И. М. Фильштинский. Сказочная утопия

Сказка об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском из «Тысячи и одной ночи»

Большинство рассказанных Шахразадой царю на протяжении тысячи и одной ночи историй (если не считать короткие анекдоты или притчи) представляют собой довольно пеструю смесь типологически, стадиально и жанрово разнородных элементов, нанизанных создателями этого памятника народной словесности на некую нить более или менее единой фабулы. Однако в этом общем потоке фантазии, жизненных наблюдений и назиданий можно выделить некоторое количество текстов, поражающих изяществом композиции, стройностью фабулы, единством тона и мировосприятия. В число этих шедевров арабской народной прозы, несомненно, входит сравнительно небольшая «Сказка об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском», по всей вероятности созданная на позднем этапе формирования свода в Египте, когда арабские рассказчики стремились сочетать в своих историях детализированное описание жизни, фантастику и назидание.

Интересна эта сказка отнюдь не своим «реализмом»— он не выходит за пределы обычного для «Тысячи и одной ночи» клишированного бытописательства,— но двуединством дидактики и фантастики, заставляющим предполагать в ее создателе человека с широким кругозором и философским мышлением. Приведем изложение текста с частичным цитированием.

Бедный рыбак по имени Абдаллах (раб Аллаха) имел большую семью и «не владел ничем, кроме сети». Когда у него родился десятый ребенок, он отправился на ловлю и закинул сеть, моля Аллаха «сделать надел этого младенца легким, нетрудным, обильным, нескудным». Однако рыбаку весь день не везло. «Он удивился про себя и сказал: „Разве Аллах сотворил этого новорожденного без надела? Этого никогда не бывает, ибо тот, кто прорезал углы рта, взял на себя его надел. Аллах великий щедр и наделяет"». По пути домой рыбак проходил мимо лавки хлебопека, также Абдаллаха, который, угадав его нужду, дал ему хлеба для семьи и денег.

На следующий день рыбака снова постигла неудача. «Дойдя до пекарни, он увидел лавку и ускорил шаг, стыдясь хлебопека», но хлебопек снова его позвал и щедро снабдил хлебом и деньгами. Так продолжалось сорок дней, «а на сорок первый день он сказал жене: „Мне хочется разорвать эту сеть и отдохнуть от этой жизни"». Однако жена, неустанно уповавшая на щедрость Аллаха, уговорила его снова отправиться на ловлю. На этот раз рыбак вытащил тяжелую сеть и обнаружил в ней мертвого осла. Отправившись в другое место, он снова закинул сеть и на этот раз нашел в ней человеческое существо. «И рыбак подумал, что это ифрит из ифритов господина нашего Сулеймана, которых он заточал в медные кувшины и бросал в море. И когда один из кувшинов разбился от множества лет, этот ифрит освободился из него и оказался в сети. И рыбак побежал от него и стал говорить: «Пощади, пощади, о ифрит Сулеймана!" И человек закричал ему из сети и сказал: „Пойди сюда, о рыбак, не убегай от меня, я потомок Адама, как и ты. Освободи же меня, чтобы получить за меня награду"».

Пока перед нами обычный зачин сказки о бедном рыбаке и чудесном улове, встречающийся и в других текстах «Тысяча и одной ночи» («Сказка о рыбаке и духе», «Сказка о рыбаке Халифе»), и в сказках других народов, вплоть до пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке». Однако интересно, что сюжет о заточенном Сулейманом в кувшин ифрите (джинне), изложенный в ранней индоиранской «Сказке о рыбаке и духе», является для Абдаллаха некой живущей в его сознании мифологемой.

Выясняется, что в сеть Абдаллаха попал «человек из детей моря», также носящий имя Абдаллах. «Я гулял, и ты бросил на меня сеть,— говорит он.— Мы люди, повинующиеся законам Аллаха, и заботимся о тварях Аллаха великого, и, если бы я не боялся и не страшился оказаться среди ослушников, я бы порвал твою сеть, но я согласился на то, что судил мне Аллах. А ты, если освободишь меня, станешь моим владыкой, и я стану твоим пленником. Не хочешь ли ты освободить меня, стремясь к лику великого Аллаха, и заключить со мной соглашение? Ты будешь моим другом, и я буду приходить к тебе каждый день в это место, и ты будешь приходить ко мне и приносить мне подарок из плодов земли — у вас ведь есть виноград, смоквы, арбузы, персики, гранаты и другое, и все, что ты мне принесешь, будет от тебя принято. А у нас есть кораллы, жемчуга, топазы, изумруды, яхонты и другие драгоценные камни. И я наполню тебе корзину, в которой ты принесешь мне плоды, дорогими металлами из драгоценностей моря» (частое в «Тысяче и одной ночи» отражение «торгового опыта» с заморскими странами).

