Глава пятая. Дороги дяди Тома

Писательница умерла, а созданная ею знаменитая книга осталась жить.

В 1868 году в журнале "Нейшен" "Хижина дяди Тома" была названа "большим американским романом... книга дает картину американской жизни, национальную по размаху, картину знакомую, картину значительную".

После первых лет триумфального шествия пути книги стали более сложными, интерес к ней то падал, то вновь поднимался. Читательский спрос на "Хижину дяди Тома" в США может быть проиллюстрирован такими цифрами: в 1887 году издавалось 1500 экземпляров в месяц. В 1951 году в Публичной библиотеке Нью-Йорка пришлось заменить 40 экземпляров, зачитанных до дыр. В 1961 году было продано 21342 экземпляра в восьми разных изданиях. С 1862 по 1955 год издательство Хойтон и Мифлин, которому были предоставлены авторские права, распространило 1017000 экземпляров^*.

^* ("Хижина дяди Тома" - американский роман, который первым был включен в списки так называемых "бест-селлеров" (англ.). "Бестселлером" считается в США книга, тираж которой превысил миллион экземпляров.)

А ведь за каждым экземпляром романа - живая человеческая судьба, мысли, поступки; в них до сих пор участвует старая книга, начавшая большую нескончаемую войну.

"Хижина" стала в США эталоном литературного успеха, притом успеха особого рода, неразрывно связанного с общественными переворотами. Социальную утопию Эдварда Беллами "Взгляд назад" называли "новой "Хижиной дяди Тома". Джек Лондон определил "Джунгли" Эптона Синклера "как "Хижину дяди Тома" наемных рабов". Элеонора Маркс Эвелинг призывала прогрессивных писателей Америки создать "Хижину дяди Тома" капитализма".

Элтон Синклер сказал: "С момента своего появлений и вплоть до нашего времени эта книга остается самым вдохновенным произведением американской литературы. И не только американской. Это по-прежнему книга для всех, она по-прежнему волнует сердце человеческое".

Неумирающая сила романа сказывается и в нападках на него. Попытки вычеркнуть книгу Бичер-Стоу из американской литературы продолжались.

В 1949 году со статьей "Роман протеста для всех" выступил двадцатипятилетний негр Джеймс Болдуин, впоследствии известный писатель. Он нападал на роман Бичер-Стоу и на целое направление в американской литературе. "Где источник света? - спрашивал он, - Где искать выхода - в обществе или в душе человека?" Если видеть источник света в обществе, как Бичер-Стоу, как учитель Болдуина Ричард Райт^*, тогда, по его мнению, люди обречены на беспросветную тьму.

^*(Ричард Райт (1909 - 1960) - один из самых талантливых американских писателей-негров, автор книг "Дети дяди Тома" (1938), "Сын Америки" (11940), "Черный мальчик" (1945) и др. Самое значительное его произведение - "Сын Америки" - роман-крик, протест против той бесчеловечности, которая калечит жизнь юноши Биггера Томаса. Биггер убил белую девушку, и его приговорили к смертной казни. "Сын Америки" - роман социального протеста, выраженного совершенно определенно. Верность психологического типа, открытого Райтом в образе Биггера Томаса, была подтверждена четверть века спустя, во время бунтов 60-х годов в негритянских гетто.)

Бичер-Стоу, Райт и другие авторы "романов протеста", по Болдуину, просто боялись заглянуть в глубины души человеческой, потому они и призывали к общественным переворотам. Автор статьи возмущается умерщвлением плоти у дяди Тома.

Оценки Болдуина антиисторичны, несправедливы. Впрочем, эта статья-крик помогает прежде всего понять не особенности старого романа, а мучительные проблемы творчества нашего современника Джеймса Болдуина.

Болдуин полагает, что создательница смиренного дяди Тома и создатель уродливо бунтующего Биггера Томаса "притерты друг к другу, словно связаны в вечной борьбе", потому что каждый из этих героев не может оставаться наедине с собой, боится себя, то есть уходит от наивысшей формы мятежа.

Сентиментальность Бичер-Стоу Болдуин называет "маской жестокости". Однако, когда Болдуину задали вопрос: какие десять романов помогли ему выбраться из духовного гетто? - он назвал среди других ("Преступление и наказание", "Бесы", "Братья Карамазовы", романы Генри Джеймса, "Повесть о двух городах" Диккенса, "Человек-невидимка" Ральфа Эллисона) книги Ричарда Райта и "Хижину дяди Тома". Так говорил уже зрелый писатель.

Роман, который Болдуин назвал "очень плохим" (а для Болдуина дурной стиль - тяжкое преступление, его литературный кумир - Генри Джеймс), оказывается действительно "для всех" и для бунтовавшего против него Джеймса Болдуина.

