Счастье, даримое Небом,
множат мои слова.
Светоч Будды в себе ношу,
благой закон божества,
С тех пор как ряса - одежда моя,
как смиренным монахом стал,
Но связь между мной и миром земным
и поныне жива.
Я - бедный инок Дин-хуай, настоятель бяньлянской обители Юэлинь. Как говорит нам учение Будды, некогда единая субстанция разделилась и дала начало трем мирам. Затем возникли четыре вида живых тварей, а в них - исток всего великого множества превращений. Бесконечной чередой шли годы, но, не умея познать свою истинную природу, все существа жили и умирали бессмысленно - будто муравьи, крутящиеся на жернове, будто попавшие в клетку птицы. Женщины превращались после смерти в мужчин, мужчины опять в женщин, люди в овец, овцы снова в людей - меняли обличье, как одежду. Умные создания должны стараться вырваться из этой сети. Но не просто снова переродиться в человека, трудно обрести учение Будды... Скорее же вставайте на стезю благочестия, остерегайтесь путей зла. Двадцать восемь патриархов несли с Запада слово Будды. Первым после них стал патриархом учитель До-мо, вторым - Хуай-кэ, третьим - Сэн-цань, четвертым - Дао-синь, пятым - Хун-жэнь, шестым - Хуай-нэн. Всего у нас тридцать шесть патриархов, пять сект и пять школ... Какие это пять сект? Линьцзи, Юньмэнь, Цаоси, Фаянь, Вэйшань. Какие пять школ? Наньшань, Цыэнь, Тяньтай, Сюаньшоу и Бими. Таковы правильные названия пяти сект и пяти школ.
(Произносит гатху.)
Подвизаться в учении -
все равно, что крепость стеречь.
Днем - "шесть разбойников" нас гнетут,
да и ночью - не вздумай лечь.
Но вот полководец
отдает разумный приказ -
И нерушимого мира годы наступят,
отдохнет и копье и меч.
Наш Будда явил мне свою волю. Здесь обретается некий Лю Цзюнь-цзо, человек, от природы корыстолюбивый, любивший богатство и знатность и не хотевший идти по стезе благочестия. Но Будда просветил его, научил читать сутры и молитвы, погружаться в созерцание. Что-то его все не видно. Лю Цзюнь-цзо, ты забыл о своем уроке!
Лю (входит). Намо Эмитофо! Я, Лю Цзюнь-цзо, последовав за наставником в монастырь, каждый день читаю сутры и молитвы. Наставник велел старшему из своих учеников следить за моим благочестием. Как только он видит, что меня посетили суетные мысли, он бьет меня. Пора мне идти к нему. (Является к настоятелю.)
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, по велению наставника я помогаю тебе очистить сердце и избавиться от желаний, соблюдать заповеди и поститься, не подпускать к себе суетные мысли. Если же они придут, ты получишь пятьдесят ударов бамбуком. Ты должен все стерпеть. Слышишь - терпение превыше всего.
(Произносит гатху.)
Знак "терпение" у тебя на руке -
ты постиг ли, что он такое?
Если будешь терпеть весь век -
пребудешь в чистоте и покое,
Почаще о знаке "терпение",
говорю тебе, вспоминай -
Бессмертье и молодость обретешь,
отвергнувши все мирское.
Повторяй имя Будды! Терпи! (Засыпает.)
Лю. Да, я терплю. Намо Эмитофо! Он заснул. Эх, Лю Цзюнь-цзо, ты загорелся, последовал за наставником в эту обитель, твердишь имя Будды. Да только рот твердит имя Будды, а сердце думает о миллионном богатстве, тобой оставленном, - как-то оно там?
Настоятель (гневно). Тьфу, какие миллионные богатства могут быть в месте благочестивых размышлений? Верно говорят: ничего нельзя постоянно носить с собой, кроме своей кармы. Наставник велел тебе сидеть, погрузившись в созерцание, взбодрить свой дух, разобраться во всем до конца, отгоняя вздорные мечтания. Нужно собрать свои мысли воедино, стать похожим на больного, не замечающего вкуса пищи, которую ест, и чая, который пьет. Нужно уподобиться безумному и пьяному, не различать, где восток и запад, не знать, где север и юг. Сумеешь достичь этого - расцветет цветок твоего сердца, откроется твоя истинная природа и ты незаметно достигнешь скрещения путей жизни и смерти. Жизнь и смерть для каждого - самое важное, а конец быстро приближается. Пусть десятеро взбираются на гору, все равно каждый должен сам напрягать силы.
