Наши маршруты (В. Данилевский)

Первая Всесоюзная конференция сторонников мира закончилась. Павлу Петровичу необходимо было немного задержаться в Москве, а я спешил в Ленинград. Мы договорились, что через несколько дней встретимся на берегах Невы.

Во всех письмах за последние годы Павел Петрович неизменно выражал желание побывать в городе Ленина. Много раз мы договаривались об этой встрече.

Еще на исходе 1947 года Павел Петрович писал мне: "Хотелось бы повидаться с Вами и посмотреть на нынешний Ленинград... откладывать не приходится все по той же причине нарастания годовых ступеней". Письмо заканчивалось обещанием: "Итак, надеюсь, что новый год принесет мне встречу с Вами в Ленинграде".

Прошел еще год. При каждой из наших встреч в Москве назначались новые сроки для поездки Бажова в Ленинград, а она все откладывалась. Вот почему и на этот раз у меня не было окончательной уверенности в том, что ничто не помешает включить в число наших маршрутов еще один - ленинградский.

Совместных маршрутов у нас было много. Где только не пришлось нам побывать вместе!

Начались наши маршруты в 1942 году поездкой в родные места Павла Петровича. Побывали мы в Полевском, где он начал свой жизненный путь. Поднимались на Думную гору, у подножия которой стремительно течет Полевая, на чьих берегах проходила юность писателя, овеянная его теплыми словами о дедушке Слышко - хранителе тайных сказов уральских рабочих. Взбирались мы на Азов-гopy, с которой так хорошо видны величавые просторы Среднего Урала, его горные цепи, бегущие грядами с холодного севера на далекий юг.

Как-то особенно легко дышалось здесь, на шестисотметровой высоте. Веял ветер, необычайно легкий, неповторимый, о котором и понятия не имеет тот, кто не побывал на горных вершинах Урала.

Остановившись на отмеченной триангуляционным знаком самой высокой точке Азов-горы, творец бессмертных уральских сказов говорил о древней и новой славе Урала. И казалось, не с нами говорит, а со всем родным Уралом, со всей нашей необъятной страной.

Простой и скромный, в своей неизменной темно-синей куртке и легких сапогах, поглаживая бороду, Бажов стоял под жарким июльским солнцем на командной высоте древнего Каменного пояса, превращенного в мощный арсенал Страны Советов.

А там, внизу, виднелись огромные корпуса заводов, раскинувшиеся на обновленной земле, дождавшейся того часа, о котором мечтал вещий человек Соликамский, говоривший:

"Будет и в нашей стороне такое времечко, когда ни купцов, ни царя даже званья не останется".

Побывали мы тогда и на Гумёшках, где, по преданию, скрывалась Хозяйка Медной горы. Не забыли заглянуть на Зюзельку. А потом через Косой брод отправились в обратный путь. Посидели здесь у Чусовой, поглядели по пути на старательские шурфы. И везде видели созидательный труд советского человека, изумительным певцом которого был Бажов.

Много и других наших маршрутов навсегда сохранится в моей памяти. В их числе неоднократные поездки в Нижний Тагил, где когда-то творцы хрустального лака посрамили немца Двоефедю и где теперь новые люди - люди советские, далеко превзойдя сказочных богатырей, творили великие дела.

Побывали мы на знаменитой железорудной горе Высокой и на Красном камне, поглядели на берега, с которых начал свой легендарный путь в Сибирь Ермак с его мужественной дружиной.

Миновав Черноисточенский завод, съездили на Уральский главный хребет - в Висимо-Шайтанский завод, на родину Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Везде Павел Петрович встречался и беседовал с сотнями людей. К нему приходили прославленные рабочие и мастера, инженеры и директора заводов.

Часто мы видели у себя в гостинице оживленные лица ребят, пришедших, чтобы пригласить Бажова в свою школу. Постоянно приходили начинающие писатели. Очень много было встреч с партийными работниками, с которыми Павел Петрович особенно любил беседовать.

Для всех он находил доходчивое слово, всем охотно помогал, радуясь встречам с людьми, общению с народом.

