(Абу Нувас (762-813). О поэте см. Арабская поэзия средних веков. Послесловие.)
"О ты, кладущий яйца куропатки..." (Перевод М. Кудинова)
О ты, кладущий яйца куропатки
Под курицу! Когда б твои повадки
Глазам ее открылись только раз,
За свой подлог остался б ты без глаз.
О ты, который, опыту не веря,
В солончаках решил сажать деревья,
Не видишь разве - зло царит вокруг.
О ком сказать ты можешь: "Вот мой друг"?
"Ты глыбой ненависти стал..." (Перевод М. Кудинова)
Ты глыбой ненависти стал,
Стоишь - не сдвинуть: крепче скал.
С тобой общаться - как на гору
Карабкаться в плохую пору.
Аллах, когда тебя лепил,
Не подсластил, не посолил.
Я разгадать тебя пытался,
Но, что ты, так и не дознался.
Смех тратить на тебя - грешно,
Воздать хвалу тебе - смешно.
Посмотришь на тебя, о боже!
Лицо с пометом птичьим схоже.
И если ночь ты пережил,
Пусть утром хлынет кровь из жил.
А если очутился в море,
Дай бог, чтоб утонул ты вскоре,
"Кубки, наши соколы..." (Перевод М. Кудинова)
Кубки, наши соколы,
За вином летают;
Лютни, наши луки,
Сладостно играют.
Наша дичь - газели,
Утренние зори,
А добыча - девушки
С нежностью во взоре.
С пылкими сраженьями
Наши ласки схожи,
И бои ведем мы
На любовном ложе,
Кровь не проливаем,
Без греха воюем,
Утром мы пируем,
Вечером пируем.
"О, как прекрасна эта ночь..." (Перевод М. Кудинова)
О, как прекрасна эта ночь и как благословенна!
Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный.
Я поцелуя лишь просил - она была щедрее,
От счастья я в ее отказ поверил бы скорее.
"Лицо его - словно луна..." (Перевод М. Кудинова)
Лицо его - словно луна, а к губам поднесенный
Сверкающий кубок похож на светильник зажженный.
Оружьем любви он увешан, и меч его взора
Дарован ему красотой для любовного спора.
Улыбка - кинжал его, брови - что выгнутый лук,
А копья-ресницы смятение сеют вокруг.
"Купил беспутство я..." (Перевод М. Кудинова)
Купил беспутство я, не понеся урона:
Мной благочестье было продано законно;
Я легкомыслие избрал поводырем,
Теперь уж до конца ходить мне с ним вдвоем.
Одну красотку с подведенными глазами,
С лицом как свет зари, горячую, как пламя,
Податливую христианку много раз
И в поздний час я целовал, и в ранний час.
Была красотка моему приходу рада
И знала хорошо, что ждет ее награда,
И открывала мне бутыли, где давно
Хранилось старое, но чистое вино.
Прошли пред ним века, не знавшие покоя,
Ему известен Ной и даже предки Ноя,
И я красавицу поил им, и она
Пьянела - но, клянусь, не только от вина.
"Старик отведал поутру..." (Перевод М. Кудинова)
Старик отведал поутру божественного зелья,
Что избавляет от забот и дарит нам веселье.
У мирозданья все цвета то зелье похищает,
И в кубке радугой горит, и взор наш восхищает.
Старик смеется и поет, и данью восхваленья
Должны стихи ему платить за этот смех и пенье.
Кувшин, и кубок, и бурдюк - для старика отрада.
За то, что он всегда хмельной, корить его не надо.
"Покуда взор мой..." (Перевод М. Кудинова)
Покуда взор мой полный кубок не узреет,
Нет радости ни в чем, ничто меня не греет.
Берут заботы в плен и на душе темно!
Оружья лучшего не сыщешь, чем вино!
А если бы вино ключом однажды стало,
Замки скупцов оно легко бы открывало.