Джозеф Фернас целую книгу "Прощай, дядя Том" (1956) посвятил "разносу" Бичер-Стоу. Автор тоже подходит к роману как к социально политическому трактату^* и находит в этом трактате множество мнимых и действительных недостатков и просчетов. Искаженные представления о неграх, которые живы до сегодняшнего дня, по мнению Фернаса, "не ранили бы нас так больно, если бы госпожа Стоу не сформулировала эти представления столь убедительно и таким образом не законсервировала бы их". "Ее книга - единственное произведение расистской пропаганды, которое многими в то время воспринималось с одобрением, и воздействие этой книги должно было всегда насаждать или усиливать расистские идеи". Это суждение противоречит известным нам свидетельствам современников, черных и белых, ее сторонников и ее противников.

^* (Чисто политические оценки романа звучали многократно: так, президент США Вудро Вильсон полагал, что книга Бичер-Стоу - "тонкий инструмент власти, сыгравший немалую роль в создании антирабовладельческой партии".)

В цитированном уже очерке Фредерик Дуглас называет "Хижину" "учительской книгой XIX века". В письме Бичер-Стоу он говорит, как глубоко "ценит ту службу, которую Вы уже оказали моему несчастному и преследуемому народу публикацией Вашей несравненной книги о рабстве. Один этот вклад в наше истекающее кровью дело сделал нас всех Вашими должниками; и нет меры нашей благодарности". А уж кому, как не Дугласу, который сам двадцать один год был рабом, кому, как не ему, знать, какие книги "насаждали расистские идеи", а какие боролись против рабства?

Со словами бывшего раба-аболициониста перекликаются слова убежденного идеолога рабовладельцев Томаса Нельсона Пейджа: "Подняв общественное мнение всего мира против рабства, этот роман в большей степени, чем что-либо иное, способствовал отмене рабства при жизни того поколения... Именно эта книга способствовала возникновению войны..."

Белые расисты обличали "Хижину дяди Тома" тем же методом, что и Фернас. Только Фернас утверждал, будто Бичер-Стоу принизила негров, а белые расисты обвиняли писательницу за "восхваление" негров.

"Идеализировать госпожу Стоу - это все равно что пытаться восхищаться фотографией, составленной из всех тех, кто отвечает утвердительно на все вопросы исследователей общественного мнения..." В замечании Фернаса, несомненно, есть зерно истины, но это не только хула, а и похвала роману^*. Взгляды Бичер-Стоу были в какой-то степени общим знаменателем эпохи, потому книга и произвела такое глубокое впечатление тогда, потому она и осталась.

^* (Жорж Санд в уже цитированной статье-гимне, посвященной "Хижине дяди Тома", писала: "Мы не говорим, что этот огромный успех книги вызван тем, что великие достоинства романа возмещают его недостатки; мы говорим, что успех - результат этих самых приписываемых ему недостатков".)

За последние десятилетия в работах американских биографов и критиков (Д. Адаме, Д. Джонстон, Е. Вагенкнехт, Ч. Фостер, Ф. Вильсон, К. Гильбертсон и др.) все чаще проявляется исторический подход, стремление рассматривать "Хижину дяди Тома" в свете предшествующего и последующего развития общественного движения в США и американской литературы^*.

^* (См. на эту тему работу В. Н. Ермолаевой "О зарубежных исследованиях творчества Бичер-Стоу". "Вестник МГУ". Филология, 1969, № 2.)

В предисловии к последнему изданию романа Бичер-Стоу литературовед Кеннет Линн справедливо пишет, что "те критики, которые навешивают на "Хижину дяди Тома" ярлык "хорошая пропаганда, но плохое искусство", просто не уделили роману времени, достаточного для того, чтобы как следует познакомиться с его обитателями. Если бы они это сделали, они почувствовали бы и тонкость, и энергию, и истинно бальзаковское богатство характеристик, и они перестали бы повторять одно из самых несправедливых клише в американской критике".

В статье "Характеры и ситуации Бичер-Стоу и южная литературная традиция" Ричард Дэвис показывает, как южане сначала бурно протестовали против романа в памфлетах и слабых беллетристических произведениях, а затем, на протяжении столетия, в косвенной форме, пером лучших художников, подтвердили верность картины, нарисованной в книге Бичер-Стоу.

Писательница находится у истоков традиции - через Кейбла^* и Твена эта традиция дошла до Фолкнера и Роберта Пенна Уоррена. "Микрокосм Иокнейпатофы^**, населенной Вильямом Фолкнером, владельцем этого округа, представляет прямо или косвенно и все характеры, созданные миссис Стоу, и бесчисленное множество иных, таких, какие ей и не снились. Его характеры не выпрыгивают из дурной прозы^***, а появляются постепенно в размеренных плавных ритмах его повествования - и на долгую жизнь". Мысль о Фолкнере, как об отдаленном наследнике Бичер-Стоу, встречается в современной критике многократно.

^* (Кейбл (1844 -1925) - автор романов и очерков о плантаторах Юга.)

^** (Йокнейпатофа - вымышленная область на юге штата Миссисипи, где происходит действие романов Фолкнера.)

^*** (Имеется в виду цитированная выше характеристика Эдмунда Вильсона (см. стр. 56 - 57).)