Рыбак отпускает жителя моря, пообещавшего вознаградить его, но потом раскаивается в этом. «Если бы я оставил его в сети, я бы его показывал людям в городе и брал за это деньги от всех людей и входил бы с ним в дома знатных». И говорит себе: «Ушла твоя добыча у тебя из рук!»

Но Абдаллах морской вскоре возвращается с богатыми дарами. Рыбак отправляется на рынок драгоценных камней, но староста рынка, удивившись его богатству, велит его схватить и отвести к царю, утверждая, что он грабитель, укравший драгоценности царицы. Когда недоразумение выясняется, царь восклицает: «О мерзавцы, разве вы считаете слишком многим благоденствие правоверного? Почему же вы его не спросили? Может быть, Аллах великий наделил его, когда он не ожидал? Как же вы объявляете его разбойником и позорите его среди людей! Уходите, да не благословит вас Аллах».

Выслушав историю рыбака, царь (также Абдаллах), хорошо знающий общественные нравы своего времени, говорит: «О человек, это твоя воля, но для денег нужен сан. Я защищу тебя от господства людей в эти дни, но, может быть, я буду низложен или умру, и власть получит другой, и тогда он убьет тебя из любви к земной жизни и из жадности. Я хочу женить тебя на моей дочери и сделать тебя моим везиром и завещать тебе власть после себя, чтобы никто не хотел обидеть тебя после моей смерти».

Так и происходит, семью рыбака с почетом препровождают во дворец, он женится на царской дочери и становится везиром правой стороны.

После этого рыбак снова встречается с жителем моря и, получив от него дары, вознаграждает хлебопека, которого царь, услышав от рыбака о его щедрости, делает везиром левой стороны. Дружба двух Абдаллахов-побратимов продолжается. Целый год землянин ежедневно отправляется на берег моря с корзиной, полной плодов, «и приносит ее обратно полной драгоценными камнями и металлами».

Однажды друзья беседовали, «пока речь не дошла до упоминания о могилах. И морской сказал: "0 брат мой, говорят, что пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, похоронен у вас на суше. Знаешь ли ты, где его могила?"— "Да",— ответил рыбак. "В каком же она месте?"— спросил Абдаллах морской. И рыбак ответил: "В городе, который называется ат-Тайиба (благая, эпитет города Медины.— И. Ф.) ".— "Посещают ли его люди, обитатели суши?"— спросил морской. И когда рыбак сказал: "Да", он воскликнул: "Во благо вам, о обитатели суши, посещение этого пророка, благородного и милосердного, посещающие которого заслужили его заступничество! А ты посещал ли его, о мой брат?"— "Нет,— ответил рыбак,— я был болен и не имел денег, чтобы истратить их столько в дороге, и я разбогател только тогда, когда узнал тебя, и ты пожаловал мне это благо. Но теперь мне обязательно надо посетить его и совершить паломничество к священному дому Аллаха. Меня удерживала от этого только любовь к тебе — я не могу с тобой расстаться ни на один день".— "Разве ты ставишь любовь ко мне впереди посещения могилы Мухаммада (да благословит его Аллах и да приветствует!), который заступится за тебя в день смотра перед Аллахом и спасет тебя от огня, и ты войдешь в рай благодаря его заступничеству, и разве из любви к земной жизни ты пренебрежешь посещением могилы твоего пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и да приветствует!)"— спрашивал морской. И рыбак молвил: „Нет, клянусь Аллахом, посещение его стоит у меня впереди всех вещей, но я хочу получить от тебя разрешение посетить его в этом году".— "Я дам тебе разрешение его посетить,— сказал морской,— и когда ты встанешь над его могилой, передай ему от меня весть. У меня есть для него залог: войди со мной в море, и я сведу тебя в мой город, и введу ко мне в дом, и угощу тебя, и дам тебе этот залог, чтобы ты положил его на могилу пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. И ты скажи ему: "О посланник Аллаха, Абдаллах морской передает тебе весть. Он подарил тебе этот подарок, и он надеется на твое заступничество от огня"».

