В беседке пьяного старца

Кольцом вокруг района Чу - все это будут горы. Но чащи леса и ущелья гор средь юго-западных вершин особо хороши, и ежели всмотреться в них, то там есть, как букет, роскошная гора, глубокая, красивая весьма - и это будет Ланъе. Горой идти верст шесть или семь, и слышен станет постепенно шум от воды, с буль-булькающим звуком выходящей в расселине двух скал, - то будет Винный родничок. Но вот вершины повернут, дорога тоже обогнет, и там стоит одна беседка - простерлись крылья, словно птичьи, вплоть подошли и стали над водой - и это будет та беседка, где старец пьян.

Кто выстроил беседку эту? То горный был монах Чжи Сянь (с умом, ушедшим от земли). Назвавший так ее был кто? То губернатор здешних мест имел в виду себя. Да, губернатор приходил сюда с гостями пить. Немного выпьет, а уж пьян. Летами он куда уж как высок и потому себя титуловал "хмельной старик". При этом помысел хмельного старика не заключается в вине, а в здешних водах и горах. Он эту радость гор и вод всем сердцем воспринял и сопоставил образно с вином вот так...

Теперь, когда восходит солнце, когда туман в лесу раскроется совсем, иль в час, когда на небе облака уйдут к себе и меркнут в мгле утесы и пещеры, - вся эта смена света в тьму, для гор то будет утро-вечер.

Вот распустились дикие цветы и скромно пахнут; прекрасные деревья так стройны, и тень от них обильна и густа; вот ветер с инеем высоко летают в воздухе, прозрачны и чисты; спадает уровень воды, и камни выступают вверх - такими будут здесь, в горах, четыре времени в году. Идти туда с утра, а вечером - домой. Природа четырех времен хоть не одна и та же, но наслажденье ею без границ. А вот с поклажей на спине идут, поют среди пути; идут, под деревом стоят и отдыхают от ходьбы; те, кто из них ушел вперед, окрикнут тех, кто позади, и те в ответ им прокричат. Согнувшись, как горбун-урод, несут, несут и все идут вперед-назад, я без конца. То будет населенье Чу, что путешествует в горах.

Подходит он к ручью и удит рыбу. Ручей глубок, а рыба так жирна! Из Винного источника он делает вино. Источник - прямо аромат, вино же - холод, стужа... Деликатесы гор и дикие плоды положены на стол, одно с другим и как попало - все это будет на пиру у губернатора гостям. А музыкою на пиру хмельным гостям не будут здесь ни струны и ни флейты, а вот - стрелять и в цель попасть; сыграть тур в шахматы - побить... Штрафная чарка, счетный фант везде валяются вокруг... Один встает, другой сидит, кричат, шумят - все это будет для гостей весельем на пиру.

А тот, кто с лицом посеревшим и белыми прядями длинных волос валяется здесь, на пиру, средь гостей, - упился это губернатор.

Пройдет момент - вечернее светило на горе; и человеческие тени пошли вразброд. К себе домой уходит губернатор, за ним и гости чередой. Лес в мрак одет теперь, и птичьи голоса то там, вверху, то здесь, внизу. Гулявшие ушли; пернатому народу теперь веселье здесь. Да, птица знает радость гор и чащ, не знает только радости людей. И люди тоже знают лишь, как с губернатором гулять и веселиться, не знают лишь они о том, как губернатор весел сам весельем их.

Теперь тот, кто, пьянея с ними, умеет слиться с радостью их, а протрезвев, умеет на письме об этом рассказать, то губернатор сам. А губернатор кто, скажите? Лулинский Оуян Сю!