III

Около двух месяцев прожил Пушкин на Кавказских водах. Путешествовать в то время по Кавказу без предосторожностей и охраны было не безопасно. Теснимые русскими войсками, горцы отчаянно защищали свое право на независимость, совершали смелые набеги на пограничные станицы кубанских казаков (Кубань в то время отделяла русские владения от черкесских племен). Поэтому Раевские путешествовали с многочисленным казачьим конвоем, с пехотой и артиллерией. Пушкин писал брату Льву Сергеевичу: «Ехал в виду неприязненных полей свободных горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за ними тащилась заряженная пушка с зажженным фитилем» (Письмо Л. С. Пушкину 24 сент. 1820 г. Кишинев).

В этот раз Пушкин побывал только в преддверии Кавказа, не проникнув дальше «однообразных равнин, где возвышаются на дальнем расстоянии друг от друга четыре горы, отрасль последняя Кавказа», он только «с вершин заоблачных бесснежного Бештау видел в отдалении ледяные главы Казбека и Эльбруса» (письмо Пушкина к Гнедичу). Здесь, на берегах Подкумка, возникли в воображении поэта образы «Кавказского пленника».

В первой половине августа Раевские и Пушкин по правому берегу Кубани (левый принадлежал еще черкесам) через Темижбек и крепость Кавказскую приехали на Таманский полуостров. Гераков в своих «Путевых записках» (стр. 99- 100) говорил что в Темижбеке он встретился с Пушкиным и Раевским 8 августа, а 14-го Пушкин был в Тамани.

«С полуострова Таманя, древнего Тмутороканского княжества,- писал поэт (в письме к брату),- открылись мне берега Крыма».

15 августа Пушкин был уже в Керчи, куда приехал морем. «Здесь увижу я,- писал он брату Льву Сергеевичу, - развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я - на ближней горе посреди кладбища увидел груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни - не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею,- вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землей, насыпанной веками, какой-то француз прислан из Петербурга, для разысканий - но ему не достает ни денег ни сведений, как у нас обыкновенно водится» (* Письмо к Л, С. Пушкину 24 сент. 1820 г. Кишинев).

Здесь, сопровождаемый французом А. А. Дюбрюксом (1774-1835), Пушкин мог в последний раз окинуть взглядом таманский берег. С Золотого холма,- свидетельствует бывший в Крыму за два года до Пушкина А. И. Михайловский-Данилевский, - «открывается все пространство залива, отделяющего Черное море от Азовского, часть Черного моря и Еникале...» «Вид с (керченских) крепостных укреплений отменно пространен; залив, разделяющий Азовское море от Черного, виден весь; на другом берегу уже Азия, Тмутаракань и весь край, называемый ныне Таманом: даже приметно устье Кубани, где обитают черкесы. («Русская старина», 1897, VII, 93).

17 августа Пушкин с Раевскими прибыл в Феодосию; в Гурзуфе прожили около трех недель, а оттуда Пушкин один поехал в Кишинев, куда была переведена канцелярия Инзова. В Кишиневе поэт жил до июля 1823 г.