Э. ЗАЙДЕНШНУР. "Я ПОСТУПИЛА В МУЗЕЙ В МАРТЕ 1924 г."

Э. Е.Зайденшнур и Марта Альбертини, правнучка Л.Н. Толстого. 1979 г.

Я поступила в музей в марте 1924 г. Директором музея была дочь Толстого Татьяна Львовна. Я ею была очень обласкана. Заведующая библиотекой Варвара Дмитриевна Пестова (вскоре ставшая женой Н. Н. Гусева) строго следила за тем, чтобы карточный каталог был хорошо написан. Одновременно со мной хотела поступать в библиотеку сотрудник Юбилейного издания (фамилию не помню), и нам был устроен как бы экзамен - нужно было написать карточки. Карточка, написанная мной, больше понравилась Варваре Дмитриевне, и это решило вопрос - я была принята в музей. В те годы в Москве была биржа труда, помещавшаяся на Петровских линиях. Придя на биржу труда, я заявила дежурному, что мне хотелось бы работать в музее Толстого. В это время туда пришла работавшая в музее Мария Ивановна Попова и сказала дежурному, что в музее Толстого ищут уборщицу для библиотеки музея с оплатой 20 руб. в месяц. Дежурный сообщил мне эту заявку, и я согласилась. Так я начала работать в библиотеке музея и наряду с уборкой я стала заниматься библиографией, на основании чего вскоре я была переведена с должности уборщицы на должность младшего научного сотрудника, а затем в 1938 г. на должность старшего научного сотрудника. В 1944 году защитила кандидатскую диссертацию на тему "Русский фольклор в творчестве Толстого до 70 г.г.", т. е. включая "Анну Каренину". Оппонентами были Н. К Гудзий и Н. Н. Гусев. Кроме уборки библиотеки в мои обязанности входила работа в Рукописном отделе по каталогизации писем Толстого, что я выполняла все годы работы в музее.

Татьяна Львовна обратила внимание, что я аккуратно прихожу на работу и не отвлекаюсь от нее, поручила мне дочь Татьяну Михайловну. Ежедневно я приходила в квартиру Татьяны Львовны (они жили рядом с музеем в Лопу-хинском пер.) и вместе с Татьяной Михайловной отправлялась в музей и там обучала ее тому, что сама только узнавала. Моя мать была огорчена, что я работаю уборщицей, и спрашивала меня: "Для этого ли ты училась?" На что я отвечала, что мне в музее очень хорошо. У моей матери сложился тогда афоризм: "Когда червь лезет в хрен, ему кажется, что слаще нет". Так прошло 60 лет, и я считаю, что действительно ничего слаще нет.

Софья Александровна Стахович. Фотография 1880-х гг.

В то время, когда я пришла в музей, там работала хорошо читавшая автографы Толстого С. А. Стахович, приятельница старшей дочери Толстого. Она очень расположилась ко мне, пригласила к себе в гости. Она жила на Метростроевской ул. На столе у нее лежал дневник ее матери, куда она вписывала полюбившиеся ей стихи. В этом дневнике к моему приходу всегда лежала узкая полоска бумаги в зависимости от того, что С. А. хотела мне рассказать о Толстом. Из рассказов С. А. Стахович: однажды в Ясной Поляне в зале пили чай. Толстой вышел из своего кабинета и, возвращаясь, держал в руках налитый стакан чая и вспомнил, как однажды он воскликнул: "Нашел, как черная смородина!" Это относилось к описанию глаз Катюши Масловой во время игры в горелки. Этим я воспользовалась при создании своей работы "20 вариантов портрета Катюши Масловой".

При поступлении в музей, заполняя анкету, С. А. писала: в графе "Чем занимались до поступления в музей?" - "Добыванием крова и пищи". В графе "образование" ответила: "никакого"; "какие языки знаете?" - "английский, немецкий, французский, итальянский".

Как-то раз, идя в архив из музея, она проходила мимо почты и нищий попросил у нее подаяния. "Самих ограбили", - ответила она ему. Нищий: "Поди тыщи три было?" - С. А.: "Гораздо больше".

С. А. одевалась по-старинному, затягивалась в корсет, на голове маленькая соломенная шляпка. Мальчишки, завидев ее, когда она проходила мимо памятника Пушкину, закричали: "Эй ты, тетка Пушкина!"

Рассказывая об этом эпизоде, С. А. сказала: "Они не подозревали, какое удовольствие они мне этим восклицанием доставили".