На одном из последних выступлений перед студентами в Вест-Пойнте Фолкнеру задали вопрос о Бичер-Стоу. "Я сказал бы, что "Хижина дяди Тома" была написана благодаря страстному состраданию, хотя и неверно направленному, и благодаря тому, что писательница избрала ситуацию, знакомую ей лишь понаслышке. Но это не интеллектуальный процесс, это было нечто гораздо более верное, - это шло прямо из ее сердца. Просто так случилось, что она рассказала историю дяди Тома и маленькой девочки, даже и не рассказала, впрочем, она не писала трактата о рабстве... она просто написала о том, что ее затронуло, казалось ей столь ужасным, так жгло ее, что она не могла этого не написать. По-моему, она изобразила дядю Тома как человека и Легри и Элизу как людей, а не как марионеток".

Само решение Гека Финна - не выдавать беглого негра Джима, - внутренняя борьба вокруг принятого решения, мотивировка его - все это восходит к борьбе в сознании белых героев Бичер-Стоу, помогающих неграм, например тех же супругов Берд. Хотя, конечно, выразительные средства Твена пластичнее, тоньше, глубже.

Биограф Ричарда Райта рассказывает о том, что у него было непреодолимое тяготение к характеру "старого негра, негра, близкого к земле, того негра, чью силу не сломили четыре века страшного угнетения. И в особенности его привлекало религиозное воплощение старого негра. И он сделал потрясающее открытие... что образы, символы, поведение христианина - это и есть высшая кристаллизация негритянского стремления жить, существовавшего в этой стране... кристаллизация, выраженная в законченной системе образов, символов, отношений" (Констанция Вебб, "Биография Ричарда Райта").

Вильям Стайрон, автор романа "Признания Ната Тернера" о восстании американских рабов (1967), сказал, что "Хижина дяди Тома" "гораздо лучший роман, чем многим кажется по старым воспоминаниям или понаслышке".

Поэт и критик Кеннет Рексрот печатал в журнале "Сэтерди ревью" цикл статей "Возвращение к классикам". Очерк, посвященный "Хижине дяди Тома" (11 янв. 1969 г.), заканчивался словами: "Большинство характеров у Вильяма Фолкнера и у Теннесси Уильямса и многие ситуации в книгах этих писателей могут быть обнаружены в зачаточной форме в "Хижине дяди Тома"; и у них звучит та же старая риторика. Это, видимо, неизбежно при изображении жизни Юга. Что касается дяди Тома, то его убили в Мемфисе^* и убивали раньше и будут убивать вновь, пока какой-либо христианский гуманизм, вроде того, что проповедовала Бичер-Стоу, не восторжествует наконец или пока не погибнет Республика". Писатель-негр Джон Килленз (у нас изданы его книги "Молодая кровь", "И тогда мы услышали гром") полемизирует с "Хижиной дяди Тома" в романе "Рабы" (1969). Повторяются ситуации, характеры, подчас даже имена "Хижины". Повторяется завязка: добрый рабовладелец Стилуел, попавший в лапы злого работорговца, вынужден продать лучшего, самого верного раба - Люка. Рабы собираются в его хижине и слушают Библию, поют спиричуелз, как и в хижине Тома. Люк, как и Том, помогает женщине собирать хлопок, отказывается, как и Том, выпороть эту женщину по требованию хозяина. И за свой отказ подвергается истязаниям. Готовящиеся к побегу негры, как и у Бичер-Стоу, скрываются на чердаке господского дома. Любовница хозяина плантации - ее тоже зовут Кэсси - предлагает Люку убить пьяного хозяина. В отличие от Тома он не отказывается, но занесенная с ножом рука замирает. Люк останавливается перед убийством и впоследствии идет на смерть. Герой романа Килленза - не смиренный раб. Если Том лишен плоти, то Люк наделен необычайной мужской привлекательностью. В поединке за Кэсси Люк побеждает белого хозяина.

^* (Имеется в виду убийство Мартина Лютера Кинга.)

В отличие от романа Бичер-Стоу большая роль в "Рабах" отведена не Новому, а Ветхому завету. Килленза вдохновляет не христианская поэзия милосердия, а ветхозаветная поэзия гнева, мятежа.

Таково последнее литературное свидетельство жизненности "Хижины дяди Тома". О ней помнят, развиваются ее мотивы, с ней спорят.

Сегодня любая значительная книга появляется одновременно, почти мгновенно во многих странах. Но в прошлом веке Америка была гораздо дальше от Европы, чем сегодня. И только единичные книги переплывали через океан. "Хижина дяди Тома" была среди них. Восемнадцать издательств Великобритании боролись за право первого издания. За 1852 год в Англии (вместе с колониями) было продано полтора миллиона экземпляров. Роман сразу же издали на 37 языках, в том числе на таких, как уэльский, сиамский, армянский, иллирийский, валахский.

"Ваша книга достойна любой души и любого ума, когда-либо вдохновивших книгу", - писал Диккенс.

На немецком языке было около 75 изданий книги, первое вышло в том же, 1852 году, а ведь надо было осуществить и перевод.

"Ни один роман изо всех, когда-либо написанных, не обладал такой популярностью, не воздействовал так сильно на дела человеческие, как "Хижина дяди Тома"... - пишет Грейс Маклин, автор исследования "Хижина дяди Тома" в Германии". Книгу Бичер-Стоу считали "евангелием черных рабов". Ресторан в предместье Берлина назвали "Хижина дяди Тома"^*.