Натерев свое тело особым жиром, предохраняющим от потопления, рыбак вместе со своим другом отправляется в морское царство, «и они ходили с места на место, рыбак видел перед собой, и справа, и слева горы воды и смотрел на них и на всевозможных рыб, которые играли в море, одни — большие, другие — маленькие, и среди них были рыбы, похожие на буйволов, и рыбы, похожие на коров, и еще рыбы, похожие на собак, и рыбы, похожие на людей, и все рыбы, к которым они подходили, убегали при виде Абдаллаха земного. И он спросил морского: "О брат мой, почему это я вижу, что все рыбы, к которым мы подходим, убегают от нас?" И морской сказал: "Это из страха перед тобой, ибо все, что сотворил Аллах великий, боится сына Адама"».

Даже страшная рыба-дандан, готовая съесть Абдаллаха морского, падает замертво от одного крика его земного брата, ибо, «клянусь Аллахом, о брат мой,— говорит Абдаллах морской,— если бы этих рыб была тысяча или две тысячи, они не вынесли бы одного крика сына Адама».

Путники видят на своем пути город осужденных царем на безбрачие опальных девушек, лица которых «подобны лунам», волосы подобны волосам женщин, но у них «руки и ноги на животе и хвосты, как у рыб», и другие города, населенные мужчинами и женщинами такого же облика, только «у них не было ни продажи, ни покупки, как на суше, и они голые, с непокрытой срамотой», ибо в море нет материи. На вопросы землянина о брачных нравах жителей моря его друг отвечает: «Они не женятся, а тот, кому понравится какая-нибудь женщина, удовлетворяет с ней свое желание».— «Это дело недозволенное,— сказал рыбак,— почему же они не сватаются, не вносят приданого, не устраивают свадьбы и не женятся так, как угодно Аллаху и его посланнику?» И Абдаллах морской сказал: «Мы не все одной веры. Среди нас есть мусульмане-единобожники, и есть среди нас христиане, евреи и другие, и женятся среди нас больше всего мусульмане».

Абдаллах морской показал землянину 80 городов, «и жители одного города были непохожи на жителей других городов». «Если бы я тысячу лет показывал тебе каждый день тысячу городов и в каждом городе показывал тебе тысячу диковин,— говорит Абдаллах морской,— я бы не показал тебе и одного кирата из двадцати четырех киратов городов моря и его чудес».

Но землянин пресыщен виденными им чудесами, и надоело ему есть единственную морскую пищу — сырую рыбу. Завершая свое странствие, он выражает желание посетить город своего друга, где жена и дети Абдаллаха морского и царь той страны дивятся ему, бесхвостому, и потешаются над ним, называя его «куцым». Получив щедрые дары от царя и кошелек с золотом, который он должен был доставить на могилу Пророка, от своего друга, землянин направляется в обратный путь. Именно тут наступает кульминационный эпизод, в котором сопоставление двух разных миров принимает форму неразрешимого конфликта, «и рыбак услышал по дороге пение и увидел торжество и разложенную трапезу, и люди ели и пели в великой радости. Абдаллах земной спросил Абдаллаха морского: "Что это люди в великой радости, разве у них свадьба?"— "У них не свадьба,— отвечал морской,— но у них кто-то умер".— "А разве когда у вас кто-нибудь умирает, вы радуетесь, поете и едите?"— спросил Абдаллах земной, и морской сказал: "Да. А вы, о люди земли, что вы в этом случае делаете?"— „Когда у нас кто-нибудь умирает,— ответил земной,— мы печалимся о нем и плачем, и женщины бьют себя по лицу и разрывают на себе одежды от печали по тем, кто умер". И Абдаллах морской вытаращил на Абдаллаха земного глаза и сказал: „Давай сюда залог". И рыбак отдал ему, и тогда морской вывел его на землю и сказал: "Я разрываю дружбу с тобою и привязанность к тебе, и после этого дня ты меня не увидишь и я тебя не увижу".— "Зачем эти слова?"— спросил Абдаллах земной, и морской сказал: "Разве вы, люди земли, не залог Аллаха?"— "Да",— ответил земной. И морской сказал: "Не легко же вам, когда Аллах берет свой залог, и вы плачете о нем, и как же я дам тебе залог Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, если вы, когда приходит к вам новорожденный, радуетесь ему, хотя Аллах великий вкладывает в него душу как залог, а когда он берет ее, как это может быть для вас тяжело и почему вы плачете и печалитесь? Нет нам в товариществе с вами нужды"».

