(Башшар ибн Бурд (714-783). О поэте см. Арабская поэзия средних веков. Послесловие.)
"Как без любимой ночь длинна!.."
Как без любимой ночь длинна!
Весь мир скорее в вечность канет
Иль навсегда зайдет луна,
Чем милая моею станет.
На миг от боли я уйду,
Когда пригублю кубок пенный,
Когда поет в моем саду
Невольница самозабвенно.
Но как любимую забыть?
Забыть вовеки не сумею.
Когда б я мог любовь купить,
Я все бы отдал, что имею.
Я в бой пошел бы за нее
И защитил бы от печалей...
Но что ей рвение мое? -
Меня пред ней оклеветали.
В ночи бессонной я стенал,
Раздавленный ее презреньем,
"Убейда, - тщетно я взывал, -
Пускай к тебе придет прозренье!"
Я раньше плакал перед ней -
Струились слезы, плащ прозрачный, -
И говорил: "Среди теней
Давно бы стал я тенью мрачной,
Когда б отчаялся вернуть
Твою любовь когда-нибудь!"
Избавь скорее от мучений
Того, кто праведником был
И кто в часы полночных бдений
Аллаха славил и просил
Прощенья за грехи земные,
Но дни потом пришли иные,
И к полногрудой деве страсть
Такую возымела власть,
Что я забыл про все святыни,
Про час господнего суда,
И не раскаялся поныне,
И не раскаюсь никогда!
Как горько мне - ведь я влюблен,
И нет тебя, любимой, рядом.
Мечусь - как будто скорпион
Всю кровь мою наполнил ядом.
Боюсь, в последний путь меня
Проводит с воплями родня
И не дождусь я светлых дней
Великой милости твоей.
И если плакальщиц печальных
Увидишь и задашь вопрос,
Кто спит в носилках погребальных,
Ответят: "Умерший от слез.
Он был влюблен, но не любим,
И ныне смерть пришла за ним..."
"Пускай светила совершают круг..."
Пускай светила совершают круг,
Не суетись, живи спокойно, друг,
И не гонись за благами, а жди -
Пусть на тебя прольются, как дожди.
Не сетуй, что любовь уже ушла,
Ведь Умм Мухаммад так тебя ждала!
Пусть холодна сейчас она, как лед, -
Дай срок, - она сама к тебе придет...
...И вспомнил я: ты позвала меня,
И быстрый твой гонец загнал коня,
И был привратник пьян, и муж уснул.
К тебе я дерзко руки протянул,
Но ты сказала, отстранясь слегка;
"Доильщик не получит молока,
Коль с ласковой верблюдицей он груб,
Не распускай же, мой любимый, рук!"
Как горько мне, когда взгляну назад,
Протоку Тигра вспомню и Багдад,
Моей любимой щедрые дары,
Беспечность и веселые пиры
В кругу друзей, что были так щедры...
Клянусь, я не забуду той поры!
Все минуло... Прошла любовь твоя...
Живу невдалеке от Басры я,
Но, милая, тебя со мною нет,
В песках сирийских твой затерян след,
Кочевница, забыла ты уют.
Тебя несет породистый верблюд,
И если захочу тебя найти,
Твой муж злосчастный встанет на пути,
Забвение твое, и твой отказ,
И рок всесильный, разлучивший нас...
Не сетуй, друг, на быстротечность дней,
Смирись, уймись и не тоскуй по ней, -
Что делать, коль иссяк любви родник?
Любовь являла и тебе свой лик,
И взгляд ее мерцал, как лунный блик,
И сладко пел просверленный тростник...
Аллах, любимую благослови
За счастье юных лет, за дар любви!
Жемчужина пустынь, бела, светла,
Как ты сияла, как чиста была!
Твоих одежд коснуться я не смел
И сам - пред робостью твоей - робел.
О человек! Былого не тревожь.
Надежду потеряв, не жди, чтоб ложь
Слетела с губ той женщины святой,
Которая была твоей мечтой.
"К Башшару, что любит бесценные перлы..."
К Башшару, что любит бесценные перлы,
Жемчужные слезы скатились на грудь.
Он бросил поводья в печали безмерной,
Не может с друзьями отправиться в путь.