В 1924 г., когда Репину исполнилось 80 лет, из музея Толстого ему был послан поздравительный адрес с подписями всех сотрудников музея. С. А. к своей подписи приписала: "Я глубоко несчастна". Влюбленный в нее Репин встревожен был этой фразой и прислал ей письмо с подробным описанием их встречи в Петербурге.

С. А. брала книги для чтения из личной библиотеки М. А. Цявловского. И как-то раз С. А., встретив Цявлов-ского в музее Толстого, сказала ему: "Я возвратила вам книги, положила их на ваш стол". "Хорошо", - ответил Цявловский. "Не хорошо, а благодарю", - поправила его она. Уходя, Цявловский буркнул: "Вот за это "благодарю" и сиди в девках". Ей было в то время уже 70 лет.

Репин приезжал в имение ее отца Пальна Орловской губ., и С. А. попросила его написать вид на их парк из окна ее комнаты. Отец бранил ее, что она заставила Репина-портретиста писать пейзаж. Теперь эта картина находится, насколько мне известно, в собрании И. С. Зильберштейна, который купил ее у Варвары Петровны Стахович, двоюродной сестры С. А. Стахович.

Умерла С. А. в апреле 1942 г., похоронена на Ваганьковском кладбище.

У Софьи Андреевны Толстой служила яснополянская крестьянка Марфуша Фоканова. Лев Николаевич Толстой спросил ее: "Марфа, ты была замужем?" - "Нет, граф, я такими глупостями не занимаюсь", - ответила Марфуша.

Родилась 1/14 июля 1902 г. на Украине в семье служащего. Мать моя - Рахиль Давидовна Богуславская. Отец - Ефим Осипович Зайденшнур. В 1919 г. мы переехали в Москву - здесь жил папин брат. До 1919 г. жили в Баку. В Баку я пошла в гимназию, Мариинскую женскую гимназию, окончила ее с золотой медалью. В детстве я получала журнал "Светлячок", и там была картинка - цыпленок-франтик. С тех пор меня стали называть цыпленок-франтик. Меня всем детям ставили в пример, а я думала: "Что мне делать, может, поваляться в луже?"

А. Т. Твардовский в одном своем выступлении высказался очень возвышенно о "Войне и мире". К этому времени у меня был уже выверен текст "Войны и мира" по всем рукописям и печатным источникам. Выявлено 1850 текстологических ошибок, которые, не замеченные автором, дошли до завершенного текста. Воспользовавшись высказыванием Твардовского, я написала ему, и вскоре мне позвонили по телефону от его имени с просьбой написать об этом статью в журнал "Новый мир", редактором которого был Твардовский. Это происходило в 1959 году. Статья моя была напечатана в "Новом мире" в № 6 за 1959 год.

В этом рукописном наброске автобиографии Эвелина Ефимовна Зайденшнур не сказала, что в уборщицы Музея Толстого она пошла, оставив последний курс математического отделения физико-математического факультета Московского университета. Через год она стала младшим научным сотрудником Музея, еще через пять - старшим. С 1927 года началась ее работа в издании Полного собрания сочинений Толстого в 90 томах (Юбилейное). Определились ее научные интересы как ученого. Это текстология Толстого, проблемы его педагогики, это фольклор народов мира и русское народное творчество в произведениях Толстого. Созревал замысел заняться творческой историей романов Толстого как проблемой текстологической и духовной. Работа "Портрет Катюши Масло-вой. К лаборатории творчества Толстого" (1937) - реконструкция движения художественной мысли большого писателя, когда исследователь обнаруживает скрытое от обычных читательских глаз глубоководное течение творческого сознания, развитие замысла, рождение образа, работу духа. Впоследствии эта статья, ставшая классикой литературоведения, легла в основу фильма Э. Е. Зайденшнур и В. А. Жданова "Рукописи Льва Толстого".

Война круто изменила жизнь музея. Еще все помнили белокурого молодого человека, он сидел в канцелярии в ожидании Софьи Андреевны Толстой, внучки Льва Николаевича и Софьи Андреевны Толстых, и все сотрудники, особенно сотрудницы, бегали смотреть на него - это был Сергей Александрович Есенин. Еще не так давно была встреча с Рабиндранатом Тагором, а потом Эвелина Ефимовна прощалась с Татьяной Львовной Толстой и ее дочерью Танечкой перед их отъездом за границу. Еще вчера она увлеченно работала над разбором архива П. И. Чайковского в Клину, создавая летопись его жизни "Дни и годы...".

