Действие четвертое

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Старый Гораций, Камилла.

Старый Гораций

 В защиту подлого твои напрасны речи. 
 Пусть, от врага бежав, с отцом страшится встречи.
 Хоть жизнь ему мила, но он ее не спас, 
 Когда не поспешил с отцовских скрыться глаз.
 Пускай жена его заботится об этом. 
 Я ж небесами вновь клянусь пред целым светом...

Камилла

 Смягчись, отец, смягчись! Ведь так неумолим
 Не будет к беглецу и побежденный Рим.
 Простит великий град и в самом тяжком горе
 Того, кто одолеть не смог в неравном споре.

Старый Гораций

 Что мне до этого? Пусть римляне простят -
 Заветы старины иное мне велят. 
 Я знаю путь того, кто стал по праву славным:
 Непобежденный, он падет в бою неравном; 
 И мужеская мощь, бесстрашна и тверда, 
 Хоть сокрушенная, не сдастся никогда. 
 Молчи. Я знать хочу, зачем пришел Валерий.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Старый Гораций, Валерий, Камилла.

Валерий

 Отцу, скорбящему о тягостной потере, 
 Царь утешенье шлет...

Старый Гораций

 Не стоит продолжать, 
 И незачем меня, Валерий, утешать. 
 Двух сыновей война скосила слишком скоро, 
 Но, мертвые, они не ведают позора. 
 Когда за родину дано погибнуть им, 
 Я рад. 

Валерий

 Но третий сын - кому сравниться с ним? 
 Ведь он - замена всем, как лучший между ними. 

Старый Гораций

 Зачем не сгинул он, а с ним и наше имя! 

Валерий

 Один лишь ты грозить решаешься ему. 

Старый Гораций

 И покарать его мне должно одному. 

Валерий

 За что? За мужество, достойное героя? 

Старый Гораций

 Какое мужество - бежать во время боя? 

Валерий

 За бегство ловкое - оп славою покрыт. 

Старый Гораций

 Во мне еще сильней смущение и стыд. 
 Поистине, пример, достойный удивленья: 
 От боя уклонясь, достигнуть прославленья. 

Валерий

 Чего стыдишься ты, скажи мне наконец? 
 Гордись! Ты нашего спасителя отец! 
 Он торжество и власть принес родному граду, - 
 Какую можешь ты еще желать награду? 

Старый Гораций

 Что слышу от тебя? Где торжество и власть? 
 Под руку недругов нам суждено подпасть! 

Валерий

 Об их победе речь странна и неуместна. 
 Возможно ль, что тебе еще не все известно?

Старый Гораций

 Я знаю - он бежал и предал край родной.

Валерий

 Он предал бы его, на том закончив бой; 
 Но бой не кончился, и вскоре все узрели, 
 Что бегством он сумел достичь победной цели. 
 Старый Гораций Как, торжествует Рим?

Валерий

 Спеши теперь узнать, 
 Что доблестного ты не вправе осуждать. 
 Один вступил в борьбу с тремя. Но волей рока 
 Он - невредим, а те - изранены жестоко. 
 Слабее всех троих, но каждого сильней, 
 Он с честью выскользнет из роковых сетей. 
 И вот твой сын бежит, чтоб хитрость боевая 
 Врагов запутала, в погоне разделяя. 
 Они спешат за ним. Кто легче ранен, тот 
 Преследует быстрей, а слабый отстает. 
 Настигнуть беглеца все трое рвутся страстно, 
 Но, разделенные, не действуют согласно. 
 А он, заметивши, что хитрость удалась, 
 Остановился вдруг: победы близок час. 
 Вот подбежал твой зять. Объятый возмущеньем, 
 Что враг стоит и ждет с надменным дерзновеньем, 
 Наносит он удар, но тщетен гордый пыл: 
 Ему, чтоб одолеть, уже не хватит сил. 
 Альбанцы в трепете: беда грозит их дому. 
 На помощь первому велят спешить второму. 
 Изнемогает он в усильях роковых, 
 Но видит, добежав, что брага нет в живых. 
 Камилла Увы!