Друзья на верблюдицах быстрых умчались,
Остался Башшар - недвижим, одинок.
А слезы струились, текли, не кончались,
И плащ на Башшаре до нитки промок.
Он к месту прикован любовью и горем,
Великою силой губительных чар.
И плещутся слезы - жемчужное море,
И сердцем к любимой стремится Башшар.
Не может смежить он усталые очи,
Когда над землею сияет луна,
А если уснет, то к нему среди ночи
Во всех сновиденьях приходит она.
Та первая встреча... Мгновенное счастье...
Упал с ее плеч белоснежный бурнус,
Блестящие серьги, извивы запястья,
И губ удивительных сладостный вкус...
И стонет и шепчет Башшар исступленно:
"Приди поскорей, исцели от тоски!"
Но женщину муж караулит бессонно,
Меж ней и Башшаром пустыни пески.
Он выпил печали бездонную чашу,
С любимой ему не увидеться вновь...
По прихоти рока в спокойствие наше
Непрошеной гостьей приходит любовь.
Капризна любовь, как изменчивый ветер,
Она затевает с влюбленным игру,
И если счастливым он был на рассвете,
Несчастье ему принесет ввечеру...
Башшар... Не напрасно ли встречи он ищет?
Нашел ли он то, что упорно искал?
Пришел он однажды к ее становищу,
А страж на него, словно пес, зарычал.
Но понял Башшар, что сердиться не надо,
Вина караульного невелика -
Сожженный любовью встречает преграды
На подступах к сладкой воде родника.
Будь хитрым, Башшар, обуздай нетерпенье,
На помощь всю ловкость свою призови,
Проникни к любимой неслышною тенью
И ей, равнодушной, скажи о любви.
Скажи ей: "Взываю к тебе, словно к богу,
Любовью своей исцели мой недуг!
Ведь снадобья знахарей мне не помогут -
Умру я, несчастный, не вынесу мук.
Я в самое сердце тобою был ранен
И сдался без боя и духом ослаб.
Да где ж это видано, чтоб мусульманин
Томился в плену, как ничтожнейший раб?!
Так что же мне делать? Ответа я жду!
Помедлишь мгновенье - и мертвым паду".
"Не скорби и не сетуй, соседка моя..."
Не скорби и не сетуй, соседка моя, -
Всем живым уготована чаша сия.
Мой сынок, что был ясного солнца ясней,
Он во власти могилы, он пленник камней.
Я отныне чужой в этой жизни земной -
Опочил он, и смерть породнилась со мной.
И когда б не боялся я гнева творца,
Я бы плакал над сыном моим без конца!
И, клянусь, я у смерти бы вырвал его,
Коль могло бы судьбу изменить колдовство!
Не страшусь умереть, как испить из реки,
Где мы все наполняем водой бурдюки.
Не хочу выставлять мою скорбь напоказ,
Но о сыне скорблю каждый день, каждый час.
Вопли плакальщиц юных о нем говорят,
Стоны голубя раны мои бередят.
Я молчу, застывает слеза на глазах -
Отпусти мне грехи за терпенье, Аллах!
Но позволь, о господь, попенять в тишине
На великую боль, причиненную мне.
Повинуясь призыву судьбы, он ушел -
Удивленья достоин судьбы произвол!
Я, как птица, дрожу, что попалась в силок, -
Почему был жесток и безжалостен рок,
Почему эту юную жизнь не сберег
И задолго до срока прервал ее срок?..
Он был деревцем вешним, встречавшим зарю,
И на юношей ныне я с грустью смотрю.
Он увял, мой Мухаммад, мой нежный росток,
И на старости лет я теперь одинок.
Ароматным он был, как невесты венок,
Благовонным он был, как расцветший цветок.
Благородным он был, словно чистый клинок, -
Кто его на рассвете из ножен извлек?
Ускакал он, как всадник в предутренний час,
Захватив скакуна запасного для нас.
Предстоит нам за ним на закате идти,
Ибо нету для смертных иного пути.
Мы в недобром, неправедном мире живем -
Так чего же мы ищем, чего же мы ждем
И на что мы надеемся, толпы невежд,
Переживших разлуки и гибель надежд?..
