Скачок первый

Было это в Мадриде, в конце июля. Только что пробило одиннадцать вечера - зловещий час для прохожих^*, а в темную, безлунную пору самое подходящее и законное время для темных делишек и шуточек со смертью. Прадо замирал, изрыгая запоздалые кареты, - там кончалось последнее действие комедии прогулок, а в купальнях Мансанареса столичные Адамы и Евы, скорей испачканные песком, нежели обмытые водой, восклицали: "Расходитесь, река кончилась"^**, когда дон Клеофас Леандро Перес Самбульо, идальго из поместья "Четыре ветра", кавалер многих сквозняков на перекрестке четырех имен, начинающий влюбленный и вечный студент, пробирался на четвереньках, со шпагой и щитом, по коньку одной из мадридских крыш, спасаясь от блюстителей закона, преследовавших его за насилие, в котором он ни сном ни духом не был повинен, хотя в списке должников некоей потрепанной девицы удостоился двадцать второго места. От бедного лисенсиата требовали, чтобы он один оплатил то, чем угощалось столько народу; но так как ему вовсе не хотелось услышать "да будут двое едина плоть" (окончательный приговор священника, иже в силе отменить лишь викарий Заупокой, судья мира иного), то он, не долго думая, перемахнул, как на крыльях, с упомянутой крыши на соседнюю и вскочил в чердачное окно, привлеченный огоньком, там мерцавшим, словно путеводная звезда средь бури. Беглец приложился - одновременно и подошвами и устами - к полу чердака, приветствуя его, как потерпевший кораблекрушение - гавань, и радуясь, что оставил в дураках всех крючкотворов, а заодно разбил добропочтенные мечты доньи Томасы де Битигудиньо, поддельной девицы, которая, как фальшивая монета, имела хождение лишь в темноте. Девица сия для вящего успеха своей затеи не преминула совершить сделку о купле-продаже и с капитаном тех самых молодчиков, которые, по ее жалобе оседлав коньки, исследовали, подобно береговому дозору, море мадридских крыш. Каково же было их изумление, когда они убедились, что корабль, оснащенный плащом и шпагой, от них ускользнул, умыкая честь сеньоры, промышлявшей девственностью. Что до нашей доньи Томасы, то, узнав об этом, она поклялась выместить неудачу на другом желторотом, не смыслящем в уловках девственниц, и в сговоре со старухой, которую величала "тетушка", принялась завлекать его в свои силки, куда уже попалось столько разных залетных пташек.

^* (...зловещий час для прохожих... - По указу 1639 года после одиннадцати часов вечера летом и после десяти зимой разрешалось выливать помои на улицу.)

^** ("Расходитесь, река кончилась"... - Пародируется возглас священника по окончании службы: "Расходитесь, месса кончилась".)

Тем временем студент, едва веря в свое спасение, оттирал камзол от сажи и протирал глаза, разглядывая места, куда причалил, и диковинные предметы, сей вертеп украшавшие. Маяком ему тут послужила подвешенная на крюке плошка, освещавшая огромный старинный стол, а на нем - кипу смятых бумаг, испещренных математическими значками, астрономические таблицы, два глобуса, несколько циркулей и квадрантов - верные приметы того, что внизу проживал астролог, владелец этого странного хозяйства и приверженец черной магии. Как человек ученый и питающий склонность к подобным занятиям, дон Клеофас подошел к столу и начал с любопытством перебирать астрологическую утварь. Внезапно послышался как бы исходивший от нее вздох, но студент решил, что это ему почудилось в ночном мраке, и продолжал внимательно перелистывать трактаты Эвклида и измышления Коперника. Вздох раздался снова, и тогда дон Клеофас, убедившись, что слух его не обманывает, с дерзкой развязностью, подобающей храброму студенту, спросил:

- Что за черт там вздыхает?

И в тот же миг ему ответил голос, вроде бы человеческий, но не совсем:

- Это я, сеньор лисенсиат, я здесь, в колбе, куда меня засадил проживающий внизу астролог; он к тому ж и в черной магии разбирается и вот уже года два как держит меня в неволе.

- Стало быть, ты его домашний бес? - спросил студент.