8 декабря 1941 года она писала в Томск, куда сопровождал драгоценные рукописи Толстого Владимир Александрович Жданов, впоследствии муж Эвелины Ефимовны: "...Вы, наверное, думаете, что Москва превратилась бог знает во что, представляю, сколько болтовни вокруг Москвы. А на самом деле мы живем почти нормально. Опасность, конечно, велика и закрывать глаза на это глупо, но впадать в бешенство, бежать куда-то без оглядки, поддаваться панике еще глупее Общее настроение сейчас у нас - Москву защитят. Тогда ничего не пугает. К налетам так привыкли и, главное, их так здорово отбивают, что многие, и я в том числе, никуда не уходят, остаются в своих квартирах. Нередки случаи, когда я просыпаюсь ночью от звуков радио: "Угроза воздушного нападения миновала", не зная о том, что была объявлена тревога.

Умоляю о нас не беспокоиться...

...Мы пока по-прежнему в музее, нас 21 чел., С. А, Е.Н., Анна Ал., Бор. Вал., Зин. Леон., Людм. Сер., Ек. С, я, из техн. Ню-ша, Груша, Маруся, Синева, дворники и т. д. Музей сейчас ремонтируют, а мы пока все помещаемся в архиве, там сложено все. Довольно тесновато, а, главное, холодно -5°. Хотим складывать печь, иначе 8 часов не высидеть. Прикреплены мы к столовой в Чистом пер. и в 2 часа всей компанией отправляемся туда. Работаем с 830 до 5-ти. Вечером всегда дома, ходить некуда и незачем. Много читаю, занимаюсь своим фольклором и в этом нахожу большое успокоение для своих нервов, которые подчас сдают..."

Весной 1942 года возглавляемые Софьей Андреевной Толстой-Есениной сотрудники музея и с ними Эвелина Ефимовна открыли музей-усадьбу "Ясная Поляна", только что освобожденную от фашистов. "Ясная Поляна" была варварски разрушена, а могила Толстого осквернена.

В 1951 году, когда в толстовской текстологии шли истребительные для строптивых ученых бои, Э. Е. Зайденшнур начала работу над историей создания романа "Война и мир". Закрыли сектор текстологии в ИМЛИ, перестали заниматься текстологией в Московском университете, но в отделе рукописей ГМТ продолжалась текстологическая работа, а в шестидесятые годы стал действовать постоянный текстологический семинар, объединявший научную молодежь музея. Что значит опубликовать 13 тысяч листов рукописи трактата "Царство Божие внутри вас", если мы не умеем разобраться в их последовательности, снять первую, вторую, третью, четвертую и т. д. редакции текста! Силами семинара была выпущена в 1965 году книга "Толртой-редактор", куда вошли не публиковавшиеся ранее тексты Толстого (изд-во "Книга"). Э. Е. Зайденшнур учит молодых текстологов, консультирует переводчиков "Войны и мира", которые приезжают из Англии и Франции, США и Японии, к ней обращается за советом Лерман, американский литературовед, позже выпустивший историко-литературный комментарий к "Войне и миру" (Edgar Lehrman, A guide to the Russian texts of Tolstoi's War and Peace, Ardis/Ann arbor, 1980, с 110, 226). Работа Э. Е. Зайденшнур "Война и мир" Толстого. Создание великой книги" переведена на многие языки.

В 1983 году в 94-м томе "Литературного наследства" опубликована восстановленная Э. Е. Зайденшнур "Первая завершенная редакция "Войны и мира", основной труд ее жизни. "Это выдающееся событие в литературоведении и литературе, - писал академик Д. С. Лихачев. - Интересно необыкновенно. Громадное Вам спасибо.

Чтобы хоть чуть-чуть Вас отблагодарить, посылаю Вам свою "Поэзию садов".

Испанский скульптор Карлос Веласкес, потомок великого живописца, писал Э. Е. Зайденшнур, что "о мгновениях, проведенных в чудесных русских музеях, посвященных Толстому, я рассказываю как о самых лучших и незабываемых в моей жизни. Эти музеи являются честью и гордостью великого русского народа и его культурного творчества, которое имеет не только русский характер, но и международный. В том уголке Мадрида, который посвящен великому русскому писателю, Ваша книга займет почетное место".