После каждой такой поездки я возвращался все более обогащенным и тем, что видел в чудесных уральских местах, и тем, что слышал от друга, хорошо знавшего Урал и его людей.

Вот почему по возвращении из Москвы я ждал теперь с таким нетерпением Бажова, чтобы начать наш новый маршрут.

И как ни знаю я Ленинград, как ни много в нем у меня своих любимых уголков, я думал, поджидая Павла Петровича, о том, что этот новый маршрут, лучше всех известный мне, обогатит меня, как и все прежние, пройденные вместе с Бажовым.

Через три дня после моего возвращения из Москвы я уже встречал на Московском вокзале в Ленинграде Павла Петровича с Валентиной Александровной, верной спутницей всей его жизни.

Глядя на него, выходящего из вагона "Красной стрелы", я невольно вспомнил о том, как недавно он писал мне:

"Аппетит к работе не погас, а возможности сильно ослабели... Нарастание идет быстрей, чем можно было ожидать. Годовые ступени, оказывается, в моей лестнице неровные".

Выйдя из здания Московского вокзала, Павел Петрович остановился и задумчиво сказал:

- А ведь занятно, вроде как по первопутку! Где только не довелось побывать, даже в старом Петербурге, а Ленинграда так и не видал.

Когда мы уселись в машину, я попросил шофера ехать быстрее, чтобы гости могли позавтракать и отдохнуть с дороги.

- А нельзя ли помедленнее, - заметил, усмехнувшись, Бажов. - Куда нам спешить? Поехать бы к Финляндскому вокзалу.

Несмотря на то что ему уже пошел восьмой десяток, Павел Петрович оставался жизнерадостным, деятельным, неутомимым, всегда стремящимся вперед.

- Ну что ж! К Финляндскому так к Финляндскому.

По Невскому и Литейному проспектам, через Литейный мост мы приехали на площадь, где запечатлен на вечные времена образ Ленина.

Долго стоял здесь Бажов, глядя на величественную фигуру вождя.

Затем, по требованию Павла Петровича, мы были в Музее Ленина и осматривали исторический броневик, на котором изображен у Финляндского вокзала Ленин, произносящий свою первую речь по возвращении в Россию...

От дома, где помещался когда-то штаб революции, а теперь находится Музей С. М. Кирова, мы направились к набережной, где Большая Невка отделяется от Невы.

Перед нами высился пришвартованный к стенке легендарный крейсер "Аврора".

Павел Петрович подошел к часовому, стоявшему на набережной, и со своей теплой, чуть лукавой улыбкой спросил:

- А с часовым разговаривать можно?

Нахимовец сперва подтянулся и деловито посмотрел на нас, а потом молодость взяла свое. Глядя на Павла Петровича, он по-детски улыбнулся и сказал:

- Разговаривать нельзя.

Потом, - видно, уж очень его заинтересовал Бажов, - добавил:

- А спросить можно!

И тут же с мальчишеской хитрецой заявил:

- А я знаю, о чем вы меня спросите! О пушке?

Павел Петрович посмотрел на него из-под бровей, прикрывавших глаза, в которых играли веселые искорки.

- Правильно. Военный человек все должен знать. А часовой уж особенно...

На следующий день мы были в Зимнем дворце и осматривали Малахитовый зал.

Пострадавший от гитлеровских бомбардировок, этот зал непосредственно связан с одним из лучших сказов Бажова.

За окнами легко серебрились синие просторы величавой Невы. На противоположном берегу видны были приникшие к земле бастионы Петропавловской крепости, в казематах которой царское правительство тщетно пыталось задушить революционную мысль.

А здесь, перед нами, во всем его великолепии было это единственное в своем роде творение крепостных мастеров. Здесь все говорило об изумительном искусстве тех, кого воспевал в своих сказах Бажов.

Легко возвышались у продольных стен малахитовые колонны, парами поддерживавшие лепной потолок. Посредине боковых стен расположились выложенные малахитом камины, глядя друг на друга через весь зал. Огромные зеркала, установленные над каминами, как бы раздвигали перспективу, отражая малахитовые колонны и пилястры, заменившие их у боковых стен.

