"И эти губы, и глаза зеленые"

Опубликованный в 1951 г. рассказ "И эти губы, и глаза зеленые" был вскоре включен в "Антологию знаменитых американских рассказов" и вызвал многочисленные отклики. Из числа последних нам хотелось бы выделить суждения двух американских критиков - А. Кейзина и Дж. Хейгопиена, каждый из которых отмечал, что рассказ пронизывает чувство отвращения¹. Выделяем же мы их суждения потому, что именно на такую реакцию и рассчитывал, как нам кажется, Сэлинджер. Ведь "И эти губы, и глаза зеленые" - седьмой по счету рассказ сборника и, следовательно, должен соответствовать седьмому по счету поэтическому настроению, каковым, по классификации "дхвани-раса", и является отвращение ("раса"-7).

¹ (Kazin A. Everybody's favorite. - In: Salinger. A critical and personal portrait. N. Y. etc., 1962, p. 43 - 52; Hagopien J. "Pretty mouth and green my eyes": Salinger's Paolo and Francesca in New York. - Modem Fiction Studies, Lafayette, 1966, vol. 12 N 3 p. 349 - 354)

В индийской поэтике этот канон обусловлен рядом довольно сложных правил, и теоретики "дхвани-раса" объясняют их сложность тем, что в литературных произведениях, где царит эмотивный эффект отвращения, подразумеваемое и выраженное находятся в глубоком противоречии, т. е. чувство отвращения к происходящему внушается читателю посредством совершенства формы. Или, иначе говоря, вызывая эмотивный эффект отвращения, писатель, за счет высокого мастерства обрисовки безобразного, доставляет читателю поэтическое удовольствие, эстетическое наслаждение. А для того чтобы выполнить эту задачу, художнику надлежало руководствоваться так называемым "правилом соответствия". С другой же стороны, следование этому правилу осложнялось тем, что некоторые поэтические настроения считались несовместимыми. Так, например, по теории "дхвани-раса" поэтическое настроение отвращения ("раса"-7) несовместимо с поэтическим настроением любви ("раса"-7). Но, если все-таки автор хотел (как это мы далее увидим у Сэлинджера) эти несовместимые настроения в своем произведении объединить, он должен был одно из них (в данном случае - настроение любви) ослабить или, как формулировал Анандавардхана, ни в коем случае "не доводить до полного расцвета"¹. Канон "раса"-7 говорил еще, что создание поэтического настроения отвращения невозможно, если в текст произведения не введены такие психические состояния героев, как возбуждение, тоска, а также - ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

¹ (Анандавардхана. Указ, соч., с. 147)

Но обратимся к сюжету рассказа. Поздней ночью седовласый, холеный и еще вполне моложавый, преуспевающий адвокат Ли спрашивает свою любовницу, синеглазую красавицу Джоан, не возражает ли та, если он поднимет трубку неожиданно зазвонившего у их постели телефона. Все дальнейшее представляет собой два телефонных разговора Ли с мужем Джоан - его приятелем и коллегой Артуром. Последний звонит из дому, желая выяснить, не знает ли его друг, с кем уехала Джоан с многолюдного раута, на котором все они присутствовали вечером. Ли советует другу не волноваться, держать себя в руках, расслабиться и спокойно ждать возвращения супруги. Она, видимо, уехала, говорит он, с их общими знакомыми Элленбогенами - любителями повеселиться в ночных нью-йоркских клубах. Так что Артур, мол, просто делает из мухи слона. Но возбужденный муж говорит, что всякий раз, возвращаясь с работы домой, он еле сдерживается, чтобы не искать по стенным шкафам спрятанного там полицейского, лифтера или курьера - словом, кого-либо из возлюбленных жены. Шокированный Ли не хочет в это верить, утверждая, что Джоан слишком умна и у нее слишком хороший вкус, чтобы "опуститься" до лифтера или рассыльного. Артур же стремится убедить друга, что у Джоан животные инстинкты много сильнее ума. Тогда седовласый адвокат, глядя на лежащую рядом с ним красавицу с темно-синими глазами, переводит разговор на другую тему. Он спрашивает, чем закончилось у Артура в суде его последнее дело. Выясняется, что Артур процесс проиграл, так как адвокат противной стороны привел в суд горничную с охапкой гостиничных простынь, на которых красовались следы от раздавленных клопов. Итак, Артур, проиграв дело, теперь предчувствует в страхе и тоске, что хозяин отелей, адвокатом которого он является, откажется от его услуг. Ли снова пытается успокоить друга, но тот начинает возбужденно рассказывать, что прошлым летом окончательно собрался развестись с Джоан, но в последний момент не нашел в себе сил сделать это, хотя и понимает, что он ей не пара: у него слишком слабый характер, а Джоан нужен грубый молчаливый мужлан, который бы время от времени ее поколачивал. Ли и тут пытается разубедить друга, но тот объясняет, что Джоан не только не уважает его, но и нисколечко не любит. А он всякий раз, когда решает покончить с этой женитьбой, вспоминает, как ухаживал за Джоан и посылал ей стихи, в которых были строки о прекрасных губах и зеленых глазах. Эти зеленые глаза почему-то ассоциировались у Артура с глазами Джоан, хотя у той они вовсе не зеленые, а синие. Разговор окончен, и Ли кажется, что он вел его не совсем удачно, о чем он и сообщает Джоан. Но, когда та пытается успокоить любовника, телефон звонит снова. Это Артур, который говорит радостным голосом, что все в порядке: Джоан только что возвратилась домой, а он хотел бы, если, конечно, Ли не против, посоветоваться по своим адвокатским делам. Однако, сославшись на головную боль, Ли просит друга перенести разговор на утро, а когда Джоан обращается к нему с каким-то вопросом, долго молчит, а потом просит оставить его в покое.