(Произносит гатху.)
Все люди видят сны,
монахи ли, миряне.
Изменчивых тысячи обликов
возникают, тонут в тумане.
А проснешься и поразмыслишь
над тем, что приснилось тебе, -
Поймешь - это сердце твое блуждает
в неведенье, в незнанье.
Погрузись в созерцанье, забудь о своей
сердечной ране,
И покоем проникнешься ты
у нас в глухомани.
Прими обет благочестия,
и, поверь мне, тогда
Истинною стезей
придешь ты прямо к нирване.
Читай молитвы, будь терпелив! (Засыпает.)
Лю. Намо Эмитофо! Он опять заснул. Что я оставил богатство, это полбеды, по моя жена, подобная цветку...
Настоятель. Тьфу, Лю Цзюнь-цзо! Какая может быть жена в обители благих помыслов? Наставник велел тебе совершенствоваться в добродетели, посадить на цепь обезьяну желаний, спутать ноги лошади страстей. Глупец!
(Произносит гатху.)
Заботься сам о себе, заботься,
забывши свой дом и двор.
Если не сам ты, то кто же сумеет
держать над тобой надзор?
Денно и нощно неси
ношу свою, но бойся
Споткнуться и демонам в руки попасть,
обету наперекор.
В любомудрии скрыт зародыш несчастья,
с предсказующего позор.
Совершишь недоброе - будешь вовеки
совести чуять укор.
Я смеюсь над мирянами - все они
предаются пустым заботам
И о том, что мое, что твое,
никак не могут окончить спор.
Ищут сотни путей, чтобы выгод достичь,
чтоб в соседях посеять раздор.
И железное сердце от этого может
разбиться, словно фарфор.
Если в землю ты смотришь - злое нажало
все глубже врастает в тебя,
Все труднее адских печей избежать,
все тяжелее взор.
Старик Яньло не знает жалости,
суров его приговор,
У него поймешь, что заботы мирские -
суета и бесплодный вздор.
Лю Цзюнь-цзо, молись, будь терпелив! (Засыпает.)
Лю. Намо Эмитофо! Он опять уснул. Без похожей на цветок жены можно обойтись, по мои дети, подобные игрушечным статуэткам, где они?
Настоятель. Тьфу, Лю Цзюнь-цзо, какие дети могут быть в обители благих помыслов? Наставник ждет от тебя сосредоточенности и мудрости, неотделимых друг от друга; они подобны свету и лампе. Лампа - основа света, свет - порождение лампы. Так же и сосредоточенность - основа мудрости, мудрость же - порождение сосредоточенности. Молись и терпи!
Лю (бросая четки). Учитель, я не могу терпеть!
(Поет.)
На мотив "Свежая вода" в тональности "шуандяо"
Я бежал из краев, где правда и ложь
не живут наравне.
Учитель, я думаю, что моя жена
(продолжает петь)
С тех пор, как мы расстались,
жива и здорова вполне.
Я постиг этот мир - красную пыль,
приют муравьиной возне,
Прошлое пронеслось,
промчалось, будто во сне.
Но все былые волненья
и желанья ныне вдвойне,
Учитель мой, ударили
в голову мне.
Настоятель. Слушай, Лю Цзюнь-цзо: когда твоя истинная природа станет подобна великой пустоте и многокрасочное тело исчезнет, как сон, - ты увидишь, что в пустоте не бывает цветов, и уйдешь навсегда за границы жизни и смерти. Легко поддаться житейским страстям, трудно завершить дело благочестия. Не давай внешним соблазнам свести на нет духовные приобретения, не давай огню желаний погубить семя просветления. Когда твои собственные стремления будут совпадать с требованиями учения Будды, оно всегда будет пребывать в тебе. Делай для других то же самое, что и для себя, и ты освободишься от забот и страданий.