Когда землянин, возвратившись домой, рассказал царю о своем путешествии и передал слова Абдаллаха морского, царь сказал: «Ты ошибся, сказав ему об этом». Житель моря больше не отзывался на зов своего земного друга, а тот «потерял надежду его увидеть и пребывал с царем, своим тестем, и с домашними в наирадостнейшем положении, творя благие дела, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний и они все не умерли».

Сказка состоит из двух имеющих множество аналогов в других текстах «Тысячи и одной ночи» частей. Первая — традиционная для египетского слоя свода история о чудесным образом разбогатевшем и возвысившемся бедняке, вторая — модификация многочисленных, на все лады варьируемых в «Тысяче и одной ночи» рассказов о путешествиях в диковинные страны, разработанная в виде сюжета о посещении морского дна. Казалось бы, все компоненты фабулы не только хорошо известны, но даже достаточно «банальны». Однако имплицитно выраженное в описываемых событиях нравоучение, а также стилистика и тон сказки явственно отличают ее от других аналогичных историй.

В тексте сказки есть некоторые противоречия. Так, Абдаллах морской вначале рекомендует себя «сыном Адама», а во время морского путешествия просит землянина защитить его от хищной рыбы-дандан, которая боится сынов Адама, тем самым исключая себя из их числа.

В начале сказки ничего не говорится о физиологических особенностях жителя моря, которые так поражают землянина во время путешествия. Но хотя эти детали, равно как четкое деление истории на два сюжета, должны были бы навести на мысль о ее разнослойности и множественном авторстве, однако при чтении этой пронизанной единым мироощущением и идейно целенаправленной сказки создается впечатление авторского высказывания, можно даже сказать, самовыражения некой личности, возможно переосмыслившей какой-то первоначальный материал в соответствии со своим умонастроением. Поэтому мы в своем анализе считаем возможным и правомерным исходить из концепции единого авторства сказки.

В отличие от других арабских рассказчиков — создателей «Тысячи и одной ночи» автора «Сказки об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском» не увлекает ни авантюрная сторона фабулы, ни фантасмагория, ни риторика. В сказке нет ни нагромождения головокружительных приключений и чудес, ни цветистых, вычурных описаний и стилистических изысков, столь характерных для арабской народной словесности. «Расхожие» сюжеты изложены в ней лаконично, простым языком назидательной притчи и обретают подчиненную функцию материала для выражения некоей идеи. Если не бояться «модернизирующего» термина, можно было бы назвать «Сказку об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском» философской повестью. Пожалуй, это единственная в своем роде сказка из «Тысячи и одной ночи», где традиционные сюжеты столь явственно обретают «вторую жизнь» на ином, отличном от наивного увлечения, занимательном и диковинном, уровне художественного мышления.

Фантастический элемент редуцирован в сказке до предела: никакими сверхъестественными возможностями (если не считать предохраняющей от воды мази) Абдаллах морской не обладает. Он просто обменивается со своим другом богатствами разных миров, и этот обмен благодеяниями основан лишь на парадоксальной разности и относительности систем ценностей — мотив, который обретает драматическую напряженность в кульминационной финальной сцене. Функция фантастики в сказке двойная: она мотивирует чудесный поворот судьбы добродетельного рыбака и формирует развернутую метафору состояния единого и вместе с тем разнообразного мира — творения Аллаха. Мир един — это подчеркнуто единообразием имен четырех персонажей сказки, ибо «рабы Аллаха — все братья», как говорит царь.