Такова нехитрая, на первый взгляд даже банальная ситуация рассказа "И эти губы, и глаза зеленые". Но почему же он сразу вошел в антологию лучших американских произведений этого жанра? Разумеется, благодаря тому, что своей жизненностью, художественным совершенством хватает, как говорится, читателя за душу. Банальный сюжет опять-таки вовсе не противоречит установкам теории "дхвани-раса". "Сообразность с общеизвестным - вот высшая тайна расы"¹, - писал Анандавардхана.

¹ (Там же, с. 129)

Подытожим наши наблюдения в области поэтики рассказа "И эти губы, и глаза зеленые". Во-первых, "настроение любви", согласно "правилу соответствия", не расцветает в нем полностью, а во-вторых, в композиции сюжета четко выстроены все обусловленные комплексом "раса"-7 вспомогательные психические состояния персонажей: возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

Для воссоздания в художественном произведении поэтического настроения отвращения в традиционной индийской поэтике существовало еще несколько менее важных рекомендаций: разрешалось употребление неприятных для слуха слов; считалось, что "раса"-7 "высвечивается", "освещается"¹ в тексте также благодаря фонемам "ш", "с" в сочетании с "р", "да:"; признавалось целесообразным доминирование темно-синего цвета.

¹ (Там же, с. 118)

И снова-таки, как во всех предыдущих случаях, Сэлинджер эти рекомендации соблюдает: в рассказе многократно встречаем неблагозвучные слова ,"ash" (пепел) и "ashtray" (пепельница) - Джоан и ее любовник беспрерывно курят, и вся постель усыпана пеплом; весь текст пронизывают бесчисленные сочетания согласных тина "грхд", "штр" и др. (так, слово "gray-haired" - седовласый - употреблено более тридцати раз); уже в начале новеллы сказано, что глаза у Джоан темно-синие (почти фиолетовые), и потом сообщение об их цвете настойчиво сопровождает читателя на протяжении всего текста.

Остается разъяснить лишь "темное место" новеллы, о котором мы упоминали в начале главы. Название рассказа "И эти губы, и глаза зеленые" - строка из стихотворения, напоминавшего Артуру о Джоан. И вместе с тем на протяжении всего текста подчеркивается, что глаза у Джоан синие. С позиций санскритской поэтики этот феномен объясняется очень просто. В английском языке и в переводе на русский здесь исчезла игра слов, а последняя - один из самых распространенных художественных приемов древнеиндийской литературы. Но прежде чем пояснить игру слов "зеленый - синий", следует заметить, что в санскритской литературе данный прием строился, в отличие от европейской, не на каламбуре, а на свойственной санскриту многозначности слова, полисемии. Игра слов "глаза зеленые - глаза синие" понятна читателю, знакомому с санскритом, ибо там оба эти цвета обозначались одним словом - "нила". Использована же эта игра слов Сэлинджером, на наш взгляд, в качестве криптограммы¹.

¹ (Вообще же цвета зеленый и синий сделались "достоянием людей только за сравнительно недавнее историческое время", ибо еще Гомер смешивал зеленый с голубым в одном наименовании цвета морской воды - глаукос - "зелено-лазурный". См.: Мережковский Д. С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. СПб.: М 1912 - 1913, т. 7, с. 165)