"Посвящается Эсме, с любовью и сердоболием"

Еще легендарный Бхарата, основоположник эстетического учения, оформившегося позднее в доктрину "дхвани-раса", разрабатывая теорию драмы, указывал, что секрет успеха драматического действа заключен в неторопливости наращивания заданного поэтического настроения, которое достигается постепенным единением логических результатов происходящего с вариациями вспомогательных психических состояний героев. Лишь вследствие подобного синтеза поэтическое настроение способно пронизать действие от начала до конца, утверждал Бхарата, и с ним были согласны теоретики "дхванираса" всех последующих веков¹. В свою очередь, для каждого поэтического настроения был определен собственный перечень вспомогательных психических состояний. Так, для поэтического настроения страха ("раса"-6), которое должно красной нитью пройти (суггестивно) сквозь все действие рассказа "Посвящается Эсме..." (шестого по счету в сэлинджеровском сборнике), подобными психическими состояниями являются уныние, депрессия, тревога, раздражение, безумие, испуг². И этой последовательности смены состояний Сэлинджер придерживается, можно сказать, неукоснительно.

¹ (Keith A. B. The Sanskrit drama in its origin..., p. 314 - 315)

² (Ibid., p. 324)

Вот как развиваются события в рассказе "Посвящается Эсме...".

Американский писатель намерен послать в 1950 г. на правах свадебного подарка девятнадцатилетней англичанке Эсме посвященный ей рассказ (его-то мы и читаем). Автор познакомился с Эсме, когда той было тринадцать лет, а он вместе с шестьюдесятью другими американскими солдатами проходил в Девоншире подготовку в школе для разведчиков перед открытием второго фронта в Европе. В школе среди солдат царило уныние, они все чаще писали письма, и "если и обращались друг к другу в неслужебное время, то обычно лишь за тем, чтобы спросить, нет ли у кого чернил, которые ему сейчас но нужны"¹.

¹ (Сэлинджер Дж. Д. Посвящается Эсме. - Новый мир, 1961, № 3. с. 63)

За несколько часов до отправки солдат в Лондон, где их должны были распределить по дивизиям, готовившимся к высадке, герой рассказа решает выйти, несмотря на скучный косой дождь, из казарм и пройтись по городу. Там-то, сидя в кафе, он и знакомится с Эсме. Девочка зашла в кафе с маленьким братом в сопровождении гувернантки (дети принадлежат к титулованному дворянскому роду) и вскоре вежливо обратилась к солдату, потому что он показался ей чрезвычайно одиноким, а она, по ее словам, вырабатывает в себе чуткость, сердоболие. Эсме рассказывает, что мать их умерла, а отец погиб в Северной Африке на войне. На руке у девочки - непомерно большие мужские часы тина хронометра, которые принадлежали ее отцу. Выяснив, что ее новый знакомый - начинающий писатель, она просит его написать когда-нибудь специально для нее рассказ, в котором бы говорилось про сердоболие. А узнав, что с американцем ей больше встретиться не придется, девочка берет у него адрес и обещает написать ему на фронт письмо. На прощанье Эсме учтиво желает ему вернуться с войны невредимым и сохранить способность "функционировать нормально". Так кончается первая часть рассказа.

Во второй части читатель встречается уже со старшим сержантом Иксом, и повествование теперь ведется не от первого лица, как вначале, а от третьего¹. Однако понятно, что рассказчик в первой части и старший сержант Икс - одно и то же лицо. Дело происходит в Германии спустя несколько недель после окончания второй мировой войны, поздним вечером. Икс только что вернулся из госпиталя, где находился ввиду нервного расстройства, ибо, пройдя войну, не сохранил способности "функционировать нормально". Впрочем, пребывание в госпитале, видимо, не слишком ему помогло - он все еще находится в состоянии тяжелой депрессии. Сидя за столом, Икс пытается читать роман, но вынужден перечитывать по три раза каждый абзац, каждую фразу. Его охватывает тревога: ему кажется, "будто мозг его сдвинулся с места и перекатывается из стороны в сторону, как чемодан на пустой верхней полке вагона"². На столе перед Иксом навалом лежат прибывшие на его имя десятка два нераспечатанных писем и несколько нераскрытых посылок. Он живет в квартире, где вскоре после победы над фашизмом была арестована по приказу командования дочь хозяев - нацистка. Отложив роман, Икс открывает принадлежавшую той книгу Геббельса и перечитывает сделанную ею на первой странице надпись: "Боже милостивый, жизнь - это ад". Далее в рассказе читаем: "В болезненной тишине комнаты слова эти обрели весомость неоспоримого обвинения, классической инвективы. Икс вглядывался в них несколько минут, стараясь им не поддаваться, а это было очень трудно. Затем взял огрызок карандаша и с жаром, какого за все эти месяцы не вкладывал ни в одно дело, приписал внизу по-английски: "Отцы и учители, мыслю: "Что есть ад?" Рассуждаю так: "Страдание о том, что нельзя уже более любить". Он начал выводить под этими словами имя Достоевского, но вдруг увидел - и страх волной пробежал по всему его телу, - что разобрать то, что он написал, почти невозможно"³.