Валерий

 Едва дыша, он павшего сменяет, 
 Но вновь Горация победа осеняет. 
 Без силы мужество не выиграет бой: 
 За брата не воздав, уже сражен второй. 
 От воплей небеса дрожат над полем брани: 
 Те - в ужасе кричат, мы - в мощном ликованье. 
 Увидел наш герой, что близко торжество, 
 И гордой похвальбой приветствует его: 
 "Я братьям тех двоих уже заклал для тризны, 
 Последний же падет на алтаре отчизны, - 
 Свою победу Рим на этом утвердит", - 
 Сказал он - и уже к противнику летит. 
 Сомнений больше нет: твой сын у самой цели. 
 Тот, обескровленный, тащился еле-еле, 
 На жертву, к алтарю влекомую, похож, 
 Казалось, горло сам он подставлял под нож. 
 И принимает смерть, почти не дав отпора. 
 Отныне наша власть не вызывает спора.

Старый Гораций

 О, милый сын! О, честь и слава наших дней, 
 Оплот негаданный для родины своей! 
 Достойный гражданин, достойный отпрыск рода, 
 Краса своей страны и лучший сын народа! 
 Хочу, обняв тебя, в объятьях задушить Ошибку, 
 что меня успела ослепить! 
 О, поскорее бы счастливыми слезами 
 Омыть чело твое, венчанное богами!

Валерий

 И ласкам и слезам ты скоро волю дашь: 
 Сейчас его к тебе пришлет властитель наш.
 Молебствие богам и жертвоприношенье
 Мы завтра совершим по царскому решенью.
 Сегодня же за все, что благость их дала, 
 Во храме им воздаст короткая хвала. 
 Там царь, и с ним твой сын. Меня ж сюда послали 
 Счастливым вестником и вестником печали. 
 Но мало этого для милости царя: 
 Он сам к тебе придет, за все благодаря. 
 Чтоб должное воздать прославленному роду, 
 Он сам придет сказать, что за свою свободу
 И торжество - тебе обязана страна.

Старый Гораций

 Чрезмерна эта честь - меня слепит она. 
 Твоими я уже вознагражден словами
 За все, свершенное моими сыновьями.

Валерий

 Так мало римский царь не чтит больших заслуг.
 Твой сын его венец из вражьих вырвал рук, 
 И вот - любая честь, по мненью властелина,
 Бледней заслуг отца и доблестного сына. 
 Я ухожу. Но царь узнает от меня, 
 Что ты, достойные обычаи храня, 
 Готов ему служить и ревностно и верно.

Старый Гораций

 За это я тебе признателен безмерно.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Старый Гораций, Камилла.

Старый Гораций

 Не время, дочь моя, чтоб лить потоки слез,
 Когда такую честь нам этот день принес.
 Семейные тебя да не смущают беды, 
 Когда для всей страны они - залог победы.
 Ценою наших бед восторжествует Рим -
 Так что же? Горести свои благословим.
 Чрезмерно горевать о суженом не надо:
 Другого ты найдешь в стенах родного града.
 Счастливейшим себя теперь почтет любой,
 Сестру Горация своей назвав женой. 
 Сабину известить я должен. Волей рока
 Ей нанесен удар, разящий так жестоко:
 Убийцы родичей возлюбленных жена, 
 Имеет больше прав на жалобы она. 
 Но верю, что гроза промчится без возврата.
 Что, разумом сильна и мужеством богата, 
 Над сердцем даст она любви возобладать,
 Которой к славному не может не питать.
 А ты не подчинись печали недостойной
 И, если он придет, прими его спокойно.
 Пред всеми показать уже тебе пора, 
 Что подлинно ему ты кровная сестра.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Камилла.