О неблагополучии с толстовскими текстами "Новый мир" впервые заговорил на своих страницах в мартовском номере журнала за 1953 год в статье Н. К. Гудзия и В. А. Жданова "Вопросы текстологии". Статья Э. Е. Зайденшнур "По поводу текста "Войны и мира", написанная по предложению Твардовского - в год девяностолетия со дня первого издания романа, - ставила вопрос о необходимости его тщательной текстологической выверки по рукописным источникам. Говоря о 90-томном Собрании сочинений Толстого (Юбилейном), Э. Е. Зайденшнур свидетельствовала: "Единственное произведение, для которого столь необходимая текстологическая работа не проводилась, - это "Война и мир" (почему и нет в этом издании списка исправлений по рукописям)". Перечисляя и классифицируя ошибки и описки, вкравшиеся в текст романа, исследователь справедливо замечает: "Само собой разумеется, что эти ошибки не решают вопроса о силе произведения Толстого. Если к имеющимся ошибкам прибавить еще столько же, "Война и мир" останется "Войной и миром". Но коль скоро эти ошибки обнаружены, причем обнаружены в тексте писателя, который ревностно относился к чистоте языка и его точности, - они должны быть устранены"*.

*(Э. Е. Зайденшнур выверила по рукописям не только текст "Войны и мира", обнаружив в нем 1850 текстологических ошибок, но и текст "Анны Карениной" и "Воскресения". Выверенный совместно с В. А. Ждановым текст "Анны Карениной" был опубликован в серии "Литературные памятники" (М. "Наука". 1970 г.). Выверенный текст "Воскресения" еще ждет своего издания.)

Спустя почти двадцать лет, в августовской книжке журнала за 1978 г., целиком посвященной 150-летию со дня рождения Толстого, "Новый мир" вновь ставит вопрос о творческой судьбе рукописного наследия Л. Н. Толстого. В большой статье Э. Е. Зайденшнур речь шла о подготовке первого издания научно выверенного академического собрания сочинений Л. Н. Толстого.

Со слов Д. П. Маковицкого в статье приведен эпизод, связанный с двенадцатым изданием собрания сочинений Толстого, которое готовила Софья Андреевна - шел последний год жизни Толстого. Сергей Львович спросил отца, может ли он вспомнить "Набег" (а "Набег" был написан почти полвека назад), и прочел пропущенные в журнальном тексте места. Оказалось, "Толстой помнил, что они пропущены Некрасовым не по литературным соображениям, а по цензурным. Например, длинное письмо, рассуждение о том, на чьей стороне справедливость, на стороне оборванца ли чеченца, защищающего свою семью, саклю, скарб, или русского офицера, метящего в адъютанты, или саксонца-офицера. Л. Н. помнит, что ему было обидно, что это рассуждение пропущено. Он сказал, что это удивительно, что эти самые мысли, что теперь, он уже тогда высказал.

- Надо вставить, что пропущено, - сказал Л. Н.

На вопрос Софьи Андреевны и Сергея Львовича: "А в печатном тексте есть прибавки против рукописи, очевидно твои?" - и Сергей Львович прочел некоторые.

- Разумеется, мои, - сказал Л. Н.

- Печатать по рукописи с этими прибавками? - спросил Сергей Львович.

Л. Н. согласился".

Но углубленное изучение рукописей Толстого началось впервые при подготовке Юбилейного издания собрания сочинений. "Юбилейное издание - это бесценный вклад в толстоведение, и люди, сделавшие этот вклад, совершили поистине подвиг", - говорилось в статье. Тем не менее уже в 1935 году на конференции, посвященной уже вышедшим и приготовленным к печати томам будущего 90-томника, Юбилейное издание было названо "репетицией", "черновым вариантом", за которым должен последовать "беловой вариант", т. е. академическое издание.

Статья Э. Е. Зайденшнур называлась "Накануне", ибо первой, если не священной задачей толстоведения исследователь считала предстоящее академическое издание. "...Какого бы жанра ни было издание (академическое, массовое, в серии "Народная библиотека" или "Школьная библиотека"), каким бы научным или популяризаторско-просветительским аппаратом ни было оно оснащено, текст должен быть един и точен. И такой научно выверенный текст должно предложить читателю академическое собрание сочинений...

Работа над текстом чрезвычайно кропотлива и предполагает высокую и тонкую квалификацию. Объем и сложность предстоящей работы по изданию текстов Толстого требуют времени и труда систематического и чрезвычайно сосредоточенного. Необходима также подготовка молодых кадров текстологов-толстоведов, обладающих глубоко специализированной и строго научной профессиональной подготовкой".