¹ (Этот эстетический прием подсказан, на наш взгляд, Сэлинджеру "Портретом художника в юности" Джемса Джойса, где рассказывается о подобном "смещении лица" повествователя в старинной английской балладе "Терпин-герой". См.: Джойс Дж. Портрет художника в юности. - Иностр. лит., 1976, № 12, с. 101)

² (Сэлинджер Дж. Д. Посвящается Эсме, с. 73)

³ (Там же)

В это время с шумом распахивается дверь, и в комнату входит капрал Зед - напарник Икса по джипу и постоянный его спутник во всех военных кампаниях с первого дня высадки на континент. Зед - здоровенный грубый самодовольный детина, вызывающий у Икса неистовое раздражение. Впрочем, и у Зеда в одном из последних боев было нечто вроде приступа безумия - во время долгого артобстрела, лежа в яме рядом с джипом, он в упор пальнул из пистолета в кошку, вскочившую на кузов машины. Глядя на Зеда, который зовет его пойти послушать вместе радио, Икс чувствует приступ тошноты, а после его ухода смотрит на дверь, затем кладет голову на руки и закрывает глаза. "Прошло еще несколько минут, наполненных пульсирующей болью, и когда он опять приподнял веки, перед его сощуренными глазами оказалась нераспечатанная посылочка в зеленой бумаге"¹. Икс нехотя вскрыл ее и увидел письмо от Эсме и часы ее отца. Девочка посылала их ему на счастье, как талисман, когда еще шла война, и посылка бесконечно скиталась вслед за ним по различным воинским частям. Взяв часы и обнаружив, что при пересылке стекло треснуло, Икс думает с испугом, нет ли там еще каких-либо повреждений? Завести часы и проверить их у него не хватало духу. "Потом, внезапно, как ощущение счастья, пришла блаженная сонливость"². А вслед за нею - и мысль о том, что у него безусловно есть шанс вновь обрести возможность "функционировать нормально".

¹ (Там же, с. 77)

² (Там же, с. 78)

Итак, все шесть вспомогательных психических состояний (уныние, депрессия, тревога, раздражение, безумие, испуг), связанных с неторопливым движением сюжета, в новелле налицо. Соблюден и ряд других правил внушения поэтического настроения страха. В эстетическом восприятии читателя доминирует предписанный для этого настроения черный цвет: в первой, "английской", части рассказа то и дело настойчиво упоминается, что на дворе темно, ибо погода стоит ужасная, мрачная, беспрерывно льет дождь; во второй, "германской", части время действия - поздний вечер, о чем автор опять-таки ни на минуту не дает забыть читателю. Введено в рассказ также принадлежащее к комплексу средств внушения поэтического настроения страха длинное сложное слово - a few don't-tell-me-where-to-put-my- feet seconds¹.

¹ ("Несколько секунд Клей оставался в прежней позе, как бы говоря: "Будешь ты мне еще указывать, куда ноги класть"" (Там же, с. 75))

Итак, Сэлинджер, как видим, вновь придерживался предписанной школой "дхвани-раса" технологии формирования заданного поэтического настроения, в данном случае настроения страха ("раса"-6). Но каково проявляемое значение (дхвани) анализируемого рассказа? Тут надо учесть, что третий тип дхвани¹ подразделялся, в свою очередь, на два вида: 1) когда словами выражено одно, а сказать хотят совсем другое; 2) когда выраженное словами совпадает с тем, что хотят сказать (но подчинено другому намерению)². С первым таким видом мы и сталкиваемся в рассказе "Посвящается Эсме", ибо психическое состояние страха, ужаса рассматривалось древнеиндийской философией как следствие заблуждения, причина которого - вера в реальность видимого мира, в реальность человеческой жизни. Между тем и внешний мир, и воспринимающие его индивиды считались в древнеиндийской философии иллюзорными³. А коль скоро вся наша жизнь лишь иллюзия (майя), то как может философ, мудрец испытывать перед чем-либо страх, приходить от чего-либо в ужас, т. е. переставать "функционировать нормально"?

¹ (То есть внушение определенного поэтического настроения)

² (Анапдавардхана. Указ, соч., с. 76)

³ (Чаттопадхьяя Д. История индийской философии. М., 1960, с. 148)

Таким образом, если для читателя, не знакомого с установками традиционной индийской поэтики и основными категориями древнеиндийской философии, рассказ "Посвящается Эсме" предоставляет возможность для самых разнообразных толкований (чем, собственно, и занималась со времени его опубликования критика), то с позиций названных учений он трактуется совершенно однозначно: осознав иллюзорность своего существования, сержант Икс избавился от страха. Короче - словами выражено одно, а подразумевалось прямо противоположное.

К этому же виду дхвани принадлежит и открывающий сборник рассказ "Отличный день для банановой сельди". Ведь в нем, как мы помним, автор, в отличие от "неосведомленного читателя", трагическое усматривает вовсе не в смерти, а в жизни.