Камилла

 О да, я покажу, я ныне всем открою, 
 Что не должна любовь склониться пред судьбою,
 Пред волей тех людей неправедных и злых,
 Которых почитать должны мы за родных. 
 Мою хулишь ты скорбь. Но чем упреки строже,
 Чем больше сердишься, они мне тем дороже.
 Безжалостный отец! Мой рок неумолим - 
 И в этом скорбь моя пускай сравнится с ним. 
 Чей рок когда-либо с а день, за час единый
 Внезапно принимал столь разные личины? 
 То радость исторгал, а то потоки слез, 
 Пока последнего удара не нанес? 
 И в чьей душе могли сменяться так тревожно
 Печаль - веселием, а страх - надеждой ложной?
 И чья была таких случайностей рабой, 
 Таких превратностей игрушкою пустой? 
 Оракул дал покой, а сон - грозит и мучит, 
 Война ввергает в страх, а мир надежде учит.
 Готовлю брачный пир, и в этот самый миг
 На брата моего с мечом идет жених. 
 Я в смертном ужасе, и все полны тревоги: 
 Бойцы разделены, их снова сводят боги. 
 Альбанцев ждет успех, и только он, мой друг, 
 В моей крови еще не оскверняет рук. 
 Иль участь родины меня страшила мало.
 И смерть Горация легко я принимала? 
 И тщетно тешила надеждами себя, 
 Что не предам своих, противника любя? 
 Судьба меня за грех жестоко покарала: 
 Он пал - и как, увы, об этом я узнала? 
 Соперник милого оповещает нас, - 
 И вот, ведя при мне мучительный рассказ, 
 Открыто счастлив он, ласкаемый мечтою: 
 Не счастьем родины, - о нет, - моей бедою; 
 И, строя в грезах рай на бедствии чужом, 
 Победу празднует над милым женихом. 
 Но это все ничто, иное ждет Камиллу. 
 Я ликовать должна, когда гляжу в могилу, 
 Героя прославлять, как вся моя страна, 
 И руку целовать, которой сражена. 
 Жестокие мои законны сожаленья; 
 Для них же слезы - стыд, а вздохи - преступленье
 Цвети и радуйся средь самых тяжких бед - 
 Без варварства в тебе душевной мощи нет. 
 О, я не дочь отца, чье сердце слишком свято, 
 И мне не быть сестрой столь доблестного брата, 
 Моя же правда в том, что не скрываю мук, 
 Когда бездушие - заслуга из заслуг. 
 Надежды больше нет - чего ж теперь бояться?
 Пусть торжествует скорбь - ей незачем скрываться
 Пусть победителя высокомерный вид
 Ее отважную решимость укрепит
 В лицо ему хулить деянье роковое
 И ярость распалить в прославленном герое. 
 Вот он идет сюда. Не дрогнув перед ним, 
 Мы прах любимого как следует почтим.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гораций, Камилла, Прокул.

Прокул держит в руке три меча убитых Куриациев.

Гораций

 Сестра, моя рука за братьев отомстила,
 Враждебной нам судьбы теченье изменила
 И, римский навязав противникам закон, 
 Одна решила спор и участь двух племен.
 Взгляни же на мечи, что в битве славной взяты,
 И должное сумей воздать победе брата.

Камилла

 Все то, что я должна, слезами ей воздам.

Гораций

 Ликует Рим, сестра. Зачем же слезы нам? 
 А братья павшие отомщены с лихвою: 
 Где кровь за кровь текла, не нужно слез герою.
 Когда свершилась месть, не вспоминай утрат.

Камилла

 Что ж, если души их иного не хотят, 
 Не буду я за них казаться огорченной
 И о кончине их забуду отомщенной. 
 Но кто же отомстит за гибель жениха, 
 Чтоб и его забыть могла я без греха?

Гораций

 Несчастная, молчи!

Камилла

 О, мой жених любимый!