И всегда я дрожу, пораженный бедой,
Кто б ни умер - младенец иль старец седой.
("Не скорби и но сетуй..." - Элегия насмерть сына.)
"Наступила ночь, и нрав твой вздорный..."
Наступила ночь, и нрав твой вздорный
Вновь низверг меня в пучину боли.
Обещанье, данное во вторник,
Оказалось ложью - и не боле...
Где я был - у врат ли Миксам в Басре
Или, может быть, в преддверье ада?
Этот взор и этот лик прекрасный,
А в речах медовых столько яда!
Я спросил: "Когда же будет встреча?"
На меня взглянула ты лукаво
И сказала: "Я ведь безупречна,
Так зачем же мне дурная слава?"
И любовь меня схватила цепко,
Стала новой мукой и бедою.
Закружилось сердце, словно щепка,
В ливень унесенная водою.
Ты сверкнула солнцем с небосклона,
Ты ушла, как солнце на закате...
От любви умру, неисцеленный,
Без твоих врачующих объятий.
Помрачила ты мой светлый разум,
Сохранивши свой - незамутненным.
Я пошлю к тебе гонца с рассказом
Обо мне, безумном и влюбленном.
Я любовь принес тебе в подарок,
Где же щедрость, где же дар ответный?!
Но, как видно, все пропало даром -
Я в толпе остался незаметный.
В ожерелье мне приснись янтарном,
Лик яви, откинув покрывало...
Я, глупец, твоим поддался чарам,
Ты меня совсем околдовала.
Если б я свою любовь развеял,
Отдал вихрям и ветрам свободным,
Ветер бы ее опять посеял,
И она дала бы в сердце всходы.
Утоли мне жажду хоть немного,
Дай воды из чистого колодца,
А когда предстанешь перед богом,
Доброта твоя тебе зачтется.
Чем была та встреча - лишь насмешкой,
Прихотью случайной и мгновенной?..
Предо мною будь хоть трижды грешной,
Все тебе прощу я, все измены.
Я не в силах побороть томленья,
Без тебя слабею, вяну, гасну.
Ты взойдешь ли, солнце исцеленья?
Не взойдешь - умру я в день ненастный...
"Назови своей любимой имя!" -
Говорят мне близкие порою.
Я хитрю, лукавлю перед ними,
Имени любимой не открою.
Лишь наедине с собой, в пустыне,
Славлю это имя, как святыню.
"Я долго к ней страстью пылал..."
Я долго к ней страстью пылал,
Преследовал и упрекал,
Но Хинд мне лгала ежедневно,
А я, - печальный и гневный, -
Придя на свиданье, рыдал,
Напрасно ее ожидал.
Была она неуловима,
Как легкое облачко дыма.
Друзья надо мной измывались,
Над страстью моей издевались,
Над жгучей любовною жаждой.
Но другу сказал я однажды:
"Чтоб ты подавился едой,
Чтоб ты захлебнулся водой
За эти поносные речи!
Аллах пусть тебя изувечит
За глупые эти советы,
За гнусные эти наветы"!
Но Хинд сожалений не знала,
Она надо мной колдовала,
Играла моею судьбой,
Обманами и ворожбой,
Как цепью, меня приковала,
Бальзама она не давала
Тому, кто от страсти зачах,
Стеная и плача в ночах,
Кто сердце, как двери, открыл
И Хинд в эти двери впустил.
О, дайте мне лук поскорей
И стрелы, что молний острей!
Жестокой любовью палимый,
Я выстрелю в сердце любимой,
Чтоб огненной страсти стрела
Холодное сердце прожгла!
Я раб моего вожделенья,
Которому нет завершенья.
Я раб с того самого дня,
Когда она мимо меня
В душистом своем ожерелье,
В одеждах, что ярко пестрели,
Прошла, колыхаясь, как лодка,
Скользящей и плавной походкой.
Ужель позабыть ты могла
Ту ночь, когда дымная мгла
На небе луну сожрала,
Когда ты моею была,
И был я и робким и страстным,
И вдруг пред рассветом ненастным,
Исхлестанный черным дождем,
Гонец постучался в наш дом,
Явился и спас нас двоих
От родичей гневных твоих...