^* (Петроградский трактир под названием "Хижина дяди Тома" упоминается в книге Джона Рида "Десять дней, которые потрясли мир".)

Во многих странах - в Англии, во Франции, в Германии, в Италии - "Хижина дяди Тома" на какое-то время становилась бестселлером, завоевывала массовую читательскую аудиторию. А в этих странах не было рабства негров... Так еще раз подтверждалось, что автору удалось выйти далеко за пределы своей темы и материала.

Когда американский писатель Уильям Дин Гоуэлс в 1861 году прибыл в Италию (он был назначен американским консулом в Венеции), он узнал, что роман Бичер-Стоу известен там не меньше, чем в США. Первое издание книги в Италии вышло в том же, 1852 году, одновременно в Милане и в Турине. "Можно, вероятно, сказать, что каждый грамотный итальянец читал книгу Бичер-Стоу"^*.

^* (James Woodress. "Uncle Tom's Cabin" in Italy.)

Газета "Иль Рисорджименто", которую издавал Кавур, борец за национальное освобождение Италии от австрийского владычества, начала печатать "Хижину дяди Тома" с ноября 1852 года. В разных странах "Хижина" вполне закономерно оказывается в поле внимания именно в моменты подготовки общественных переворотов. В 1943 году, когда Турин освобождали от фашистов, в одной из типографий города печатали "Хижину дяди Тома".

Три парижские газеты одновременно публиковали роман.

В книге "Солнечные воспоминания о чужих землях" Бичер-Стоу приводит переданные ей слова Альфреда Мюссе, "первого ума века", о "Хижине дяди Тома": "Нет ничего равного ей. Она оставляет всех нас позади - всех, всех, на много миль позади". "Честь и уважение Вам, госпожа Стоу!" - так заканчивала свой восторженный отзыв Жорж Санд. Флобер, мученик слова, обнаружил в романе Бичер-Стоу "превосходные страницы".

Исследователи американских литературных влияний во Франции свидетельствуют, что в XIX веке "Хижина дяди Тома" была самой популярной американской книгой в Европе"^*. Американские писатели захватывали читателей прежде всего тем, что "передавали ощущение насилия человека над человеком". "Именно об этом больше всего писали, когда во Франции перевели роман Стейнбека "Гроздья гнева", и это становится особенно понятным, если вспомнить, что европейцы изо всех американских романов лучше всего знали "Хижину дяди Тома". Неизбежно в рецензиях на роман Стейнбека замелькало имя Бичер-Стоу - создателя книги, в которой воплотилось то же самое стремление. Оба автора стремились улучшить условия существования людей".

^* (J. М. Smith and W. L. Miner. Transatlantic Migration. American Novel in France, 1955.)

Французский писатель Поль Виалар ("Об ответственности писателя", 1953) писал о "Хижине дяди Тома": "Это, мне кажется, идеальный образец "романа протеста"... И нетленная слава Гарриет Бичер-Стоу заключается в том, что ей удалось защитить свою идею прямыми и простыми средствами". Статья Виалара (перепечатанная в Италии) была написана в связи с грозно- современной проблемой: писатель и борьба против фашизма. И автор обратился к опыту Бичер-Стоу.

Фашизм сделал вопрос о рабстве вопросом жизни и смерти миллионов людей. Судьба американских негров перестала быть исключением. "Хижину дяди Тома", естественно, запретили в нацистской Германии, "как противоречащую расовым принципам". А гневный протест старой писательницы против превращения человека в вещь поневоле вспоминали узники концлагерей во всем мире. Именно в 1938 году, когда Чехословакия была оккупирована гитлеровцами, Марина Цветаева писала другу: "Читаю сейчас первый раз в жизни полную Хижину дяди Тома: отличная книга, мужественная и - вполне современная".

В 1911 году в России, как и везде, отмечалось столетие со дня рождения Бичер-Стоу. Автор одной из статей, помещенной в журнале "Всходы", писал: "Вряд ли после Америки была другая такая страна, как Россия, где бы книга Бичер-Cтoy была встречена с таким восторгом и любовью. И это потому, что в то время, когда в Америке велась борьба за освобождение черных рабов, у нас в России подходила к концу такая же борьба за освобождение двадцатимиллионного крестьянства от крепостной зависимости..."^*.

^* (Наиболее подробно и серьезно вопрос об отношении русской критики к книгам Бичер-Стоу освещен в работе И. Н. Бушканец "Творчество Бичер-Стоу в оценке революционных демократов". В кн.: "Русская литература и освободительное движение". Казань, 1968.)

"Хижина дяди Тома" появилась в момент, когда после смерти Николая I словно растопился лед, сковывавший в течение многих лет общественное сознание, когда едва ли не каждый день приносил сообщения, а чаще слухи о добрых новостях, когда ждали отмены крепостного права и везде - в государственных учреждениях,- в дворянских салонах, на студенческих сходках, в деревенских избах - обсуждали, как именно, каким образом будут меняться порядки в России. В водоворот этого спора, всех захватившего, касающегося важнейших основ жизни, и попал американский роман.