Дни без него пусты и мрачны вечера,
И я пью вечером и снова пью с утра -
С вином не расстаюсь, и если ненароком
Ты укоришь меня, то в этом мало проку.
"Настало утро, и запели птицы..." (Перевод М. Кудинова)
Настало утро, и запели птицы.
О братья, не пора ли нам напиться?
Проснитесь же! Кувшин скорбит о том,
Что день грядет, а мы объяты сном.
Вино еще не смешано с водою,
Смешаешь их - расстанешься с бедою.
Все радостным покажется вокруг,
И станет шутником твой хмурый друг.
Урод красавцем станет, а тупица,
Вдруг поумнев, на нас не будет злиться.
Так выпьем, чтобы нам с утра опять
Блистать умом, шутить и хохотать.
"Томность глаз твоих..." (Перевод М. Кудинова)
Томность глаз твоих - свидетель верный,
Что провел ты ночь совсем не скверно.
Так признайся, правды не тая,
Что была блаженной ночь твоя.
Пил вино ты из большого кубка -
И вином пропитан, словно губка.
А любовь тебе дарила та,
Чье лицо прекрасно, как мечта.
Струны лютни для тебя звучали,
Струны сердца лютне отвечали.
"О лжесоветчик, расточающий упреки..." (Перевод М. Кудинова)
О лжесоветчик, расточающий упреки
За то, что пью вино! Слова твои жестоки.
Вино внушило мне не расставаться с ним,
Похвальное заставило считать плохим,
Оно здорового недугом заражает,
Больных в цвета здоровья обряжает.
Я расточителен, покуда есть вино,
И алчен, как скупец, когда на дне оно.
"Где в жизни что-нибудь найдешь..." (Перевод М. Кудинова)
Где в жизни что-нибудь найдешь, имеющее сладость?
Все в жизни горько, как миндаль, а горечь нам не в радость.
И разве не заметил ты, что даже в самой сути
Жизнь - это горькая вода, в которой столько мути?
"Когда, увидав на лице моем..." (Перевод М. Кудинова)
Когда, увидав на лице моем брызги вина,
Над жизнью моей непутевой смеется она,
Я ей говорю: "Для меня ты желаннее всех,
Но ты же и всех бессердечней со мной, как на грех,
Желаньям моим дай исполниться! Жизнью клянусь
(Хоть сердишься ты, да и сам на тебя я сержусь),
Клянусь моей жизнью: пожертвовать жизнью я рад
За ласку твою, за один твой приветливый взгляд.
Я дам тебе все, даже птичьего дам молока,
Хотя с казначейством я дел не имею пока".
"С вином несмешанным..." (Перевод М. Кудинова)
С вином несмешанным ты кубка не бери
Из рук жеманницы, чей взгляд нежней зари.
Сильней вина тот взгляд пьянит, суля нам счастье,
И в сердце у тебя зажжет он пламя страсти.
Погибли многие от этого огня,
Газель жеманную в жестокости виня.
К ней близко подойдешь - уж на судьбу не сетуй,
Ее оружие - звенящие браслеты.
"Что за вино!.." (Перевод М. Кудинова)
Что за вино! Как будто в кубках пламя
Зажгло свои светильники над нами;
Как будто благовоньями полно
С водою в брак вступившее вино.
На пиршестве в нас посылая стрелы,
Оно не ранит ими наше тело,
Оно не угрожает нам бедой.
Мне юноша смешал вино с водой,
И пил из кубка я неторопливо,
Другой рукой лаская стан красивый
Газели стройной - был я как во сне
И, опьянев, она сказала мне:
"Настойчив будь, мой повелитель милый!
Заставь меня склониться перед силой".
И, погрузив мой взор в ее глаза,
"Приди ко мне на ложе", - я сказал.
И шелковый шнурок мы развязали,
И мы парчу кафтана разорвали.
"Вот юноши, чей лик..." (Перевод М. Кудинова)
Вот юноши, чей лик подобен звездам ночи.