В 1982 г. в № 9 "Новый мир" опубликовал одну из первых работ постоянного текстологического семинара при ГМТ, руководимого Э. Е. Зайденшнур, "Письма Л. Н. Толстого брату Сергею Николаевичу", глубоко драматичный по своему житейскому и духовному смыслу документ. Только что вышедшая в издательстве "Художественная литература" "Переписка Л. Н. Толстого с сестрой и братьями", куда вошла и эта публикация, подготовлена участниками семинара, научными сотрудниками ГМТ, Н. А. Калининой, В. В. Лозбяковой, Т, Г. Никифоровой. Вступительная статья Л. Д. Опульской.

Когда в 1983 году в 94-м томе "Литературного наследства" вышла "Первая завершенная редакция романа "Война и мир", "Новый мир" откликнулся на это событие статьей В. Шкловского "По следам Льва Толстого" (1984, № 5). Эту книгу Виктор Шкловский назвал настоящим научным открытием, ибо она дает видеть, "как рос сам Толстой вместе со своим произведением, видеть множественность возможных решений Толстого и понять, почему он выбрал именно это одно".

"Когда "Война и мир" был напечатан, - пишет Шкловский, - Тургенев рассылал эту книгу французским писателям как пригласительный билет в будущее.

Надо разослать нашим писателям, и зарубежным, и писателям будущим первую завершенную редакцию "Войны и мира". Эта книга многому учит, с ней можно подняться на Эверест.

Мы можем теперь почувствовать воздух Толстого, увидеть дороги, которыми он проходил. И, быть может, выбрать свой путь".

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТОЛСТЫМ ФОЛЬКЛОРА НАРОДОВ РОССИИ В СВОЕМ ТВОРЧЕСТВЕ. Выступление Э. Е. Зайденшнур на Толстовских чтениях 1982 года. Фрагменты

Текст печатается по машинописному экземпляру с большой авторской правкой. Это эскиз предстоящего выступления, которое состоялось в ноябре 1982 года.

1 февраля 1852 года Толстой записал две чеченские песни. В то время чеченцы не имели письменности. Толстой записал их знаками русского алфавита и после каждой строки вписал ее дословный перевод. Известно, что записаны эти песни со слов новых друзей Толстого. Специалисты отмечают удивительную для того времени точность записи Толстого и передачи непосредственного звукового впечатления чеченской речи, насколько это можно было сделать, пользуясь русским алфавитом.

Л.Н. Толстой с Софьей Андреевной после смерти Ванечки. Москва. 1895 г. Фотография П.И. Бирюкова

Л.Н. Толстой с внучкой Таней Сухотиной в яснополянском парке 1908г. Фотография B.Г. Черткова

В период работы над "Казаками" батарейный командир Н. П. Алексеев, бывший сослуживец Толстого, записал по его поручению "Песни гребенского полка, чеченские легенды". Поскольку зарождение интереса к этнографии, истории и фольклору Северного Кавказа относится к началу второй половины XIX века, записи фольклорных текстов, сделанные Толстым или по его поручению в 50-х годах, можно считать наиболее ранними, что, несомненно, повышает их ценность. Толстой, видимо, был одним из первых собирателей фольклора, заинтересовавшихся песнями гребенских казаков.

В 80-е годы привлекла внимание Толстого малороссийская легенда "Сорок лет". Записал ее и обработал Н. И. Костомаров. В 1876 году он перевел ее на русский язык, и в 1881 году она вышла отдельной книгой: "Сорок лет". Малороссийская легенда Н. Костомарова. (М. Изд. редакции "Газеты А. Гатцука". 93 стр.)

Краткое содержание легенды:

Трофим Яшников, бедняк, сирота, красавец собой, служил работником у богатого крестьянина Шпака. Единственная дочь Шпака, красавица Васса полюбила Трофима, и они украдкой встречались. В это время пришли сватать Вассу, она отказалась и призналась отцу в своей любви к работнику Трофиму, прося отца согласиться на их брак. Отец согласился, но при условии, чтобы Трофим сначала нажил себе кафтан из синего панского сукна и приехал бы к ним в дом со сватами на собственном возу и собственной лошади. Трофим пришел в отчаяние от такого требования и решил утопиться. Односельчанин его садовник Придыбка подсказал ему выход: убить приехавшего в село богатого купца. Трофим после некоторого колебания согласился. Убийца не был найден. Но мучимый раскаянием совести Трофим рассказывает невесте о своем преступлении. Она советует ему поступить, как велит народное поверье: пойти ночью на могилу убитого, там ему должно привидеться, когда и какая кара ждет его. На могиле Трофиму почудился голос, предсказавший ему кару через сорок лет. Время шло, Трофим стал крупным золотопромышленником, получил чины и ордена, но мысль о совершенном преступлении терзала его. Денежный вклад на постройку церкви на время успокоил совесть. Через много лет он посетил те места, где было совершено им преступление. Это снова взволновало его, и он стал искать успокоения у своего "ученого" сына. Сын уверяет его, что бога нет и смешно терзать себя мыслью о возмездии. В день сорокалетия убийства Трофим крайне взволнован, но день проходит благополучно. Он успокаивается, и начинается его безмятежная богатая жизнь.