Именно в ноябре - декабре 1857 года были опубликованы в печати рескрипты Александра II, впервые провозгласившие подготовку реформы, подготовку отмены крепостного права. Это было время высшего взлета надежд на перемены, надеялись крестьяне и студенты, надеялся Герцен в Лондоне (он назвал эти рескрипты "самым важным событием русской истории с 26 декабря 1825 года"^*) и Некрасов в Петербурге. На торжественных обедах произносились тосты за свободу России. Уже через год положение изменилось, а к 1862 году, после пожаров, после ареста Чернышевского, от этих надежд не осталось и следа.

^*(А. И. Герцен. Собр. соч., в 30-ти тт., т. 13. М., Изд-во АН СССР, 1957, стр. 157.)

В краткий момент всеобщего брожения - и еще до того, как ясно определился внутренний раскол, - к русским читателям попала книга Бичер-Стоу, книга, призывающая к освобождению черных рабов, а читавшаяся в нашей стране как призыв к освобождению рабов белых.

В письме переводчице романа Григоровича "Рыбаки" Герцен называет тургеневского Герасима "русским дядей Томом".

Дело было, конечно, не только в сходстве общественно-исторической ситуации и не только в достоинствах самого романа, а и в той "всемирной отзывчивости" русских людей, о которой говорил Достоевский в пушкинской речи (1880), в способности усваивать все лучшее, создаваемое в иных странах, похожее и отличающееся, все талантливое, все человечное.

В России "Хижина дяди Тома" вышла в 1857 году приложением к журналу "Русский вестник". На титуле значилось:

"Хижина дяди Тома" или жизнь негров в невольничьих штатах Северной Америки

Роман Г-жи Бичер-Стоу.

Перевод с английского

Москва в типографии Каткова и К° 1857 г.

печатать позволяется с тем, чтобы по отпечатании было предоставлено в Ценсурный комитет узаконенное число экземпляров, Москва, 11 дек. 1857 года".

В 1858 году роман был издан и приложением к журналу "Современник" в переводе Толля, Борисова, Новосильского, Калистова, Бутузова^*.

^*(Н. Некрасов пишет Тургеневу в декабре 1857 года: "Открылась возможность перевести "Дядю Тома". В комментариях к этому письму сказано: "Перевод "Хижины дяди Тома" осуществлялся спешно и большим составом переводчиков. Объяснением комментируемых строк может служить предположение, высказанное при публикации гонорарных ведомостей "Современника", о том, что среди переводчиков был и цензор "Современника" П. Новосильский, которому в форме чрезвычайно высокого гонорара (около 100 рубл. за лист, в то время как, в среднем перевод оплачивался по 10 р. За лист) дана взятка". (Н. А. Некрасов. Собр. соч., т. 10, 1952, стр. 376.)

Гонорарные ведомости "Современника" напечатаны в "Литературном наследстве", № 53 - 54, стр. 279. )

Еще до первых переводов "Хижины" в России знали, говорили и писали о книге и ее авторе. Знали благодаря подлиннику, благодаря французским и немецким изданиям. Французский экземпляр через Е. И. Якушкина попал в Сибирь, и его читали ссыльные декабристы^*. По-немецки прочитал "Хижину" Л. Толстой, по-французски - И. Тургенев.

^* (Декабрист Пущин (уже вернувшись из ссылки) писал жене: "Читаю на русском перевод "Хижины дяди Тома" при первом номере "Современника"... Я думаю, помещики и помещицы некоторые увидят, что кивают на Петра..." То есть что русские крепостники поймут: книга относится и к ним. Пущин таким образом подчеркивал прежде всего роль романа Бичер-Стоу в русской революционной ситуации.)

В журнале "Современник" № 9 за 1853 год был напечатан рассказ Бичер-Стоу "Дядя Тим". Приложением к "Современнику" за 1857 год издали роман "Жизнь южных штатов"^*.

^* (В переводе Бутузова - одного из сопереводчиков "Хижины".)

В статье "Внутренние партии в Соединенных Штатах", напечатанной в "Русском вестнике" в № 5 - 6 за 1856 год, автор пишет: "Аболиционисты пользуются сверх того еще другим, более мирным и благородным, но вместе с тем и более универсальным средством, чтобы противодействовать варварству грубых защитников невольничества. Это средство есть литература... Раны, наносимые этим оружием, быть может, гораздо сноснее других, но они излечиваются разве только с самим пороком, которому служат противодействием... Мы видели поразительный пример тому на том действии, которое мистрисс Бичер-Стоу произвела своим "Дядей Томом" на весь образованный мир. Его прочли в Америке, его с жадностью проглотили во всей Европе (если не ошибаюсь он разошелся в невероятном числе - 200000 экз.), и во мнении всех просвещенных читателей осталось на американской жизни бесчестное пятно, весьма неприятно оттеняющее даже лучшие ее стороны, которые составляют ее гордость и украшение".