(Произносит гатху.)
"Намо Эмитофо" тверди -
и станешь сильней сплачей,
Исчезнут "гора ножей" -
и "дерево мечей".
За то, что содеешь, - не минет
расплата тебя!
И ничего не поправишь ни мощью деяний,
ни многословьем речей.
Молись и терпи!
Лю. Намо Эмитофо! (Засыпает.)
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо заснул. Сейчас ему будет чудесное явление. Сюда, демон-искуситель этого человека!
Жена (входит вместе с детьми). Я, жена Лю Цзюнь-цзо, пришла проведать юаньвая. (Видит его.) Юаньвай!
Лю. Хозяйка, как ты здесь очутилась?
Жена. Я с детьми пришла навестить тебя.
Лю. Как я тоскую по тебе, хозяйка!
(Поет.)
На мотив "Дикий гусь"
Я не могу не страдать
и не плакать в силах едва ли,
Не в силах я укротить
растущей в сердце печали.
Ведь мы же были такой
прекрасной парой вначале,
Откуда же взялся монах-мужлан,
погрязший в собственном сале?
Жена. А почему ты его боишься?
Лю. Как объяснить это тебе...
(Поет.)
На мотив "Одержана победа"
Он хочет, чтоб от палки его
неразлучницы-утки взлетели.
Разве, чтоб фениксов соединить,
он станет играть на свирели?
Жена. Как мне больно слушать тебя, юаньвай!
Лю
(продолжает петь)
Ты говоришь о тоске своей,
что боль твоя бесконечна,
А я что ни день
нежность твою вспоминаю!
(Берет руку жены, на ней отпечатывается знак "терпение".)
Жена. Смотри, у меня на ладони знак "терпение"!
Лю
(продолжает петь)
Когда помыслю о том,
что случилось со мной доселе,
Словно лезвие входит в сердце мое,
и на сердце все тяжелее.
Как ни стараюсь придумать,
хоть что-нибудь, в самом деле.
Остается лишь нашу любовь оборвать,
не мечтать об ином уделе.
Жена. Наши дети пришли посмотреть на тебя!
Лю. Дети, как часто я думаю о вас! (Касается лиц детей, и на них появляются знаки "терпение".)
(Поет.)
На мотив "Нарцисс"
Я едва коснулся бровей,
едва лишь коснулся глаз -
Вот он, знак, в коем горя - больше,
чем радости, в тысячи раз!
Сумей я даже в пустую тыкву
спрятать луну и солнце,
На твою ладонь, хозяйка, смотреть
отказался б я наотказ!
(Видит на ладони жены знак "терпение".)
Лань Ин (XVI-XVII вв.). В осеннем пейзаже ищет стихи.
На Лю Чэня, разлученного с феей Тяньтай,
стал я похож сейчас.
У мальчика - этот знак на бровях
выставлен напоказ.
У девочки - светится тот же знак
в уголках прищуренных глаз.
Терпенье, ты рвешь нить отцовской любви
ты разлучаешь нас!
Настоятель. Исчезните!
Жена и дети уходят.
Монах проходит в сопровождении двух женщин и двух детей и удаляется.
Лю. Наставник, кто это проходил? Наш почтенный учитель?
Настоятель. Да, наш учитель.
Лю. А что за женщины были с ним?
Настоятель. Это его первая и вторая жены.
Лю. А те двое ребятишек?
Настоятель. Это сын и дочь нашего учителя.
Лю (гневно). Хорош монах! А еще заставлял меня бросить жену, покинуть детей, расстаться с несметным богатством и идти за ним в монастырь! Можно лопнуть от злости. Не обижайся на меня, учитель. Я больше не буду монахом, я возвращаюсь домой.
(Поет.)
На мотив "Река колышет весла"
Выходит, монах еще сумасброднее,
чем показался сначала!
Как он ловко меня заманил в западню!
В чем же сила его, пахала?
Были рисовые поля у меня,
было прудов немало,
Озера с рыбой и камышом,
ясные, как зерцало.