Как веселы они! Заботы их не точат,
А кубок их манит... Когда ночная мгла
Свой плащ раскинула и жажду в них зажгла,
В путь тронулись они, пошел я с ними тоже,
И был хозяин винной лавки потревожен:
Я барабанил в дверь его, что было сил.
"Скажите, кто там?" - он испуганно спросил.
Ответил я: "Здесь тот, кого веленья страсти
Влекут сюда, и нет ему иного счастья".
Тогда хозяин рассмеялся и сказал:
"На пользу мне твой стук, как я теперь узнал".
И он светильником нам осветил дорогу.
Потом невесту, охраняемую строго,
Извлек на божий свет - тот лучший дар земли
Для венценосного Хосрова берегли,
А ныне юноша, украшенный серьгами,
Дар этот в кубки льет холеными руками.
Прекрасен юный лик - как солнцем озарен,
Ночь в волосах его, судьбе подобен он,
Судьбе, не терпящей согласия людского,
Судьбе, что разжигать раздоры их готова.
"Я этого глупца..." (Перевод М. Кудинова)
Я этого глупца в кругу друзей увидел.
Он был противен мне, его я ненавидел.
"Чего бы ты хотел?" - спросил меня глупец.
Ответил я: "Хочу, чтоб смолк ты наконец".
"Жизнь - это пир..." (Перевод М. Кудинова)
Жизнь - это пир, где для одних - веселье и утеха,
А для других - утехи нет, другим уж не до смеха.
Один богатством окружен - что делать с ним, не знает,
Другой, промаявшись весь день, голодным засыпает.
И так издревле повелось: одним нужна лишь малость,
А у других - желаний нет: им в жизни все досталось.
"Тому, кто знает скрытое, хвала!.." (Перевод М. Кудинова)
Тому, кто знает скрытое, хвала!
Превратностям и тайнам нет числа.
Немилостива к нам судьба бывает:
Она цветы надежды обрывает.
Душа моя, о, до каких же пор
К мечте пустой прикован будет взор?
Душа моя, пока ты в состоянье
Покаяться - предайся покаянью.
Проси того, кто милостив для всех,
Чтоб и тебе он отпустил твой грех.
Как налетают ветры непогоды,
Так кружат надо мной мои невзгоды.
И пусть многообразья жизнь полна,
Пусть все несхожи - смерть для всех одна.
Стремись же к благочестью всей душою:
Оно ведь благо самое большое,
Хотя на протяжении веков
Никто им не спасался от грехов.
"Если безденежье будет..." (Перевод М. Кудинова)
Если безденежье будет и впредь продолжаться,
Дом я покину, с родными придется расстаться,
Даже одежду придется продать, и тогда
Дом свой покинуть уж я не смогу никогда.
"О ты, в глазах которой - скорпион..." (Перевод М. Кудинова)
О ты, в глазах которой - скорпион,
Всех проходящих мимо жалит он.
О ты, на чьем лице рассвет алеет,
Он никогда не меркнет, не бледнеет.
О ты, что мне дала надежды свет,
Не ярок он, и радости в нем нет.
Ты отвернулась - и слова привета,
Слова мои остались без ответа.
"Бедой великой ныне я сражен..." (Перевод М. Кудинова)
Бедой великой ныне я сражен:
Меня забыла та, в кого влюблен.
А я из-за любви к ней и влеченья
Нешуточные вытерпел мученья.
Теперь она со мною холодна,
И писем нет - не шлет их мне она.
О, как это на истину похоже:
Кто скрылся с глаз - ушел из сердца тоже!
"Пить чистое вино..." (Перевод М. Кудинова)
Пить чистое вино готов я постоянно,
Газелей стройных я целую неустанно.
Пока не порвана существованья нить,
Блаженство райское должны мы все вкусить.
Так пей вино и наслаждайся созерцаньем
Лица, что привлекло своим очарованьем;
Цветы шиповника на щечках расцвели,
В глазах все волшебство и неба и земли,
А пальцы тонкие, что кубок обхватили,
В себе всю красоту земную воплотили.