Гораций

 О, недостойная! О, вызов нестерпимый! 
 Как! Имя недруга, что мной повержен в прах, 
 И в сердце у тебя, и на твоих устах?
 Неистовство твое преступно мести жаждет, 
 Уста о ней твердят, и сердце горько страждет?
 Рассудку подчинись, желаньям ставь предел,
 Чтоб за свою сестру я больше не краснел. 
 Ты заглушить должна свое слепое пламя, 
 Моими славными утешиться делами, 
 Чтоб от тебя иных не слышал я речей.

Камилла

 Дай, варвар, душу мне, подобную твоей. 
 А, правды хочешь ты? Кричу с тоской и болью:
 Верни любимого иль дай терзаться вволю!
 Всегда его судьба вершила и мою: 
 Мне дорог был живой, над мертвым слезы лью.
 Навеки в грозный час простился ты с сестрою:
 Лишь оскорбленная невеста пред тобою. 
 За гибель милого не перестану я
 Свирепой фурией преследовать тебя*. 
 О, кровожадный тигр! А я - рыдать не смею?
 Мне - смерть его принять и восхищаться ею,
 Чтоб, гнусное твое прославив торжество, 
 Теперь уже сама убила я его? 
 Пусть будет жизнь твоя столь горькой, столь постыдной, 
 Что и моя тебе покажется завидной, 
 А славу, что тебе, жестокому, мила, 
 Твои же омрачат бесчестные дела!

^* (...свирепой фурией преследовать тебя. - Фуриями древние римляне называли демонов родовой мести, которые неутомимо преследуют того, кто пролил кровь родича. В более поздние времена представление о фуриях изменилось: их стали считать божествами угрызений совести, преследующих всякого убийцу.)

Гораций

 О боги! Злоба в ней дошла до исступленья! 
 И должен от тебя я слушать оскорбленья,
 Которыми ты наш позорить смеешь род?
 Приветствуй эту смерть, что славу нам несет, 
 И да затмится скорбь и память о любимом
 Пред римской славою в тебе, рожденной Римом.

Камилла

 Рим, ненавистный враг, виновник бед моих! 
 Рим, Рим, которому был заклан мой жених! 
 Рим, за который ты так счастлив был сразиться!
 Кляну его за то, что он тобой гордится. 
 Покуда мощь его не так еще сильна, 
 Пускай соседние воспрянут племена, 
 А если сможет он не пасть под их ударом, 
 Пусть Запад и Восток восстанут в гневе яром*, 
 И пусть надвинутся, враждой к нему горя, 
 Народы всей земли чрез горы и моря! 
 Пусть на себя он сам свои обрушит стены, 
 Себе же в грудь вонзит преступный меч измены, 
 А небо, утолив молящую меня, 
 Затопит этот Рим потоками огня! 
 О! Видеть, как его дробит небесный молот, 
 Как рушатся дома, и твой венец расколот,
 Последнего из вас последний вздох узреть
 И, местью насладясь, от счастья умереть!

^* (...пусть Запад и Восток восстанут в гневе яром... - В этих словах заключено пророчество грядущей гибели Римской империи под натиском западных и восточных варварских народов. )

Гораций (хватаясь за меч и преследуя убегающую Камиллу)

 Позор! Мой правый гнев терпенье не смирило!
 Ступай же милого оплакивать в могилу!

Камилла (раненая, за кулисами)

 Злодей!

Гораций (возвращаясь па сцену)

 Кто о враге отчизны пожалел, 
 Тому конец такой - единственный удел.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гораций, Прокул.

Прокул

 О, что ты совершил!

Гораций

 Я поступил как надо. 
 А смерть - за этот грех достойная награда.

Прокул

 Не слишком ли жесток твой справедливый суд?