Маслобойни, харчевни - не одного
моего квартала.
В винных лавках - вина, в чайных лавках - чая
всегда хватало.
Как парча, изукрашены были в дому
галерея любая и зала,
В местах моих богаче меня
богача не живало!
Когда я, недостойный, день рождения свой
справлял, бывало,
О великих удачах моих
все застолье болтало!
Мы пили вино, вдруг брат говорит: смотри, какой толстый монах стоит у ворот.
(Поет.)
На мотив "Семь братьев"
Я вышел из лавки закладной,
трудами утомлен,
Тут-то мне, увы,
и повстречался он,
Монах, дожравшийся до того,
что толстым стал, как слон!
На край огненной ямы меня заманил
сей пустозвон!
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, надо терпеть!
Лю. Тут не то, что я...
(Продолжает петь.)
Сам Сакьямуни покинул бы в гневе
свой лотосовый трон!
На мотив "Вино из цветов сливы"
Он дом заставил меня покинуть,
уйти из моих палат,
Отречься от любимой жены,
отрады, из отрад.
Бросить моих неразумных
малых чад,
У самого же - две жены
и куча ребят.
Вот какой печальный итог,
ему я и сам не рад.
И вам, наставник, я причинил
столько душевных затрат!
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, потерпи, не сердись!
Лю
(продолжает петь)
Вы можете не сердиться,
но я сердит стократ!
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, потерпи, не спеши!
Лю
(продолжает петь)
Вы можете не спешить,
но я спешу стократ!
Когда это я возжигал куренья
и вдыхал дорогой аромат?
А он велел мне средь бела дня
совершать за обрядом обряд.
Всю свою жизнь я любил торговлю,
ценил только звон деньжат,
Но в келью монашью меня он загнал
на много дней подряд.
Я изменил свое сердце,
стал добродетелен, свят,
А он оказался таким негодяем,
что место ему - ад!
Вы, учитель, должны понять меня,
я хочу вернуться назад!
Учитель, как же это: монах, а имеет жен и детей?
(Продолжает петь.)
На мотив "Радуюсь Цзяннани"
О Небо! Я лишился родных и богатства!
С чем я вернусь домой?
Кто поверит, что Сакьямуни жене
подводит брови сурьмой?
Жена, с которой мы некогда бедность делили,
ждет у врат, окутана тьмой.
Сегодня же путь к ней
направлю мой,
Пока шпильку златую не стерла она,
считая зиму за зимой.
Настоятель. Лю Цзюнь-цзо, ты оставляешь путь благочестия? Куда же ты пойдешь?
Лю. Не обижайтесь, наставник, я больше не буду монахом и сегодня же возвращаюсь в свой Бяньлян.
Настоятель. Ну, если ты хочешь вернуться в родные края, лучше сегодня же трогаться в путь.
Лю
(поет)
На мотив "Утки-неразлучницы"
Если бы знал я, что за пологом скрыты
его жена, сыновья, -
Разве бросил бы я свой корабль,
полный золота и серебра?
Его окружала здесь
счастливая семья,
В то время как там в нищете и горе
пребывает семья моя.
И вот покидаю я монастырь,
стыд в душе затая,
И в Бяньлян возвращаюсь после стольких
дней
монашеского житья.
Закатным солнцем озарена
тропинка в траве пожухлой.
Вдаль в бесплодной тоске
ныне взираю я.
С полной смущенья душой
возвращаюсь в родные края.
Созерцанье и проповеди для меня
отныне - галиматья.
Настоятель. Вот видите, Лю Цзюнь-цзо были явлены чудеса, и он решил вернуться в свой Бяньлян - туда, где есть пьянство и похоть, корыстолюбие и гнев, различие между собой и другими, между правдой и ложью, жадность и злоба, глупость и порок. Когда наш учитель просветит его, он окончательно приобщится к учению.
(Произносит гатху.)
Всемогущий Будда выделил
пять священных школ.
Созерцая, следует разобраться,
как он их возвел.
Когда завершится срок
твоего земного искуса,
Ты предстанешь пред буддой Жулай,
свободен от мук и зол.