"То высится как холм она..." (Перевод М. Кудинова)
То высится как холм она, то как тростник склонилась,
Ей прелесть редкая дана, в ней юность воплотилась.
Отсюда далеко она. Но встреча с ней, поверьте,
Порой опасности полна: взглянул - и близок к смерти,
Сидит ли молча пред тобой иль говорит несмело -
Натянут лук ее тугой, неотвратимы стрелы.
О ты, что создана была из красоты и света,
Ты, у кого моя хвала осталась без ответа, -
Обремени меня грехом: мне будет в утешенье,
Что не войдут тогда в мой дом другие прегрешенья.
"Как сердце бедное мое кровоточит!.." (Перевод М. Кудинова)
Как сердце бедное мое кровоточит!
Газелью ранен я - был бесполезен щит.
Из-за нее я обезумел в миг единый,
Хоть в волосах моих уже блестят седины.
Проходит ночь без сна, и кажется к утру,
Что смерть моя близка, что скоро я умру:
Коль сердце ранено любви стрелою меткой,
Искусство лекаря тут помогает редко.
"Посланец мой сказал..." (Перевод М. Кудинова)
Посланец мой сказал: "Записку я вручил,
Но вот ответа на нее не получил".
Я у него спросил: "Она ее читала?"
"Читала", - он сказал. "О, это уж немало! -
Воскликнул я тогда. - Доволен я вполне:
Ее приход сюда ответом будет мне".
Надеждой тешусь я в моей печальной доле,
Чтоб наземь не упасть, не закричать от боли.
"Просил у нее поцелуя..." (Перевод М. Кудинова)
Просил у нее поцелуя, и мной он получен -
Но после отказов, которыми был я измучен.
Тогда я воскликнул: "Раздвинь милосердья границы:
Нельзя ли еще на один поцелуй расщедриться?"
Она улыбнулась и мне повторила присловье,
Известное персам, и нам оно тоже не внове:
"Не надо ребенку игрушку давать дорогую:
Получит одну - и потребует сразу другую".
"Доставлю радость я тебе..." (Перевод М. Кудинова)
Доставлю радость я тебе - умру от горя
И замолчу навек... Случится это вскоре.
Для сердца твоего легко меня забыть,
А я храню обет - до смерти верным быть.
Все изменяется под хладною луною.
Как изменилась ты! Как холодна со мною!
Но если я теперь ничто в твоих глазах,
То истину тебе не дал узреть Аллах.
"Улыбаются розы..." (Перевод М. Кудинова)
Улыбаются розы, и звонкие струны звенят.
Флейта стонет и плачет, наполнился звуками сад.
Веселятся друзья, породненные дружбой сердечной,
Никого нет на свете родней, чем товарищ беспечный.
И друг друга вином угощают из кубков друзья,
От сосцов, источающих хмель, оторвать их нельзя.
Сколько раз поскользнулся хмельной - сосчитать невозможно,
Сколько раз поднимался, испачканный пылью дорожной!
"Пустыни воспевать?.." (Перевод М. Кудинова)
Пустыни воспевать? Но нет до них мне дела;
И девы красота душой не завладела;
Любить и воспевать другое мне дано:
От Вавилона к нам дошедшее вино.
Вода, смешавшись с ним, его не украшает,
Оно - всесильный дух, что в тело проникает.
Отведавший его на крыльях воспарит,
А глупый - как мудрец с людьми заговорит.
Однажды темною дождливою порою
С друзьями, чьи сердца не ведали покоя,
Я в лавку винную отправился... Купцы
Уж спали, мрак объял лачуги и дворцы.
Ломились в лавку мы. Купец дрожал от страха,
Он мог защиты ждать от одного Аллаха.
Он притворялся, будто спит, решив, что мы
Или ночной патруль, или исчадья тьмы.
Тут стали звать его по имени мы дружно,
И он сообразил: бояться нас не нужно.