- Ох, как бы я хотел, - отвечал голос из колбы, - чтобы сюда заглянул служитель святейшей инквизиции и упрятал моего тюремщика и каменный мешок, а меня вызволил из этой клетки для адских попугаев! Но ты явился вовремя и тоже сможешь выпустить меня. Этот тиран, чьим заклятиям я вынужден повиноваться, томит меня праздностью, маринует здесь без дела, меня, самого озорного из всех духов преисподней!

Как истый студент Алькала, дон Клеофас, кипя отвагой, спросил:

- Ты дьявол из простых или из знатных?

- Даже из весьма знатных, - отвечал бесовский сосуд. - Я самый знаменитый бес и в этом и в подземном мире.

- Ты Люцифер? - спросил дон Клеофас.

- Нет, то бес дуэний и эскудеро^*, - ответствовал голос.

^* (Эскудеро - буквально: "щитоносец" - идальго, находившийся в услужении у знатного вельможи. Эта должность считалась не унизительной для бедного дворянина. См. также прим. к с. 54.)

- Ты Сатана? - продолжал спрашивать студент.

- Нет, то бес портных и мясников, - снова ответил голос.

- Ты Вельзевул? - еще раз спросил дон Клеофас.

А голос ему в ответ:

- То бес притонодержателей, распутников и возниц.

- Так кто же ты - Баррабас, Белиал, Астарот? - спросил наконец студент.

- Нет, те старше меня по чину, - отвечал голос. - Я бес помельче, но во все встреваю; я адская блоха, и в моем ведении плутни, сплетни, лихоимство, мошенничество: я принес в этот мир сарабанду, делиго, чакону, бульикускус, соблазнительную капону, гиригиригай, самбапало, мариону, авилипинти, "цыпленка", "обоз", "брата Бартоло", карканьял, "гвинейца", "щегла-щеголька"^*; я изобрел кастаньеты, хакары^**, шутки, дурачества, потасовки, кукольников, канатоходцев, шарлатанов, фокусников - короче, меня зовут Хромой Бес.

^* (...принес сарабанду... "щегла-щеголька"... - Речь идет о различных танцах.)

^** (Хакара - шуточная песенка и танец.)

- Так бы сразу и сказали, - заметил студент, - не пришлось бы долго объяснять. Покорный слуга вашей милости - я давно мечтаю познакомиться с вами. Кстати, сеньор Хромой Бес, не скажете ли мне, почему именно вас так прозвали? Ведь все вы падали с одинаковой высоты^*, и товарищи ваши могли точно так же изувечиться и получить такое же прозвище.

^* (...с одинаковой высоты...- По преданию, до сотворения мира часть ангелов во главе с Люцифером восстала против бога; они были низринуты с небес в ад и стали дьяволами.)

- Сеньор Клеофас Леандро Перес Самбульо, - как видите, ваше имя, вернее, все ваши имена мне известны, ибо вы захаживали по соседству от меня к даме, из-за которой вас давеча преследовала стража и о которой я еще расскажу вам немало чудес, - я ношу такое имя, потому что был первым среди поднявших мятеж на небесах и первым среди низринутых; все прочие свалились на меня, отчего я и получил увечье, и с той поры более других бесов отмечен десницей господа и копытами всех дьяволов, а в придачу и прозвищем. Но хромота не помеха, без меня еще не обошлась ни одна каверза в наших Нижних Провинциях^*, и во всех тамошних делах я не отставал от других, напротив, всегда был впереди - ведь по дороге в ад здоровый и хромой, как ветер, мчат^**. Правда, с тех пор как я сижу в этом маринаде, моя репутация сильно подмокла; а предали меня мои же товарищи за то, что, как гласит кастильская поговорка, Хромой Бес всех чертей хитрей, - самым дошлым из них я не раз продавал кота за черта. Вызволи меня из этого алжирского плена, уж я тебя отблагодарю, исполню все твои желания, - слово дьявола! - ибо хорош я или плох, а тому, кто мне друг, всегда буду другом.

^* (...в наших Нижних Провинциях... - Борьба Нидерландов (Нижних Провинций) за независимость причиняла Испании много неприятностей на протяжении почти ста лет (до окончательного отделения их в 1648 г.), с чем и связано каламбурное уподобление преисподней Нидерландам.)