Некрасов написал Тургеневу в цитированном уже письме: "Я решился на чрезвычайные расходы - выдаю этот роман даром при первом номере. Как скоро было это объявлено, подписка поднялась. Надо заметить, что это пришлось очень кстати; вопрос этот и у нас теперь в сильном ходу относительно наших домашних негров".

Несколько раз обращался к книге Бичер-Стоу Герцен. Он спрашивает своего Друга Марию Каспаровну Рейхель: "Читали ли Вы "Хижину дяди Тома"? - бога ради читайте, я упиваюсь им"^*. "Америка - страна хорошая, только что крепостные люди - черные; у нас черный народ - белый... все от снега должно быть"^**.

^* (А. И. Герцен. Собр. соч., в 30-ти тт., т. 25, письмо от 3 февраля 1853 г. М., Изд-во АН СССР, 1957, стр. 15.)

^** (А. И. Герцен. Собр. соч., в 30-ти тт., т. 12. М., Изд-во АН СССР, 1957, стр. 60.)

В статье "Русское крепостничество" Герцен говорит: "В настоящее время, когда вся Англия, под влиянием великого произведения Бичер-Стоу, выражала глубокое и живое сочувствие невольникам южных штатов Северной Америки, никто, по-видимому, не вспомнил, что ближе к Англии, по ту сторону Балтийского моря, целое народонаселение составляет законную собственность кучки помещиков - и население не в 3 миллиона, а в 20 миллионов!"^*.

^* (А. И. Герцен. Собр. соч., в 30-ти тт., т. 12, написано 20 дек 1852 г. М" Изд-во АН СССР, 1957, стр. 34.)

Читая и перечитывая книгу Бичер-Стоу, Герцен не устает повторять: "Необходимо сорвать маску с этих рабовладельцев Севера, которые, зевая и картавя, шатаются по Европе, вмешиваются в чужие дела, выдавая себя за цивилизованных людей, даже за свободомыслящих, которые испытывают ужас, читая "Хижину дяди Тома",и содрогаются при чтении о продавцах черного мяса. И что же, эти блестящие салонные соглядатаи - это те самые люди, которые, вернувшись в свои имения, будут грабить, сечь, продавать белых рабов и которым прислуживает за столом их живая собственность"^*.

^* (Там же, стр. 61.)

В самом характере воздействия знаменитого романа сочетались литература и жизнь. "Хижина дяди Тома" стала своеобразной единицей общественно-политического и нравственного отсчета, она вошла в современную русскую беллетристику как факт реальности, а ее автору было присвоено право карать и миловать.

В романе Чернышевского "Что делать?" Девушки из мастерской Веры Павловны спрашивают Кирсанова: "А не знаете ли вы чего-нибудь поподробнее о жизни г-жи Бичер-Стоу, роман которой мы все знаем по вашим рассказам?" В другом месте книги Катерина Васильевна обращается к Бьюмонту: "Вы решительно мистрисс Бичер-Стоу по женскому вопросу, м-р Бьюмонт. Та доказывает, что негры - самое даровитое из всех племен, что они выше белой расы по умственным способностям.

- Вы шутите, а я нет".

И. Тургенев познакомился с Бичер-Стоу в 1856 году, во время ее второй поездки в Европу. Он писал в одном из писем: "Я буду иметь удовольствие видеть Вас завтра вечером - перед тем, как идти к г-же Бичер-Стоу". 5 декабря 1856 года он писал А. Дружинину из Парижа: "Я начинаю понемногу знакомиться с разными здешними лицами... Кстати, Вы такой охотник до литературих^*, я был представлен г-же Бичер-Стоу. Добрая, простая и - представьте! - застенчивая американка, с ней две дочки, рыжие в красных бурнусах с свирепыми кринолинами, - престранные фигуры".

^* (Так Тургенев называл женщин-писательниц.)

Четыре года спустя, 3 октября 1860 года, Тургенев в письме Герцену рассказывает о сплетнях в Гейдельберге: "Про меня там говорят, что я держу у себя насильно крепостную любовницу и что г-жа Бичер-Стоу (!) меня в этом публично упрекала, а я ее выругал". Этот эпизод, истинный, преувеличенный или выдуманный, так запал Тургеневу, что он возвращается к нему в романе "Дым".

В четвертой главе романа, где изображен псевдореволюционный кружок Губарева в Гейдельберге, Матрена Семеновна Суханчикова, фигура гротескная, крайне неприятная, жаждет поделиться очередной сенсацией: "...я про Тентелеева еще лучше анекдот знаю. Он, как всем известно, был ужаснейший тиран со своими людьми, хотя тоже выдавал себя за эманципатора. Вот он раз в Париже сидит у знакомых, и вдруг входит мадам Бичер-Стоу, - ну, вы знаете, "Хижина дяди Тома". Тентелеев, человек ужасно чванливый, стал просить хозяина представить его; но та, как только услыхала его фамилию: "Как, говорит, сметь знакомиться с автором дяди Тома? - Да хлоп его по щеке! - Вон, говорит, сейчас!"

И что же вы думаете? Тантелеев взял шляпу да, поджавши хвост, и улизнул.

- Ну, это, мне кажется, преувеличено, - заметил Бамбаев. - "Вон!" она ему точно сказала, это факт, но пощечины она ему не дала.