Приход наш выгоду одну сулил, и, нам
Ответив наконец, он бросился к дверям.
И, убежденный, что никто его не тронет,
Блестя улыбкою, склонился он в поклоне.
Теперь готов он был сказать сто раз подряд:
"Добро пожаловать, входите, я вам рад".
И лампу он принес, чтоб нам пройти свободно,
И было у него все, что душе угодно.
Ему сказали мы: "Поторопись, купец,
Ночь скоро дню отдаст свой царственный венец".
И золотистое вино в расцвете силы
Принес он, и оно кипело и бурлило.
Блеск пламени его к себе манил наш взгляд,
Вдыхали ноздри наши тонкий аромат.
Флейтистка нас игрой своей увеселяла,
Склониться перед ней могли б немые скалы.
И не было ее милее и нежней,
Кто видел раз ее, стремиться будет к ней.
В кафтан одетый, виночерпий к нам явился,
От юного лица роз аромат струился.
Но благовоньями он не был умащен:
Благоухал красой и молодостью он.
И виночерпий нас поил, не уставая,
Ты чашу осушил - уже кипит другая.
Потом он песню спел, мы вторили ему:
"Грущу в чужих краях, вперяя взор во тьму".
Кто был из нас влюблен, тот слезы лил в печали,
И радости конец те слезы означали.
Но не смущал других любовный этот плач,
А в это время ночь разорвала свой плащ,
И скрылся Сириус, и означало это
Победу близкую грядущего рассвета.
"О упрекающий..." (Перевод М. Кудинова)
О упрекающий, в вино влюблен я страстно!
Так не брани меня: ведь брань твоя напрасна.
Без кубка пенного я не провел ни дня,
Как все запретное, вино влечет меня.
Мне перед пиршеством не жгли сомненья душу,
Не будучи глухим, упреков я не слушал.
И не был никогда товарищем скупцу:
Дружить со скупостью нам, щедрым, не к лицу.
Дарю лишь тем, кто щедр, свое расположенье,
Они внушают мне любовь и уваженье.
Вино, как девушка-плутовка, чья краса
Подобна молнии, пронзившей небеса.
Тебя душа вина сочла за совершенство
И вот зовет вкусить греховного блаженства.
Ты, как красавицей, был соблазнен вином,
Теперь все мысли и мечты твои - о нем.
Перед подругами красавица гордится,
Что всех она хитрей, а с виду - голубица.
Она внушает страсть, что всех страстей сильней,
И бубны звонкие трепещут перед ней.
И к лютне тянется она, когда по кругу
Пускают чашу и глядят в глаза друг другу.
В забавах рыцарских не уступая мне,
Из лука зверя бьет и скачет на коне.
На ней мужской кафтан, она не носит шали
И кудри коротко стрижет, чтоб не мешали.
Ей верным сыном я останусь до конца,
И от меня вино не отвратит лица.
Мне кубка жаль скупцу, тут со скупцом мы схожи,
Мне благородное вино всего дороже.
Зато таких, как сам, им щедро одарю,
Вино к нам милостиво, с ним мы как в раю.
"Я наслажденьям предаюсь..." (Перевод М. Кудинова)
Я наслажденьям предаюсь, отбросив всякий стыд,
И эту тайну мой язык от смертных не таит.
Ничтожество людское мне известно, и прощенья
Не собираюсь я просить за эти наслажденья.
Я знаю, время - западня и смерть там ждет меня,
Но наслажденьям предаюсь, как будто вечен я.
И на законы бытия взираю я спокойно:
Ведь с ними примирил меня наш виночерпий стройный.
Ной древний взращивал лозу, а в кубок влагу льет
Тот, кто с газелью юной схож, кто радость нам несет.
Здоровьем пышет лик его, но кажется нам томным,
Он жизнь дарует, если добр, убьет отказом скромным.
Горячих солнечных лучей глаза его полны,
А на груди как будто блеск серебряной луны.