Гораций

 Пускай моей сестрой Камиллу не зовут; 
 Она не наша кровь, не дочь отцу родному: 
 Кто проклял родину, тот изменяет дому. 
 Своих же близких враг, уже не смеет он
 От оскорбленных ждать столь ласковых имен; 
 А кровных родичей тем более законны
 И гнев и скорый суд прямой и непреклонный. 
 И тот навеки прав, кто сразу задушил 
 Столь святотатственный, хоть и бессильный пыл.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сабина, Гораций, Прокул.

Сабина

 Что благородный твой порыв остановило? 
 Вот на руках отца кончается Камилла.
 Отрадным зрелищем насытиться спеши, 
 А если хватит сил у доблестной души,
 Последнюю пролей на алтаре народа
 Еще живую кровь поверженного рода
 И, вражьей не щадя, как не щадил родной,
 Палач своей сестры, покончи и с женой. 
 Одна у нас вина, одной больны тоскою:
 Подобно ей, скорблю о закланных тобою.
 Настолько тягостней мой грех в глазах твоих:
 Ей дорог был один,- я плачу о троих, 
 И жду бестрепетно любого наказанья.

Гораций

 Оставь меня сейчас иль подави стенанья. 
 Достойной будь женой для мужа своего
 И к низкой жалости не понуждай его. 
 А если близостью супружеской, Сабина, 
 И в чувствах стали мы и в помыслах едины, -
 Не мне унизиться, твоих изведав стыд, 
 Но до моих тебе подняться надлежит. 
 Да, мне понятна скорбь моей супруги милой.
 Терпи, вооружись моей душевной силой.
 Победный мой венок спеши признать своим
 И не срывай с меня, но украшайся им. 
 Ты честь мою клянешь и так враждуешь с нею,
 Что был бы мой позор тебе сейчас милее?
 Женою верной стань и меньше будь сестрой. 
 А этот мой пример - тебе закон святой.

Сабина

 Тебе ли стану я, ничтожная, подобной? 
 За братьев я тебя не упрекаю злобно. 
 Воздать им должное мне надлежит, скорбя. 
 И здесь враждебный рок виновнее тебя. 
 Но доблесть римскую отвергну я, конечно,
 Когда велит она мне стать бесчеловечной. 
 И победителя счастливого жена
 Погибшим родичам останется верна. 
 С народом празднуя отечества победы, 
 Семейные свои в семье оплачем беды; 
 И радость общую мы позабыть вольны, 
 Во власти тех скорбей, что только нам даны.
 Зачем не поступать, как нам велит природа?
 Когда идешь сюда, свой лавр оставь у входа,
 Со мною слезы лей... Как! Низменная речь
 Не вынудит тебя поднять священный меч
 И гневно покарать меня за преступленье?
 Камилла счастлива! Ее постигло мщенье. 
 Ты одарил сестру лишь тем, что та ждала, 
 И милого она за гробом обрела. 
 Любимый муж, не ты ль меня обрек терзанью?
 И если гнев остыл, внемли же состраданью! 
 Но гнев ли, жалость ли - молю тебя, супруг!
 Не хочешь покарать? Избавь от лишних мук!
 Как доброй милости, как беспощадной кары, 
 Я жажду от тебя последнего удара
 И рада все принять. Такая смерть легка, 
 Когда ее несет любимая рука.

Гораций

 О, горе! Женщинам дарована богами
 Столь пагубная власть над лучшими мужами! 
 И жены слабые, бессмертных теша взгляд, 
 Над сильными, увы, и смелыми царят! 
 Чтоб мужество свое спасти от пораженья, 
 Я в бегстве вынужден теперь искать спасенья,
 Прощай. Оставь меня иль перестань рыдать.
 (Уходит.)

Сабина (одна)

 Ни ярость, ни любовь не стали мне внимать!
 Нет кары для вины, а горе - безответно. 
 О милости прошу, молю о казни - тщетно! 
 Что ж, буду требовать и плакать вновь и вновь,
 А нет - сама пролью тоскующую кровь.