Голос осени. Ода

Оуян Сю

Оуян-ученый как-то раз сидел над книгой. Вдруг он слышит: звук какой-то появился и донесся с юго-запада к нему. Задрожав от страха, стал он в эти вслушиваться звуки и сказал: "Как это странно! Я сначала слышал звуки брызг дождя, паденья капель вместе с резким свистом ветра. Вдруг теперь галоп я слышу, бег стремительный коней и затем - "хлёст-хлёст" - как будто волны моря, взбушевавшись, ночью темной нас пугают, дождь и ветер ураганом налетают вдруг на нас. И когда они заденут по пути за что попало, - "цссун-цссун-чхэн-чхэн" - медь, железо вслед тотчас же заревут. Иль еще, как будто войско, устремляясь на врага, быстро мчится... Рты заткнуты... Крик команды уж не слышен-Слышен только шаг и топот конской рати на походе".

Я обратился к слуге-мальчику: "Что это за звуки? Выйди, посмотри, что там такое?" Отрок ответил: "Звезды, месяц белы и чисты, и лежит на небе Светлая Река. Но нигде людских нет голосов. Этот звук - в деревьях, где-то там".

Я промолвил: "Ой, беда! Это голос осени! Зачем, зачем он вдруг явился? В самом деле, что дает нам видеть осень?

Ее краски и угрюмы и бледны. Сселась дымка, полетели тучи вверх. Ее образ - образ чистый, светлый лик. Небо - высь одна, а солнце - что хрусталь. Ее воздух - резкий, жесткий холодок. Колет кожу человеку до костей. Мысль ее живет безрадостным томленьем; горы, реки - все безмолвно, все мертво. Вот почему и голос ее в жуткой стуже резко резок. Стон и вой несутся в выси. Роскошные травы спорили друг с другом бархатным цветом густой зелени. Деревья, прекрасные плотной листвою своею, были нам приятны, милы, дороги. Но травы, лишь осень коснется их, краски свои изменяют; дерево, с ней повстречавшись, лист свой роняет на землю.

Что же ломает, мертвит, валит на землю, крушит? То жестокость неизбывная духа этого единого.

Да, скажу я, осень - это уголовный комиссар, а в движенье времен года - это тень и тьма. И еще скажу: то символ войск с оружием... Стихия ж осени - металл. Она означает тот дух завершенной идеи в природе небесно-земной. Она всей душою живет в сурово-безжалостной казни.

Ведь небо для тварей природы весной все рождает в жизнь и осенью все завершает в плод. Вот почему и в музыке для осени есть нота шан - тот тон определяет запад. И далее - ицзэ, иль нота в строе люй, что соответствует седьмой луне. Шан-нота - это "шан", что значит - повредить, убить. Когда живое существо стареет, то оно скорбит от повреждений тела, ран. В ицзэ "и" - значит убивать. Когда живое существо чресчур полно, то надлежит его убить.

Увы, что делать? Травы и деревья - существа бездушные: как подходит время им, в вихре опадают. Человек же - это тварь одушевленная, и средь тварей самый одаренный он. Сотни всяких скорбей потрясают его душу. Сотни тысяч дел мирских тело изнуряют. Если ж в недрах человека начинается движенье, то оно сейчас же двинет дух живой его природы, всколыхнет.

А тем более, когда мы знаем, как томится он мечтой о том, что его силам недоступно навсегда; как печалится о том, чего ему не одолеть... И понятно станет сразу, почему - то, где сочилась киноварью кровь, вдруг стало сохлой древесиной, а где чернел черным-черневший цвет, вдруг раззвездилося звездами... Еще бы! Человек ведь не металл иль камень по природе и хочет вдруг заспорить то с травой, то с деревом в цветенье пышном их.

Подумай же теперь, кто мой злодей с ножом в руках? И почему б я злиться стал на голос осени, скажи!"

...Но мальчик мой мне ничего не отвечал. Он свесил голову и спал. Я слышал лишь, как там, в стенах вокруг меня, трещал сверчок: "цсси-цсси"... Он словно помогал вздыхать моей тоске.