Отдавшись любви, как судьбе,
Забыл я о Страшном суде,
И Хинд разлюбить я не волен -
Любовью и юностью болен...
И Хинд наконец мне сказала,
Слегка приподняв покрывало:
"Как ворон, сторожкая птица,
Что глаз любопытных боится,
Проникни во тьме, в тишине
Незримо, неслышно ко мне,
Чтоб люди тебя не видали
И после судачить не стали".
И, ночи дождавшись с трудом,
Проник я к возлюбленной в дом,
Но были мы оба жестоки,
И сыпались градом упреки,
И, руки воздев к небесам,
Воскликнул я: "Стыд мне и срам
За то, что я столько терплю
От девы, что страстно люблю!"
И Хинд, зарыдав, отвечала:
"О милый, ты выпил сначала
Горчайшее в мире питье,
Но дрогнуло сердце мое, -
Тебя я избавлю от пыток
И дам тебе сладкий напиток".
"О прекрасная Абда, меня исцели..."
О прекрасная Абда, меня исцели,
Уврачуй, как бальзам, и печаль утоли!
И не слушай наветов, чернящих меня,
Ибо тот, кто, по злобе другого черня,
Хочет выставить наши грехи напоказ,
Тот и сам во грехах и пороках погряз.
Ты поверь, что коварства в душе моей нет,
Я, поклявшись в любви, не нарушу обет.
Вероломство людей удивительно мне -
После смерти лжецы пребывают в огне.
Клятву верности я пред тобой произнес,
И омыл ее чистыми каплями слез,
И вонзил эту клятву, как нож, себе в грудь -
Для того ли, чтоб ныне тебя обмануть?!
Ты суровой была, ты меня прогнала,
И печальные вздохи мои прокляла,
И не верила ты, что я чист пред тобой,
Что душа моя стала твоею рабой,
Что отныне она лишь тебе отдана
И ни в чем пред своей госпожой не грешна.
Ведь порою, когда меня гложет тоска,
Я гляжу на красавиц, одетых в шелка,
Что, как дикие лани, легки и стройны
И, как царские дочери, томно-нежны,
И проходят они, завлекая меня,
Красотою своею дразня и маня,
И подходят они и зовут за собой,
Наградить обещая наградой любой,
Но их сладостный зов не ласкает мой слух -
Я не внемлю ему, и печален и глух,
"Я спокойно гляжу этим девушкам вслед,
В моем сердце желанья ответного нет,
Ибо сердцем моим завладела она,
Та, что так хороша, и робка, и скромна.
Эта девушка - ветка цветущей весны,
Ее стан - как лоза, ее бедра полны.
Восклицают соседи: "Аллаху хвала,
Что так рано и пышно она расцвела!"
Без чадры она - солнце, в чадре - как луна,
Над которой струится тумана волна.
Она стала усладой и болью для глаз,
Она ходит, в девичий наряд облачась,
Опояской тугою узорный платок
По горячим холмам ее бедер пролег.
Ее шея гибка, ее поступь легка,
Она вся - словно змейка среди тростника.
Ее кожа нежна, как тончайший атлас,
И сияет она, белизною лучась.
Ее лик создавала сама красота,
Радость вешнего солнца на нем разлита.
Ее зубы - что ряд жемчугов дорогих,
Ее груди - два спелых граната тугих,
Ее пальцы, - на свете подобных им пет! -
Как травинки, впитавшие росный рассвет.
Завитки ее черных блестящих волос -
Как плоды виноградных блистающих лоз,
Ее речи - цветы, ее голос медвян -
Словно шепчется с желтым нарциссом тюльпан.
Никого не ласкала она до меня
И любовного раньше не знала огня.
Она вышла однажды - и мир засиял,
Сам Аллах мне в тот миг на нее указал.
И прошла она мимо, как серна скользя,
И я понял, что спорить с судьбою нельзя.
И любовь в моем сердце тогда родилась,
И была велика этой девушки власть.
И спросил я людей: "Вы заметили свет,
Что течет от нее?" - и услышал ответ:
"Ненавистного лик отвратительней туч,
А любимого лик - словно солнечный луч".