Искусство творцов зала замечательно проявилось в том, как они здесь сумели все подчинить малахиту.

Они отодвинули как бы на второй план пышные капители и базы колонн и пилястров, изготовленные из литой золоченой бронзы. Также на второй план отходили и золоченая лепка потолка и покрытая золотом затейливая резьба, в изобилии обрамлявшая шесть высоких двустворчатых дверей, отделанных бронзой с золотом.

Как полотно великого мастера не может быть заслонено самой пышной и затейливой рамой, окружающей его, так и здесь весь этот блеск, все это золото лишь подчеркивало неповторимое великолепие единственного в мире камня, встречающегося только на далеком Урале, в царстве Хозяйки Медной горы.

Мимо нас шли отдельные посетители, проходили гурьбой экскурсанты, которыми всегда полон Эрмитаж. Внимательно осматривая малахитовый зал с его богатствами, все они поглядывали на Павла Петровича, углубившегося в свои думы.

На всем окружающем его здесь была видна рука творцов, которым он посвятил свое проникновенное слово.

В отблесках малахитовых колонн и пилястров, казалось, видны лица горных мастеров из его сказов, постигших самое душу камня и умевших раскрывать его чары так, что они продолжают волновать и в наши Дни.

Огромная малахитовая ваза, стоявшая в простенке между окон, вызывала совершенством своих форм и подбором рисунка малахита мысль о бессонных ночах Данилы, мастерство которого было столь совершенным, что считалось народом вынесенным из чудесных подземных садов.

Павел Петрович остановился у стола с малахитовой столешницей. В ее полированной поверхности отражался, усиливая природную игру камня, своеобразный рисунок стоявшей на столе шкатулки.

Сентябрь в Ленинграде обычно хорош. На этот раз он был великолепен. За две недели пребывания Бажовых не пришлось увидеть даже малое облако.

- Самый солнечный город, оказывается, - не раз шутливо говорил Павел Петрович, усаживаясь в машину.

Две недели с утра до поздней ночи мы колесили по Ленинграду и его пригородам.

До Зеленогорска - по северному побережью и до Лебяжьего - по южному побережью Финского залива, пожалуй, не осталось сколько-нибудь примечательных мест, в которых не побывали бы мы в те дни.

Павел Петрович хотел увидеть буквально все, чем богат и славен Ленинград и его окрестности.

Мы совершили много поездок в заводские районы. Неоднократно проезжали через площадь, в центре которой возвышается величественная фигура Сергея Мироновича Кирова.

Внимание Павла Петровича привлекал поистине новый город, выросший за годы советской власти на старой питерской окраине, носящий теперь имя С. М. Кирова.

Шедшие на очередную смену рабочие Кировского завода не раз встречали Бажова у огромного портала, украшающего вход на этот завод-гигант.

На Выборгской стороне много раз видали его рабочие идущим вдоль Большой Невки.

И везде Бажов находил слово, идущее к самому сердцу людей созидания, людей труда.

В Белом зале Дома писателей состоялась его встреча с ленинградцами. Зал был переполнен. Послушать и повидать творца уральских сказов пришли писатели и ученые. Особенно порадовало Бажова то, что в зале он увидел и ленинградских рабочих.

В своем вступительном слове я сказал о том, что очень хотелось бы видеть поставленный рядом с малахитовой шкатулкой хрустальный ларец, заполненный сказами о мастерстве сынов питерского рабочего класса, которыми всегда был славен город Ленина.

- Хрустальный ларец - это очень хорошо, - сказал Бажов.

И тут же добавил, обращаясь к аудитории:

- А заполнять этот ларец придется вам!

Теплое его слово затем слушали затаив дыхание ленинградские ребята во Дворце пионеров. Выступление Бажова закончилось здесь тем, что вся аудитория, оставив свои места, побежала к писателю. Каждому хотелось, чтобы именно к нему было обращено хоть несколько слов творца "Малахитовой шкатулки". Десятки его книг были протянуты с просьбой сделать надпись об этом дне.

Много было и других встреч и бесед. Каждая из них оставила незабываемое впечатление у всех, кто видел и слушал Бажова.

Ленинград, 1952