Морской «антимир» во многом сходен со своим земным прототипом, но вместе с тем до странности отличен от него. Тела жителей моря подобны человеческим, только ноги у них растут из живота и есть хвост. Живут они, подобно землянам, в городах, управляет ими султан, они, так же как земляне, различаются по конфессиям и пр. Вместе с тем у них много «диковинного»: нет одежды, едой (и «всеобщим эквивалентом») для них служит только рыба, немусульмане вступают в отношения с женщинами без бракосочетания, а мусульмане не слишком строго наказывают женщин за супружескую измену, и, наконец, они радуются смерти своих близких. Символично в этом смысле описание строительства жилищ, которые выдалбливают рыбы-клевальщики, выклевывая камень из скал, т. е. производя действие, прямо противоположное земному строительству, когда из камней воздвигаются дома. Как и в других историях из «Тысячи и одной ночи», здесь сказывается жизненный опыт купцов и мореплавателей халифата, да и просто горожан, не раз слышавших рассказы о диковинных нравах и обличьях жителей дальних стран.

Сопоставляя земной мир с загадочным морским царством и погружая своего героя в чуждую и опасную для него стихию, автор сказки до предела обостряет хорошо знакомую горожанам халифата ситуацию столкновения разных образов жизни, традиций и культур и превращает приключения Абдаллаха земного в метафору этой ситуации. Автор умело пользуется приемом, как мы бы сказали, «остранения», показывая нам диковины моря через восприятие землянина, при этом в отличие от других историй о путешествиях, где для рассказчиков на первый план выступают всяческие чудеса, которые описываются детально, с увлечением и неуемной гиперболизующей фантазией, здесь морские диковины сами по себе автора не очень занимают (лишь вскользь говорится о том, что чудеса моря многочисленнее чудес земных), они интересуют его в основном как причина недоумения землянина, поэтому он сообщает о них скупо, ограничиваясь лишь несколькими живописными штрихами, например: «У каждого мальчика был в руках малек рыбы, который он грыз, как человек грызет огурец».

Землянин дивится жизни обитателей моря часто в негативном ключе (его шокирует их нагота, ему противно поедание сырых рыб и т. д.), но ведь и он, «куцый», вызывает недоуменные насмешки обитателей морского дна. В этом отражена важная для жителей халифата проблема относительности сложившихся в различных странах обычаев и представлений и права на приоритет того или иного бытового или культурного стереотипа. А отсюда и еще более важный вопрос об обоснованности нетерпимости к инакому. Автор сказки очень тонко показывает обусловленность взаимных недоумений землянина и обитателей моря, тем самым ратуя за терпимость и признание права на существование чудных и непонятных форм жизни.

Эта точка зрения с очевидностью выявляется в финальном эпизоде, когда землянин, чьему недоумению и в какой-то мере неприятию увиденного автор и читатели до сих пор естественно сочувствовали, ничего не может возразить своему морскому другу, обличающему нелогичность и неправедность земного подхода к смерти, противоречащего сути мусульманского учения. Но для того чтобы понять значение финального эпизода, следует рассмотреть «мировоззренческий» аспект сказки.

Автор сказки, несомненно, ревностный мусульманин (формулы упования на милость Аллаха встречаются в ней многократно, превышая среднюю для «Тысячи и одной ночи» частоту повторения стереотипных формул этого типа). «Сказочность» этой сказки состоит не столько в фантастическом характере происходящих в ней событий сколько в утопичности создаваемой автором картины нравов: все основные персонажи — четыре Абдаллаха и жена рыбака — добродетельны и благородны.

В сказках Шахразады со сколько-нибудь развернутой фабулой важным компонентом обычно является некое злое начало (злые колдуны или иноверцы, коварные женщины и т. д.), движущие действие и создающие препятствие на пути героя. Функцию такого враждебного начала в «Сказке об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском» выполняет староста рынка ювелиров, который велит схватить рыбака, принесшего продавать полученные от морского друга драгоценности. Но и он это делает, так сказать, не со зла, а просто от недостатка понимания возможностей Аллаха (за что его и отчитывает царь), да еще потому, что старается выполнить приказ царя и найти грабителя, похитившего ожерелье царицы. Злое начало здесь редуцировано до минимума, необходимого для того, чтобы мотивировать дальнейшее развитие фабулы (знакомство Абдаллаха-рыбака с Абдаллахом-царем). Опасение царя, как бы его приемник не убил рыбака «из любви к здешней жизни и от жадности», также служит для мотивации его действий (из-за этого царь решает женить Абдаллаха на своей дочери и завещать ему власть).