- Дала пощечину, дала пощечину! - с судорожным напряжением повторила Суханчикова, - я не стану пустяков говорить".

Многие американские исследователи сравнивали "Записки охотника" и "Хижину дяди Тома" - книги, опубликованные в одном и том же, 1852 году и сыгравшие сходную общественную роль. Эти книги сопоставляются уже в 1856 году в статье Е. Робинсона, напечатанной в "Норт Америкен ревью" под названием "Рабство в России". В статье о романах Тургенева, помещенной в "Атлантик мансли" в 1875 году, говорится о "Записках охотника": "Эта книга в свое время сделала для России то же, что "Хижина дяди Тома", помогла сформировать общественное мнение, враждебное рабству".

Автор статьи "Тургенев и американская проза XIX века" Дэвид Корн ("Рашен ревью, окт. 1968 г.) считает, что обе "книги способствовали отмене рабства в своих странах".

Л. Н. Толстой впервые прочитал "Хижину дяди Тома" в Севастополе в 1854 году. В ответ на вопрос Некрасова, как ему понравился первый номер "Современника" за 1858 год, Толстой ответил довольно раздраженно: "Политический перец, рассыпанный повсюду, и в приложении "Дяди Тома" нейдет, по-моему, "Современнику". Однако в октябре 1862 года в журнале "Ясная Поляна" помещается пересказ "Хижины дяди Тома".

В 1891 году Толстой пишет немецкой писательнице- пацифистке Берте фон Зутнер: "Отмене невольничества предшествовала знаменитая книга женщины, г-жи Бичер-Стоу; дай бог, чтобы ваша книга предшествовала уничтожению войны".

В 1894 году Толстой читал работу Генри Джорджа "Смятенный философ" и записал в дневнике: "Очень живо осознал вновь грех владения землей. Удивительно, как не видят его. Как нужно писать об этом - написать новый "Oncle Tom's Cabin".

И наконец, в трактате "Что такое искусство" Толстой, отвергая значительную часть книг старых и новых мастеров и утверждая лишь немногие, оставляет "Хижину дяди Тома" среди этих немногих, по его мнению, самых замечательных творений искусства. "Как на образцы высшего, вытекающего из любви к богу и ближнему, религиозного искусства в области словесности я указал бы на "Разбойников" Шиллера, из новейшего на "Les pauvres gens" V. Hugo и его "Les Miserables", на новые рассказы и романы Диккенса и Достоевского, на "Хижину дяди Тома".

Существуют два письма Бичер-Стоу в Россию. Они адресованы Ольге Алексеевне Новиковой (урожденной Киреевой, 1840 - 1914), русской писательнице, которая много лет прожила в Лондоне.

Первое письмо из Хартфорда, от 26 июля 1869 года.

"Дорогая госпожа, я узнала от генерала Тейлора о добрых чувствах, которые Вы так любезно выразили по отношению ко мне, и мне доставляет удовольствие узнать, что в Вашей далекой России есть люди, читающие на нашем английском языке и сочувствующие нам.

Ваше сердце, дорогая госпожа, радостно билось вместе с моим, когда в нашей стране свершилась блистательная эмансипация рабов. И радостно узнать, что Вы сочувствуете этой нашей победе..."

Бичер-Стоу сообщала, что издательство пошлет О. Новиковой только что изданную книгу "Ольдтаунские старожилы".

"...Тема этой книги более локальная, чисто американская по сравнению с "Хижиной дяди Тома".

Я буду счастлива услышать о Вас, если Вы найдете досуг.

Глубоко искренне, ваш друг Гарриет Бичер-Стоу".

Полгода спустя американская писательница посылает своей русской корреспондентке новое письмо. На конверте написано по-французски: "Ее Превосходительству, Мадам Ольга де Новикоф, урожденная Киреев, Моховая 18, Санкт Петербург, Россия". Письмо из Флориды от 30 января 1870 года.

"Мой дорогой друг, как приятно знать, что у меня есть друг в России, далекой стране, о которой я думаю с каким-то смутным любопытством".

Далее Бичер-Стоу говорит о книге "Ольдтаунские старожилы", о Новой Англии, "где истоки всех черт нашего сегодняшнего американского национального характера... Это, так сказать, Мать Соединенных Штатов.

Очень любопытно узнать, может ли произведение, столь особенным образом связанное с одной страной, быть понятым в другой стране?"^*.

^*(ЦГАЛИ, Ф. 345, ед. хр. 99.

Когда началось национально-освободительное движение на Балканах, О. Новикова поддерживала угнетенные народы - армян и балканских славян, - так что ее сочувствие отмене рабства негров было не случайным.)

"В чем необыкновенная привлекательность романа,- спрашивает автор некролога, помещенного в журнале "Вестник иностранной литературы" (1896, № 8), - который вот уже 45 лет читают и старые и молодые, люди разных национальностей, разного общественного положения? В том, что роман весь этот дышит горячей преданностью благородному святому делу, и в то же время автор настолько проникнут христианской любовью, что умеет защитить свое дело без злобы, без ненависти к неправым".