И руки в темных рукавах напоминают очень
Сиянье радостных светил во мраке жаркой ночи.
Вино отраднее с ним пить, чем, позабыв покой,
Коня на битву снаряжать или спешить на бой.
Какая радость у людей, которым копья-руки
Подносят кубок роковой, таящий смерть и муки?
И много ли отрады в том, когда им шлет привет
Блеск машрафийского меча - и стона ждет в ответ?
"Дай волю юности!.." (Перевод М. Кудинова)
Дай волю юности! Седины, тусклый взор
Все наслажденья обрекают на позор.
Пусть кубок с девственным вином, идя по кругу,
Дарует хмель свой и красавице и другу.
Как бы от вечности самой утаено,
Хранилось у купца заветное вино.
Там пряталось оно в кувшине, врытом в землю,
Таилось ото всех, в своей бутыли дремля.
В двойном сосуде коротало вечера,
В сосуде, созданном искусством гончара.
Как петушиный глаз, вино во тьме сверкало,
Бахрейнским мускусом оно благоухало.
С друзьями юными не раз случалось нам
К виноторговцу в дверь стучаться по ночам.
Из тайников своих он извлекал охотно
Сосуд и в нем вино нежней, чем дух бесплотный.
И, чудо увидав, - искрящийся сосуд, -
Так восклицали мы: "Что происходит тут?"
"Откуда в час ночной сияние рассвета?"
Но кто-то возражал: "Нет, свет пожара это!"
И вот уже юнцы нам в кубки льют пожар,
Один одет в кафтан, а на другом зуннар.
Свет принесли они - и все пути открылись
Для поздних путников, что ночью заблудились.
Вино в присутствии воды как бы дрожит,
И от него вода испуганно бежит.
Вино, как некий дух, готовый скрыться в тучи
От догоняющей его звезды падучей.
Но кубок не дает ему бежать, и вот
Оно в нем плещется и через край течет.
И мы из кубка пьем вино, что с небом схоже,
Осколки тысяч лун в его таятся ложе.
Нагим пришло вино, но своего врага
Вода, смешавшись с ним, одела в жемчуга.
Хоть ожерелия они не составляют,
Но пузырьки воды искрятся и сверкают.
Живет в квартале нашем девушка, и ей
Покорны звуки струн, как госпоже своей.
Струна басовая, струна вторая, третья
Звучат на лютне самой сладостной на свете.
Великий мастер создавал ее в тиши,
Без струн она была, как тело без души.
И мастер дерево искал, чтоб дать ей тело,
Взял в роще лучшее и принялся за дело.
Хоть не замешано здесь было волшебство,
Волшебным выглядит творение его.
Как скорпиона хвост - изогнутая шея
У лютни, созданной руками чародея.
И с голосом людским струна вступает в спор,
Когда заводит песнь разноязычный хор.
Так торопись вкусить все эти наслажденья,
Ведь всепрощающий дарует нам прощенье.
"Когда любимая покинула меня..." (Перевод М. Кудинова)
Когда любимая покинула меня,
На небесах померкло солнце - светоч дня.
И так измучили меня воспоминанья,
Так думы черные терзали мне сознанье,
Что дьявола тогда призвал я, и ко мне
Явился он потолковать наедине.
"Ты видишь, - я сказал, - от слез опухли веки,
Я плачу, я не сплю, погублен я навеки.
И если ты свою здесь не проявишь власть,
Не сможешь мне вернуть моей любимой страсть,
То сочинять стихи я брошу непременно,
От песен откажусь, забуду кубок пенный,
Засяду за Коран, и будешь видеть ты,
Как я сижу за ним с утра до темноты.
Молиться я начну, поститься честь по чести,
И будет на уме одно лишь благочестье..."
Вот что я дьяволу сказал... Прошло три дня -
Моя любимая пришла обнять меня.
"Вперед, друзья, на славный бой..." (Перевод Б. Шидфар)
Вперед, друзья, на славный бой, мы - рыцари вина!
