Том почувствовал, как слабеют ее руки.

- Том, друг мой, у меня нет сил молиться: С того самого дня, как продали моих детей, я забыла молитвы и знаю вместо них одни проклятья... проклятья и ненависть!

- Миссис Касси, - нерешительно заговорил Том после долгого молчания, - если это возможно... если вам удастся убежать отсюда, бегите - бегите вместе с Эммелиной, но да упасет вас господь от смертоубийства!

- А ты... ты согласен бежать с нами?

- Нет, - ответил он. - Теперь уже нет. Я останусь с моими несчастными братьями и буду нести крест свой до конца. Вы - другое дело. Вам здесь погибель... Спасайтесь, если сможете.

- А что нас спасет? Одна могила, - сказала Касси. - У звгря есть берлога, у птицы ?- гнездо. Змеи, и те находят себе пристанище, а нам нет места на земле. Собаки отыщут наши следы в глубине болот. Все против нас - и звери и люди. Куда же нам бежать?

Том долго молчал, а потом сказал ей:

- Попытайтесь, миссис Касси. Я буду молиться за вас.

Почему это бывает так, что иная мысль, отброшенная, как случайно попавшийся под ноги камень, вдруг предстанет перед нами в новом свете и засверкает подобно бриллианту?

Касси много раз обдумывала все возможности побега и отказывалась от них, как от безнадежных и неосуществимых. Но сейчас в уме у нее возник план, такой простой и ясный во всех подробностях, что она сразу загорелась надгждой и шепнула Тому:

- Хорошо, друг мой, я попытаюсь.

- Да хранит вас бог! - сказал Том.