В журнале "Русский вестник" (авг. 1896 г.) безапелляционно утверждается, что "художественные достоинства романа незначительны, но зато в политическом отношении он имел перворазрядное значение... он способствовал уничтожению рабства в США, и в этом громадная заслуга автора".

В журнале "Детское чтение" (1897, № 1, 2) в очерке И. Иванова "Учитель взрослых и друг детей" говорится, что "Хижина дяди Тома", вероятно, известна всем нашим читателям". И. Иванов считает, что в США, как и в других странах, существовали две литературы - взрослая и детская. "Но вот явился автор, совершенно изменивший этот порядок".

А. М. Коллонтай, которая была в США во время первой мировой войны по поручению РСДРП, записала в дневнике: "В Америке действительно много женских имен, с которыми связано то или иное движение: Мэри Лион - первый женский колледж. М. Фостер положила начало борьбе за трезвость. Бичер-Стоу дала толчок - и какой!- борьбе за эмансипацию негров".

До 1917 года в России роман Бичер-Стоу издавался 67 раз. Н. К- Крупская полагала, что книга Бичер-Стоу оказала сильное влияние на известного педагога К. Ушинского^*.

^* (Н. К. Крупская. Пед. соч., т. II. "К вопросу об изучении истории педагогики". М., Изд-во АПН РСФСР, 1958.)

Советский писатель А. Новиков-Прибой в статье "Чем я обязан Бичер-Стоу" писал: "Хижина дяди Тома" вызвала жгучую ненависть к угнетателям. Этот роман дал первый толчок моему революционному сознанию".

Советский критик Иван Халтурин, приводя детские отклики на передачу Ленинградского радио, сделанную по книге Бичер-Стоу, говорил: "Если у книги все еще есть миллионы читателей, если она осталась в поколениях, значит, дело было не только в содержании, но и в форме. Соединение публицистического темперамента с художественной выразительностью - вот что дает "Хижине дяди Тома" жизненную силу и в наше время".

Известная детская писательница Александра Бруштейн полагала, что Бичер-Стоу "умела слушать и передавать людям глубокий голос эпохи, сокровенное дыхание истории... Сегодня мы твердо знаем, что книга бывает по-настоящему нужна лишь в том случае, если она по-настоящему талантлива.

Неталантливые произведения живут как мотыльки- однодневки, а потом погружаются в забвение. Между тем 110-летняя "Хижина дяди Тома" до сих пор еще пленяет чистотой и прозрачностью авторского почерка, яркостью подтекста, поражающим диапазоном от трагизма до очаровательного юмора"^*.

^*("В мире книг", 1961, № 6.)

Книги, идеи, проблемы имеют свою судьбу. Многие литературные сооружения - ровесники знаменитой книги Бичер-Стоу - казались современникам дворцами. И эти дворцы разрушились. А хижина осталась. Ее рождение связано со своим временем, чреватым той войной, которая, по словам В. И. Ленина, имела "величайшее, всемирно-историческое, прогрессивное и революционное значение"^*.

^* (В. И. Ленин, Собр. соч., изд. 4, т. 28, стр. 51.)

"Великая литература рождается тогда, когда пробуждается высокое нравственное чувство, - говорил Лев Толстой своему биографу и переводчику Мооду. Взять, например, период освободительных движений, борьбу за отмену крепостного права в России и борьбу за освобождение негров в Соединенных штатах. - Посмотрите, какие писатели появились тогда в Америке: Гарриет Бичер-Стоу, Торо, Эмерсон, Лоуел, Уитьер, Лонгфелло, Вильям Ллойд Гаррисон, Теодор Паркер и др., а в России: Достоевский, Тургенев, Герцен и другие, чье влияние на образованные круги общества было очень велико"^*.

^* (См.: "Литературное наследство", т. 75, кн. 1. М. "Наука", 1905.)

Публицистка Элизабет Лосон писала в американской газете "Уоркер": "В разгар столетнего юбилея, который отмечается главным образом песнопениями в честь "потерянного дела" (южан. - Р. О.), радостно отметить, что нашелся издатель, у которого хватило мужества вновь издать "Хижину дяди Тома" - это классическое произведение аболиционизма" (20 янв. 1963 г.).

Большая "война", храбрым солдатом которой была Гарриет Бичер-Стоу, не кончилась и сегодня. Война за равноправие черного человека, за его достоинство, за возможность жить у себя на родине так же, как живут белые. И сами негры давно уже не покорные рабы, они бойцы за свои человеческие права. От хода и исхода этой борьбы зависит сегодня будущее Америки.

Книга Бичер-Стоу вышла за пределы своего времени, оказалась шире своей темы. И потому судьба "Хижины дяди Тома" не завершилась ни тем днем 1863 года, когда прогрессивная Америка рукоплескала Декларации об освобождении рабов, ни тем днем 1896 года, когда на могилу писательницы принесли венок от негров Бостона с надписью: "Дети дяди Тома", - не завершится, вероятно, и тогда, когда на земле совсем исчезнут рабы, потому что старая книга и сегодня учит великому и вечно необходимому искусству - как стать человеком и как в любых обстоятельствах остаться человеком.