Благоуханием ночным душа услаждена.
Хмельное зелье манит нас. Приняв смиренный вид,
Оно повалит храбреца и вольного пленит.
Кувшин и кубок одолев, мы обнажили дно,
Но кратким было торжество - сразило нас вино.
От алых отблесков его горит моя ладонь,
А блеск сжигает мне глаза, как греческий огонь.
Оно, как пышущий костер, внушая страх сердцам,
Потоком в глотки полилось отважным молодцам.
Умом людским повелевать познавши ремесло,
Оно у вечности седой на лоне возросло.
А поутру весна в саду покажет ясный лик,
Здесь нам подарит аромат душистый базилик.
Шурша от зависти листвой, одежды разодрав,
Нам на подушки бросит сад охапки свежих трав.
Вино уж смешано с водой, от пены поседев.
Налей, красотка, нам полней, ты краше райских дев!
Пусть наших глаз язык немой сердца соединит,
Какой мудрец неслышных слов значенье объяснит?
Моля о встрече, только я пойму ее ответ:
Мне "да" ответили глаза, промолвят губы: "Нет!"
Спроси: "Какой язык важней?" - и мой ответ таков:
Язык влюбленных на земле всех выше языков!
("Вперед, друзья..." - Греческий огонь - горючие, легко воспламеняющиеся смеси, употреблявшиеся византийцами для военных целей. В частности, Константин IV применял греческий огонь против арабов во время осады Константинополя в 678 году.)
"Глупец укоряет меня за вино..." (Перевод Б. Шидфар)
Глупец укоряет меня за вино,
Ему дураком умереть суждено.
Он разве не знал: от подобных ему
Такие упреки я слышу давно!
Его ли мне слушать? Всевышний Аллах
Вино запрещает - я пью все равно.
Наполню я кубок вином на заре -
Как солнечный свет золотится оно.
Бранись, лицемер, от упреков твоих
В груди пламя жажды возожжено.
"Смерть проникла в жилы..." (Перевод Б. Шидфар)
Смерть проникла в жилы, сжав меня в тиски,
Лишь глаза и мысли все еще живут
Да трепещет сердце, полное тоски...
Кто сочтет последних несколько минут?
Лишь себе послушны, как черны виски,
К богу мы взываем только в смертный час.
Где мои утехи? Их смели пески.
Где вы, дни и ночи? Как вернуть мне вас?
Поднимите бремя гробовой доски,
Чтоб наполнить кубок мне в последний раз!
"Стены и замки в степях и горах..." (Перевод Б. Шидфар)
Стены и замки в степях и горах
Волею судеб рассыплются в прах.
Разум бессонный о смерти твердит,
Дней быстротечность внушает нам страх.
Грусть коротка у безмолвных могил,
Кратко веселье на шумных пирах.
Жалкая доля - лишь саван да гроб -
Все достоянье в обоих мирах.
"Хвала тебе, боже!.." (Перевод Б. Шидфар)
Хвала тебе, боже! Могучей десницы движенье
Из небытия бросает нас в мир униженья -
Чтоб нам умолкать перед наглостью злого невежды,
Чтоб попраны были заветные сердца надежды.
Я верности, дружбы и братства уже не взыскую,
Спросить я хочу - кто познал благодарность людскую?
Добряк благодушный, ты станешь насмешек мишенью,
Людей возлюби - и не будет конца поношенью.
Друзей заведи, не жалей ни добра, ни досуга,
Любовь расточай и надейся на преданность друга,
Делись сокровенным, предайся душою и телом,
Стань духом бесплотным, что бродит в краю запустелом,
Забудь о делах, лишь исполни друзей пожеланье,
Стань жертвой покорной, что люди ведут на закланье,
Ослушаться их не посмей, ну а если невольно
Из уст твоих вырвется дерзкое слово "довольно", -
Тебя оболгут, и вкусишь ты превратности рока,
Беспутным ославят того, кто не ведал порока.