В начале 1886 года вдова Н. П. Костомарова попросила Толстого написать статью о легенде "Сорок лет" для сборника, посвященного ее мужу. Тогда только Толстой прочитал эту легенду, и история эта произвела на Толстого "ужасающее" впечатление, какое, по мнению Толстого, "она должна производить на всякого простого русского человека" (85. 317).

"Это превосходная вещь", - писал Толстой (85. 308) и решил издать ее в "Посреднике", начал исправлять "язык и кое-что". Исправив приблизительно треть легенды, Толстой прервал работу, считая, что легче будет пропустить через цензуру. Но желание продолжить правку не оставило Толстого. "Можно и должно, и мне очень хочется - немного, как мне надеется, улучшить ее" (85. 317). А. Л. Костомарова не дала разрешения печатать легенду в обработке Толстого. Она опасалась, что это помешает включить легенду в подготавливаемое ею собрание сочинений Костомарова.

Через два года Толстой вернулся к мысли издать легенду и рекомендовал Черткову издать ее в Лейпциге на четырех языках: русском, французском, немецком и английском. Но и этот проект не осуществился. Только в 1902 году редактор журнала "Образование" попросил Толстого для публикации легенду "Сорок лет". Толстой ответил 7 января 1902 г.: "Сорок лет" принадлежит не мне, а Костомарову. Мною приделан был конец, который я считаю более подходящим для народного чтения. Я ничего не имею против напечата-ния того, что приписано мною" (73. 183).

В журнале "Образование" (1902, № 2) опубликована легенда "Сорок лет" в обработке Толстого и с написанным им окончанием.

Много тем для народных рассказов Толстой нашел в русских народных легендах. Он много их знал и, по свидетельству В. И. Алексеева, любил излагать свои философские положения в форме сравнений и примеров.

Сам Толстой народные свои рассказы называл народными легендами и говорил: "Это я у народа взял и народу отдал".

О вреде пьянства - легенда Афанасьева "Горький пьяница". Существуют варианты, приписывающие черту происхождение винокурения.

Оба варианта - белорусский и татарский - послужили основой рассказа Толстого "Как чертенок краюшку выкупал", а затем и пьесы "Первый винокур". Не изменяя ни содержания, ни композиции, Толстой развил сюжет, скупые фразы подлинника разрослись в небольшие художественные сцены с сохранением нередко дословного текста подлинника.

В 1914 году И. Калинников записал в Орловской губ. от 103-летнего Ермола Серегина сказку "Мужик-винокур" ("Ежемесячный журнал", 1916, № 6). Совпадения ряда эпизодов, и особенно окончание, близкое к толстовской пьесе, дают основание полагать, что в устах народного сказителя она преобразилась в сказку.

Через 15 лет после первой публикации рассказа Толстого "Крестник" ("Книжки недели", 1886, № 4) появилась в печати галицко-русская сказка*, представляющая новую версию легенды о крестном сыне. На разительные совпадения с рассказом Толстого обратил внимание А. Кадлубовский, убедительно доказавший, что записанная значительно позднее галицко-русская сказка - не что иное, как рассказ Толстого "Крестник".

*(Сборник статей в честь В. П. Бужкула. Харьков, 1913 - 14.)

В рассказе "Крестник" есть эпизод о медведе, которому чурбан не дал полакомиться медом. Такой сюжет не встречается в репертуаре известных русских сказителей, не встречается и в сказках народов нашей страны. Возможно, первой фиксацией его в России были путевые записи И. И. Лепехина, изданные в 1781 году ("Дневные записи путешествия Ивана Лепехина по родным провинциям русского государства в 1778 году". СПб, ч. 1, 1781, с. 183). Но оказался он в башкирском фольклоре.