В этом рассуждении царя о склонности людей к злу лаконично сформулировано понимание нравов властителей халифата, где господствуют произвол и бесправие, и знание ситуаций, многократно воспроизведенных в текстах «Тысячи и одной ночи». Оба теневых штриха — несправедливость старосты ювелиров и размышления царя о людском коварстве — как бы обрамляют появление царя в фабуле и подчеркивают его мудрость, праведность и благородство.

Главный персонаж сказки — рыбак Абдаллах обрисован несколько иначе, чем остальные персонажи. Он дан как бы крупным планом и в какой-то мере «изнутри». Художественное чутье автора и чувство жизненной правды заставляют его оттенить характер своего протагониста некоторыми человеческими слабостями. Так, после сорока дней неудачной ловли рыбак впадает в отчаяние. «На сорок первый день он сказал своей жене: "Мне хочется разорвать эту сеть и отдохнуть от такой жизни". И жена его спросила: "Почему?" И рыбак сказал: "Мой надел в море как будто прервался. До каких пор будет такое положение? Клянусь Аллахом, я растаял от стыда перед хлебопеком. Я больше не пойду к морю, чтобы не проходить мимо его пекарни, у меня нет другой дороги, как мимо его пекарни, и всякий раз, когда я прохожу, он зовет меня и дает мне хлеб и десять полушек. До каких же пор я буду у него одолжаться?!" И жена рыбака сказала: "Хвала Аллаху великому, который смягчил к тебе его сердце, и он дает тебе пищу. Что тебе в этом противного?" — "Ему следует с меня большое количество денег, и он обязательно потребует должное",— сказал рыбак. И жена спросила: "Разве он обидел тебя словами?"— "Нет, и он не соглашается свести со мной счет и говорит: "Когда придет к тебе благо". И его жена сказала: "Когда он с тебя потребует, скажи ему: "Когда придет благо, на которое мы с тобой надеемся".— "Когда придет благо, на которое мы надеемся?"— спросил рыбак. И жена сказала: "Аллах щедр!" И рыбак молвил: "Твоя правда!"»

Отпустив Абдаллаха морского, Абдаллах земной «стал раскаиваться, что освободил его из сети, и сказал про себя: "Откуда я знаю, что он ко мне вернется? Он только посмеялся надо мной, а я его освободил. Если бы я оставил его в сети, я бы его показывал людям в городе и брал за это деньги от всех людей и входил бы с ним в дома знатных". И он стал горевать о том, что выпустил Абдаллаха морского, и говорить себе: "Ушла твоя добыча у тебя из рук!"»

Но праведность торжествует, и в первом эпизоде добродетельная жена укрепляет веру рыбака в благость Аллаха, во втором его дурные мысли пресекает появление жителя моря, сдержавшего свое слово: «И когда он печалился, что выпустил его из рук, Абдаллах морской вдруг вернулся к нему с полными руками жемчуга, кораллов, изумрудов, яхонтов и драгоценных камней». Автор понимает законы «здешней жизни»— достаточно вспомнить рассуждения царя о необходимости защитить рыбака «от господства людей» — и как бы противопоставляет им свою утопическую «круговую поруку» добродетели, в которой объединяет великодушного и щедрого хлебопека, честного и совестливого рыбака, мудрого и справедливого царя и праведного жителя моря, не пожелавшего порвать сеть, дабы не препятствовать воле Аллаха, и побуждающего своего друга отправиться в хадж. Как известно, всякое представление о гармоничном и благом миропорядке неизбежно влечет за собой необходимость найти убедительную трактовку феномена смерти. По-видимому, представлению автора о праведном понимании жизни, основанному на уповании на всевышнего и осознании укорененности в нем человеческого бытия, противоречило обычное, принятое среди людей «естественное» отношение к жизни и смерти.

Финальный эпизод сказки в какой-то мере предвосхищается в предшествующем повествовании, где неоднократно говорится в негативном плане о приверженности к земной жизни. «...Власть получит другой, и тогда он убьет тебя из любви к здешней жизни и из жадности»,— говорит царь. «Разве из любви к земной жизни ты пренебрегаешь посещением могилы твоего пророка Мухаммада?» — говорит Абдаллах морской, побуждая друга совершить паломничество, во время разговора, служащего завязкой ко второй, основной части сказки.