"Бубенцы и ожерелья рок унес..."
Бубенцы и ожерелья рок унес,
И мой плащ насквозь промок от ливня слез.
Каждый день уходят близкие от нас,
Одинокий, жду, когда пробьет мой час.
На ветру я, как больная птица, стыну
И мою предвижу горькую судьбину...
Нет друзей... Одни стяжатели вокруг,
Всех снедает лютой алчности недуг.
Люди, люди, вы цари, когда берете,
Вы презренные рабы, когда даете!
Вопрошали меня близкие с тоской:
"Неужели одинаков род людской?"
Отвечал я: "Люди - звери двух сортов,
Я делю двуногих на свиней и псов,
Отличаются одни собачьей хваткой,
А другие свинской, грязною повадкой".
Много ль скромных, чьи потребности малы,
Много ль матерей, достойных похвалы?
Где отыщешь силача и добряка,
Друга, чья душа щедра и широка?
Поиски мои - напрасные старанья,
Я скиталец, беспокойный вечный странник...
Так уйди же в тень, живи и сир и наг
И не домогайся преходящих благ!
Жаждем мы богатства в страсти неуемной
И порой теряем свой достаток скромный.
А в итоге все уйдет, в забвенье канет,
Кто нас вспомнит, добрым словом кто помянет?..
Знаю, говорят, что я умен и смел,
Говорят, я истину найти сумел.
Но простая истина у мудреца:
Бедность и богатство - все в руке творца.
Человек, ведь ты в своей судьбе не волен,
Так не суетись и малым будь доволен.
Сердце обуздай, к терпенью приучи
И разбавленным вином себя лечи.
"Сколь безмерна, повелитель, власть твоя!.."
Сколь безмерна, повелитель, власть твоя!
Коль прикажешь - станем мы летать, как птицы...
И поверь мне, клятвы не нарушу я:
Я ведь благороден, лгать мне не годится.
Спас меня ты, повелитель мусульман,
Как умелый врач больного лихорадкой, -
В наслажденья погружен, в туман, в дурман,
Я, бедняга, изнывал от жизни сладкой.
Добрые советы были мне не впрок,
Отличался я упрямством беспримерным, -
С материнским молоком впитав порок,
Следовал всю жизнь своим привычкам скверным.
Повелитель, видел ты меня насквозь
И решил спасти поэта от напасти,
Но в итоге ухватил напасть за хвост
И не разглядел ее разверстой пасти,
Ибо ты ошибся в выборе людей
И не дураков послал ко мне с приказом -
Я же маг, певец, великий чародей,
У меня язык остер и светел разум.
Мне внимают юноши и старики
С удивлением, с восторгом небывалым,
И стихи мои журчат, как ручейки,
Жемчугами сыплются, сверкают лалом.
Людям я дарю то сладостный покой,
То волненье, то блаженное забвенье
И пред ними нескудеющей рукой
Рассыпаю драгоценные каменья.
Люди говорят: "Владыки дружат с ним,
Он прославился средь персов и арабов,
И огонь его горит, неугасим,
Вдохновляя сильных, согревая слабых.
Сочетались в нем и ум и широта -
Все ему понятно, все легко дается.
Он не сетует, когда мошна пуста,
Деньги раздобыв, над ними не трясется.
Женщины ликуют от его острот,
От серьезных слов становятся серьезней,
И к нему, премудрому, идет народ
И толпится у ворот до ночи поздней.
В годы юности он был силен и смел,
Львы пред ним дрожали и скулили в страхе.
Нас он песнями любви пленить сумел,
Но разгневался халиф, - и он - во прахе..."
Понял ты, о Махди, славный наш халиф,
В чем спасение, в чем гибель для поэта?
Впрочем, я теперь спокоен и счастлив,
Ибо без любви ни зла, ни грусти нету.
("Сколь безмерна, повелитель, власть твоя!.." - Аббасидский халиф аль-Махди (775-785) из ханжества запретил Башшару ибн Бурду писать стихи любовного содержания, ибо, как утверждали недруги поэта при дворе, стихи его, так же как и поведение, были непристойны. В ответ Башшар ибн Бурд написал это сатирическое стихотворение.)