В путевых записках И. И. Лепехина, изданных в 1781 году, автор излагает этот факт как документальный рассказ о смекалке башкирских бортников, использующих подвешенное перед мешком борта с пчелиной семьей бревно в качестве своеобразного замка, защищающего мед от медведей.

Как повествование о реальном быте рассматривает такой факт А. И. Лазарев ("Предания рабочих Урала как художественное явление". Челябинск, 1970, с. 98.)

Запись сделана в 1964 г. в селе Иргизда Бурзянского района Башкирии. Сообщил это автору проф. Барагу в Уфе. В книге "Истребители колючек. Сказки, легенды и притчи современных ассирийцев" (М., 1974, с. 232) автор статьи Грибушин. Грибушин сообщает, что ему довелось слышать такой сюжет в виде новеллистической сказки в русской среде без отношения к Башкирии.

Откуда Толстой узнал его, установить не удалось. Буду еще искать.

Три песни горцев включил Толстой в повесть "Хаджи-Мурат". Для этого произведения Толстой специально отбирал песни, бытующие в той среде, которую изображал. В 1875 году Толстой читал "Сборник сведений о кавказских горцах". Опубликованные там песни привели его в восторг. Тогда же он писал Фету (октябрь 1875 г.) о чтении "поэтических сокровищ необычайных" и приложил к письму тексты трех песен, две из них чеченские и одна аварская. Фет тогда же переложил их в стихи, и в январской книжке "Русского вестника" за 1876 год они напечатаны под заглавием: "Песни кавказских горцев". Спустя 25 лет, перечитывая тот же сборник со специальной целью ознакомиться с жизнью, бытом, характером и особенностями народа и мест, о которых предстояло писать, Толстой вновь пленился этими песнями. "Чудные песни о мщении и удальстве", "прелестная песня", отмечал Толстой на отдельных листках рукописей "Хаджи-Мурата". Две из них вошли в повесть. Кроме них в "Хаджи-Мурат" введена еще колыбельная песня, которую поет мать Хаджи-Мурата. Колыбельная песня рассказывает о происшедшем в первые дни после рождения Хаджи-Мурата. Мать его отказалась идти в кормилицы к сыну ханши, и отец, рассерженный ее отказом, ранил ее кинжалом в грудь; она приложила к ране своего мальчика, и "рана зажила без трав и кореньев, и мальчик вырос джигитом" - говорилось в песне. Воспоминания Хаджи-Мурата о детстве воскрешали в его памяти эту поэтическую песню. Хаджи-Мурат вспоминает ее, рассказывая Лорис-Меликову о своей жизни, она же вспоминалась ему в последний день жизни, перед бегством в горы.

Вторая песня - это песня о мщении: "Высохнет земля на могиле моей...", поет ее Ханефи, который был связан с Хаджи-Муратом горским законом кровной мести. Благодаря связи содержания песен с эпизодами жизни героя песни тематически входят в самое содержание повести.

И здесь, как и в других случаях, при включении песен Толстой характеризует пение: Ханефи "знал много горских песен и хорошо пел их... Голос у Ханефи был высокий тенор и пел он необыкновенно отчетливо и выразительно".

Отмечен "торжественно-грустный напев песни, которая заканчивалась протяжной замирающей нотой". Эта песня особенно нравилась Хаджи-Мурату, он всегда слушал ее с закрытыми глазами и, когда кончалась, говорил: "Хорош песня, умный песня".

Еще теснее связана с характером и участью героя другая горская песня - песня о Гамзате. По первоначальному замыслу в повесть должен был войти весь ее текст, но в процессе работы Толстой отказался от этого замысла и ограничился кратким изложением содержания песни: "В песне говорилось о том, как джигит Гамзат угнал со своими молодцами с русской стороны табун белых коней. Как потом его настиг за Тереком русский князь и как он окружил его своим, как лес большим войском. Потом пелось о том, как Гамзат... бился до тех пор пока были пули в ружьях и кинжалы на поясах, и кровь в жилах". Толстой привел потом подлинный текст только окончания песни. Эту знакомую ему песню услышал Хаджи-Мурат утром перед самым бегством в горы, и она напомнила ему другую песню, сложенную его матерью. В черновой редакции роль песни о Гамзате была еще значительнее. Так композиционно объединил Толстой две песни: песню о рождении Хаджи-Мурата и песню, в которой как бы предвосхищено описание его смерти. В последние часы жизни, очутившись в том же положении, что и герой песни о Гамзате, Хаджи-Мурат дважды вспоминает ее. Так тесно слились горские песни с жизнью и судьбой главного героя кавказской повести Толстого.