Автор считает, что из последовательного исповедания мусульманской веры логически вытекает отношение к смерти, прямо противоположное общепринятому: «...вы, когда приходит к вам новорожденный, радуетесь ему, хотя Аллах великий вкладывает в него душу как залог, а когда он берет ее, как это может быть для вас тяжело и почему вы плачете и печалитесь?» Это, казалось бы, наивное рассуждение вырастает из высокой культуры религиозно-философской мысли, оно прямо или косвенно навеяно идеями неоплатоников и заимствовавших многое из их учения суфиев, представлявших себе путь души как эманацию божественной субстанции, нисходящей в феноменальный мир, и затем обратное ее восхождение к своей первооснове.

Прямое соответствие идеям неведомого автора сказки мы находим у замечательного мыслителя аль-Газали (1058—1111), считавшего рождение человека событием горестным, поскольку душа оказывается исторгнутой из обители блаженства, а смерть — событием радостным, поскольку душа освобождается из пленения в человеческом теле. Поэтому оплакивание умершего представлялось ему проявлением невежества.

Трудно сказать, в какой мере автор сказки был знаком с философской литературой или подвержен влиянию суфийского учения. Как бы то ни было, описанный в сказке обычай жителей моря (тоже своего рода утопия) и мудрые рассуждения Абдаллаха морского, несомненно, теми или иными путями восходят к неоплатонической и мистической мысли арабского средневековья.

Знаменательно, что землянин ничего своему другу не возражает, а царь, выслушав рассказ вернувшегося Абдаллаха земного, только замечает: «Ты ошибся, сказав ему об этом». Эту фразу можно трактовать по-разному, но скорее всего она — упрек в неосмотрительности, вследствие которой Абдаллах земной утратил уважение друга и выгодную для него дружбу жителя моря. Во всяком случае, никакого возражения аргументам Абдаллаха морского она не содержит и тем самым является дополнительным подтверждением того, что при помощи остраненного изображения «диковинного» обычая жителей моря автор сказки выразил свою мечту о гармоничном, логически завершенном, праведном восприятии миропорядка, включающего в себя момент смерти как необходимый и благой этап в бытии души.

«Сказка об Абдаллахе земном и Абдаллахе морском» вызывает в сознании русскоязычного читателя неизбежную ассоциацию со знакомой с детства «Сказкой о рыбаке и рыбке». Нам неизвестно, существует ли какая-либо прямая или косвенная связь послужившей Пушкину источником немецкой сказки с арабским сюжетом. Однако сходство фабулы пушкинской сказки с рассматриваемым нами текстом очевидно: удивительное морское существо, попавшее в сети рыбака и великодушно отпущенное им в море, обещание благодарного пленника вознаградить рыбака за это, блага, которые бедняк обретает благодаря этому чудесному улову, и, наконец, гнев возмущенного морского существа в конце сказки и «разрыв отношений»; пушкинский рыбак, так же как Абдаллах земной, приходит на берег моря «кликать» свою благодетельницу и так же тщетно ждет ее в конце.

Интересно сопоставить финальные эпизоды этих двух сказок. Если благочестивый Абдаллах морской порывает со своим другом, возмутившись неправедным, с его точки зрения, пониманием смысла смерти обитателями земли, то пушкинская рыбка разрывает «узы благодарности», когда рыбак, вернее, его старуха выражает желание, чтобы она (рыбка) «сама ей служила и была бы у нее на посылках». В различии этих двух концовок, как в капле воды, отражены системы ценностей двух далеко отстоящих друг от друга как во времени, так и в пространстве культур. Для благочестивого средневекового мусульманина невозможна дружба с человеком (людьми), искаженно трактующим соотношение преходящего и вечного и тем самым нарушающим строй бытия. Пушкинская рыбка принадлежит «свободной стихии», для нее неприемлемо покушение на ее «волю». Оба автора пользуются сходным сюжетом, чтобы защитить основополагающие для них ценности: средневековый арабский автор — преданность Аллаху, Пушкин — свободу.