^** (...как ветер, мчат. - Перефразируется испанская поговорка: "По пути в Сантьяго (знаменитое место паломничества) идет и здоровый и хромой".)

- Как же ты хочешь, - сказал дон Клеофас, меняя учтивый тон на дружески развязный, - чтобы я совершил то, что не под силу даже тебе, самому ловкому бесу?

- Мне нельзя, - молвил дух, - а тебе можно, ибо ты человек, на коем почиет благодать крещения, и, значит, не подвластен заклятиям того, кто вступил в союз с владыками нашей кромешной Гвинеи^*. Возьми тут на столе квадрант и разбей эту колбу. Как только жидкость разольется, я предстану перед тобой в зримом и осязаемом облике.

^* (...нашей кромешной Гвинеи. - Бес уподобляет ад, населенный "черными" дьяволами, Гвинее, откуда в огромном количестве вывозились в Европу и главным образом в Латинскую Америку негры-рабы (первая партия африканских негров была доставлена португальцами в Лиссабон еще в 1441 г.).)

Дон Клеофас не был ни ленив, ни труслив, он тут же исполнил просьбу - схватил квадрант и разбил вдребезги сосуд; со стола полился мутный маринад, в котором хранилась нечистая сила. Взглянув вниз, дон Клеофас увидел на полу маленького человечка, опиравшегося на костыли; голова вся в больших шишках, спереди похожая на тыкву, сзади - на дыню, нос приплюснутый, рот до ушей, на голых деснах ни резцов, ни коренных, только торчат два острых клыка; усы торчком, будто у гирканского тигра^*, а редкие волоски на голове - один здесь, другой там - вроде корешков спаржи, которым так ненавистно общество, что они никогда не сходятся вместе, разве что в пучках на рыночном лотке. Иное дело салат, у того, пока вырастет, все корни друг с дружкой спутаются - ни дать ни взять жители нашей столицы (да не обессудят меня за обидное сравнение!).

^* (...будто у гирканского тигра... - Гиркания, область древней Персии к югу и юго-востоку от Каспийского моря, славилась обилием тигров.)

С отвращением смотрел дон Клеофас на этого уродца, но что поделаешь! Без помощи беса никак ему нельзя было выбраться с чердака, из этой мышеловки астролога, в которую он попал, спасаясь от гнавшихся за ним котов (да простится мне и эта метафора!). Хромой же, схватив его за руку, молвил:

- Пойдем, дон Клеофас! Приступаю к уплате своего долга.

И оба вылетели через слуховое окно, будто ядро из пушки, и летели, не останавливаясь, пока не опустились на верхушку колокольни храма Святого Спасителя, самого высокого сооружения в Мадриде. Пробило час ночи - время, отведенное для покоя и сна, краткая передышка, даруемая нам полчищем житейских забот. В эту пору и зверь и человек погружаются в безмолвие, этот час равняет всех: мужчины и женщины поспешно сбрасывают башмаки и чулки, панталоны и кафтаны, юбки, фижмы, кринолины, сорочки, корсеты и забывают о благоприличиях, уподобляясь прародителям нашим, кои создали всех нас без этого тряпья. Обернувшись к спутнику, Хромой Бес сказал.

- С этой заоблачной башни, высочайшей в Мадриде, я покажу тебе, дон Клеофас, на зависть самому Мениппу из Лукиановых диалогов^*, все, что в такие часы происходит примечательного в испанском Вавилоне, который по смешению языков может поспорить с древним.

^* (...на зависть самому Мениппу из Лукиановых диалогов... - В одном из своих диалогов ("Разговоры в царстве мертвых") знаменитый греческий сатирик Лукиан (около 125 - около 192) выводит философа-киника Мениппа (III в. до н. э.), который, оказавшись в подземном царстве, знакомится с его достопримечательностями.)

И с помощью дьявольских чар Хромой Бес приподнял крыши зданий, точно корку пирога, и обнажил мясную начинку Мадрида в ту пору, когда из-за жары все ставни в домах раскрыты и в недрах этого вселенского ковчега кишит столько наделенной разумом нечисти, что Ноев ковчег против него показался бы жалким и убогим.