Весной 1940 года в отделении литературы и языка АН СССР было совещание фольклористов. Идея-тема этого совещания - это издание всесоюзного фольклора. Алексей Николаевич Толстой в своем выступлении сказал, что речь идет о собрании народного творчества всех народов, находящихся в нашем государстве... Принцип тот, что мы наконец возвращаем народу в виде богатства издание этого замечательного "Свода фольклора". Прежде всего надо составить свод русского фольклора.

Намерение издать фольклор народов СССР созвучно глубокому интересу Л. Н. Толстого к искусству народа. "У народа есть своя литература - прекрасная, неподражаемая, но она не подделка, она выпевается из среды самого народа", - записал Л. Толстой в дневнике в 1851 году (46. 71).

Толстой видел в устном народном творчестве корень литературы. Если вновь возникает замысел издания "Свода фольклора народов СССР", можно думать, что фольклорные записи, сделанные Толстым, займут в нем достойное место.

Нельзя не остановиться и на цыганской народной песне, которую Толстой неоднократно вводит в свои произведения... Отразились здесь личные наблюдения и впечатления Толстого, его увлечение цыганским пением. В рассказе "Святочная ночь", сделав отступление, посвященное особенностям цыганской песни, автор просит извинения у читателя за отступление: "Я чувствовал, что оно неуместно, но любовь к этой оригинальной, но народной музыке, всегда доставлявшей мне столько наслаждения, преодолела" (3. 262-263). В "Святочной ночи" описано хоровое исполнение цыганами старинной песни "Слышишь". В рассказе "Два гусара" внимание автора сосредоточено на главных запевалах: на цыганке Стешке и цыгане Илюшке, аккомпанировавшем ей на гитаре и плясавшем под песню.

Отмечен "гибкий звучный из самой груди выливавшийся контральто" Стешки, "энергические сильные голоса и вскрикивания" в лад и такт хора и гудение басов. Характер исполнения передан также через чувства, переживаемые исполнителем, - через улыбку и смеющиеся глаза Стешки, которая "вся жила только в той песне, которую пела", и "все это задевало за какую-то звонкую, но редко задеваемую струну", (3. 166) и все присутствовавшие начинали подпевать хору или даже плясать вместе с цыганами.

И в "Святочной ночи", и в "Двух гусарах" цыганское пение - неотъемлемая часть сцены веселья.

По-иному звучит цыганское пение в "Живом трупе". На фоне цыганской песни Толстой показывает глубокие переживания Протасова.

Цыганская песня в творчестве Толстого - это не эстрадная цыганщина, вошедшая в быт позднее, а настоящие народные песни цыган и нередко русские народные песни, которые в те времена входили в репертуар цыганских хоров.

"Я был счастлив, что смолоду любил русский народ и преклонялся перед ним... Я перед русским народом благоговею, у него религия, философия и искусство свои", - говорил Толстой в последние годы жизни.

Где бы ни был Толстой, в Ясной Поляне, в Крыму, на Кавказе, везде он наблюдал жизнь народа, сближался с ним и записывал бытовавший в народе фольклор.

Кавказские друзья Толстого: старый казак Епифан Сехин (Ерошка - в "Казаках"), чеченцы Садо Мисербиев и Балта Исаев (жители поселка Старый Юрт Терской области) обогатили фольклорные записи Толстого. С их слов Толстой записал приметы, поверия, сведения о народной медицине, песни и рассказы.

Заканчивая свое сообщение, подведу статистический итог всего сказанного.

В творчестве Толстого использованы, кроме русских, фольклорные произведения одиннадцати народностей России.

Легенды: украинская, башкирская, татарская, эпизод из башкирского предания.

Сказка литовская

Башкирское предание

19 песен

Включены в произведения:

59 народных песен. Из них: 40 русских, 1 украинская 1 аварская, 2 чеченские, 15 - цыганские;

Украинская "Виют витры" - "Набег" (3. 27); "Анастасья, Анастасья, отворяй-ка ворота" - "Декабристы" (17.

"Слышишь", "Ночка" - "Святочная ночь" (3. 262)

"Лен" - "Живой труп"

"Ночка" - "Живой труп", черновая редакция.

Список не закончен.

Публикация О. А. ГОЛИНЕНКО и Б. М. ШУМОВОЙ, ГМТ

https://arsvaleo.by работа врач гинеколог минск.
Двигатели для пылесосов в Новосибирске на ПриватКомлайн.